https://wodolei.ru/catalog/mebel/
Оуэн отнесся к этой исторической задаче слишком легкомысленно, он едва выкроил пару дней в конце 1963 года, чтобы съездить в Дублин и пообщаться с «Битлз». Затем вернулся домой и настрочил сценарий, из которого, хотя и был он очень смешным, стало ясно, что автор абсолютно ничего не знает о «великолепной четверке».
Сегодня фильм «A Hard Day's Night» воспринимается именно таким, какой он есть на самом деле: пародией на битломанию. Если четверка рокеров и обменивается несколькими солеными репликами, особенно во время знаменитой сцены в поезде, то вся интрига построена в основном вокруг персонажа дедушки Пола, роль которого блестяще исполнил Уилфрид Брамбелл: этот мужичок с физиономией старого козла и провинциальным акцентом завораживал зрителей гораздо больше, чем симпатичные поп-звезды, которым стоило просто выйти на улицу, чтобы вызвать настоящую революцию. Неудивительно, что «Битлз» пришлись не по нраву роли, которые их заставили играть. Они не осмеливались всерьез роптать, однако их жалобы достигли ушей Алуна Оуэна, и это случилось в излюбленном заведении лондонских свингеров– легендарном клубе «Ад Либ».
В то время Леннон частенько проводил вечера в этом модном заведении, расположенном в Сохо на Лейчестер-стрит прямо над кинотеатром «Принц Чарльз». Уже в лифте, поднимавшем посетителей в «Ад Либ», звучала та же музыка, что и в танцевальном зале. Здесь собиралась несколько особая публика, состоявшая в подавляющей массе из очень молодых и странно разодетых людей. Вместо богатых знаменитостей – представителей высшего общества, традиционно заполнявших ночные заведения, это были молодые люди, которые не обладали ни состоянием, ни положением: то были манекенщицы, новоиспеченные рок-звезды, парикмахеры, фотографы, владельцы небольших магазинов, молодые актеры и драматурги. Но именно этой немногочисленной группе людей, находившихся на острие моды, вскоре предстояло осуществить культурную революцию, сначала в Англии, а потом и в Америке.
Здесь танцевали под самую разную музыку, а иногда вождь с Ямайки по имени Уинстон, нанятый специально для таких случаев, выпрыгивал на середину танцплощадки с барабаном в руках и начинал так страстно кружиться на месте, что посетители клуба вскакивали со своих мест, выстраивались в линию и принимались танцевать конгу, спускаясь, крича и толкаясь, по лестнице с пятого этажа, затем делая змеиный разворот и поднимаясь по ступеням обратно наверх.
Джон Леннон был менее всего похож на танцора конги, он усаживался на специальный диванчик и напивался, что-то втолковывая кому-нибудь на ухо, а после отправлялся шататься по улицам в поисках шумной драки. (Такие развлечения обычно прекращал его шофер, бывший боксер, которому всегда удавалось свести потери до минимума.)
Однажды вечером, беседуя с актрисой Билли Уайтхолл, Джон неожиданно обрушился на Алуна Оуэна.
«Этот тип – полное говно! – воскликнул он. – Не может написать даже пару интересных реплик!» Он ставил ему в вину то, что сценарист, совершенно не разобравшись, кем в действительности были «Битлз», ограничился созданием однобокого образа. Но больше всего его злил детский юмор фильма. Никогда в жизни «Битлз» не говорили так, как их заставили делать это на экране, они были гораздо тоньше; в реальной жизни ничтожнейшая из произносимых ими фраз стоила всех реплик из фильма «A Hard Day's Night».
Когда Оуэну передали его слова, он потребовал у Леннона объяснить причину своих унизительных замечаний. Джон отреагировал с присущим ему лицемерием. «Да ладно, Эл, что бы они там ни болтали, ты же знаешь, как я тебя люблю», – стал оправдываться Джон.
«Тогда почему ты сказал, что я не могу написать ничего путного?» – продолжал настаивать обиженный драматург.
«Слушай, Эл, – запротестовал Джон, – она начала расхваливать тебя, так что мне просто пришлось тебя вырубить, понял? Если ты кому-то платишь, то имеешь право и обложить его. Ничего личного!» Во время премьеры Джон выдержал лишь несколько минут, после чего выбежал из кинозала с криком: «Я не могу вынести эту лажу!» Один только Джордж досидел до конца.
Расхожее мнение, сложившееся у публики о «Битлз» как о молодых королях поп-музыки, распевающих в свое удовольствие старые эстрадные номера, абсолютно не соответствовало действительности. На самом деле они продолжали оставаться четырьмя наивными провинциалами, которые профессионально разбирались только в одном – в поп-музыке. Когда же дело доходило до всего остального – от съемок фильма до оборудования жилища – им приходилось полагаться на профессионалов, которых в качестве продюсеров, режиссеров, сценаристов, фотографов, пресс-атташе, декораторов и так далее подбирал для них менеджер группы. И только после того как они наконец убедились в некомпетентности всех этих людей, «Битлз» взяли свою карьеру в собственные руки. Первым делом они отделались от Дезо Хоффмана, автора всех банальных фотографий, на которых «Битлз» изображены в застывших позах, точно театральная труппа. Начав с осуществления контроля за собственными фотографиями, они постепенно перешли к контролю за качеством звукозаписи, а затем шаг за шагом подошли к самой ответственной сфере, которая заключалась в управлении собственными деньгами. Но прежде чем они добьются этого, после съемок первого фильма пройдет целых пять лет.
Единственное, в чем они были самостоятельны в отношении фильма, – это музыка. Именно их песням фильм был обязан своим триумфом. С первой же взрывной ноты заглавной песни альбома слушатель невольно поднимал голову, признавая, что музыкантам удалось сделать огромный шаг вперед. Джон Леннон находился в этот момент в своей лучшей форме, доказательством чему явилась история написания песни, давшей название фильму.
Съемки были в самом разгаре, а Шенсон все еще пребывал в поисках звучного названия. Однажды Джон рассказал ему, что Ринго обожает переделывать английские выражения, подстраивая их под собственные мысли. К примеру, фраза «a hard night's work» превратилась у него в «a hard day's night». Выражение очень понравилось Шенсону, и он попросил Леннона написать, используя его, какую-нибудь зажигательную мелодию, которая могла бы сопровождать титры в начале фильма. При этом продюсер предоставил Джону свободу в сочинении слов – вовсе не требовалось, чтобы они соответствовали сюжету картины. Джон немедленно потребовал отвезти его домой. Он добрался до Эмперорз Гейт, когда уже стемнело. На следующее утро Шенсона пригласили подняться в гардеробную к музыкантам, где он застал Леннона и Маккартни, которые, должно быть, проработали всю ночь. С гитарами в руках, они готовились исполнить новую песню. С трудом разбирая слова, нацарапанные на обложке книги, они запели и привели Шенсона в полный восторг. Но еще более сильное впечатление он получил на следующий день, когда услышал запись этой вещи, сделанную Джорджем Мартином.
Первый диск «Битлз», привлекший к себе внимание серьезных знатоков поп-музыки, «A Hard Day's Night», разрушил образ милых мальчиков и показал наконец пламенную душу Леннона. Безудержная ковбойская скачка на фоне приглушенного звона колокольчиков Уилсона Пикетта и ударных в стиле Бадди Холли, прерываемых вибрирующими звуками Олда Рэнглера, – вся эта мешанина заимствований, понадерганных у других исполнителей, получила совершенно оригинальное звучание за счет того, что Леннон придал ей никогда ранее не использовавшуюся в поп-музыке негритянскую тонально окрашенную текстуру. Эта песня была написана по правилам модальной системы, от которой отказались еще в XVII веке, перейдя к тональной системе композиции, но которая сохранилась в британской, ирландской и американской фольклорной музыке, вдохновившей Леннона. И хотя текст песни соответствовал клише обычной любовной тематики в стиле «я-не-могу-дождаться-когда-вернусь-к-тебе-бэби», настоящим сюжетом явилась «работа», тяжелая, изнурительная работа, которую должны выполнять люди для того, чтобы выжить, и только музыка помогает им забыть об этом.
Подобный отход от романтического сюжета скоро станет характерным для всего творчества Леннона, несмотря на то, что он шел вразрез с самой сутью успеха «Битлз». Стоило «ливерпульским мальчикам» добиться коммерческого успеха, как они стали сочинять преимущественно любовные песни, предназначенные тинейджерскому поп-рынку. Первые сто песен, подписанные дуэтом Леннон – Маккартни, были посвящены исключительно слюнявой любовной тематике. Но если такое положение дел нисколько не смущало Пола, то с Джоном обстояло иначе: у него возникло чувство совершенного предательства не только по отношению к самому себе, но еще и к той музыке, которую он любил. Что было общего у всех величайших героев рока – Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Мика Джаггера, Джима Моррисона или Джимми Хендрикса? Что составляло саму его суть? Уж, конечно, не любовная тематика! Скорее, это был эксгибиционистский нарциссизм молодого «мачо», хвастливого и самовлюбленного, считавшего себя пупом земли. Вот о чем мечтал Джон Леннон и чего не мог себе позволить, поскольку образ Битла предполагал постоянную игру в милого мальчика, запутавшегося в бесконечной любовной мелодраме. И тогда он стал поступать так, как должен поступать любой серьезный художник, достойный этого имени, оказавшийся вынужденным работать в коммерческом окружении: начал обогащать свою работу элементами подлинного творчества.
Попытки Леннона насытить воркующую эстрадность поп-музыки неистовством рока отчетливо заметны в композиции «Any Time At All», одной из самых волнующих вещей того периода. Голос Леннона, поддерживаемый револьверными выстрелами барабанов, вылетал, будто пуля, заряженная страстью ритуальных танцев в отблесках огней, приближая его исполнение к манере Литтл Ричарда или Джеймса Брауна. Но огонь Леннона был холодным, поскольку сам он был порождением более холодной культуры, и тем не менее уже тогда в его самоопьяняющем голосе явно проступало подлинное исступление госпела.
Правда, Джон не сразу нашел верное решение, он неожиданно отказался от образа юного «мачо», вернувшись к маске «хорошего парня», и принялся обещать оставленной девушке, что вечно будет любить только ее, причем в своей первой попытке написать лирическую балладу – «If 1 Fell» – он заставил свой голос звучать так торжественно, что это звучание больше подошло бы для школьного гимна, чем для песни о любви. Но едва Джон нашел выход, обозначенный песней «Any Time At All», его голос снова зазвучал, подобно щелканью хлыста в воздухе. И вновь он ощутил экстаз танца у костра.
Из всех пластинок, записанных Ленноном вместе с «Битлз», «A Hard Day's Night» больше всего отражает состояние его души и является чуть ли не сольным альбомом. И если музыка этого диска не имела ничего общего с фильмом, который всего лишь воспроизвел привычный образ «великолепной четверки», она этому образу не противоречила: ведь огромный успех «Битлз» покоился на множестве выдуманных историй о четверке толстощеких парней из рабочих кварталов, которых любили как шаловливых, но невинных детей. Весь фильм – это рассказ об обыкновенных мальчишках, разыгравшихся и орущих не на сцене, как этого можно было бы ожидать, а на детской площадке, как это было изображено на знаменитой фотографии Дезо Хоффмана, где вся четверка разом дружно подпрыгивает.
Образ «Битлз» как бесполых и очаровательных детей пришелся по вкусу пуританскому миру англо-саксонских, в частности, американских родителей. Они сами бросились покупать своим отпрыскам билеты на премьеру «A Hard Day's Night», в точности повторяя историю с самым известным фильмом Элвиса – «Blue Hawaii», также признанным «семейной картиной». Но как бы ужаснулись эти добропорядочные мамаши и папаши, если бы узнали, какому разврату еженощно предавались «Битлз» в течение всего мирового турне этого года! Леннон окрестил его одним емким словом – «Сатирикон».
«Битлз» разработали целую систему, позволявшую им в течение долгих лет постоянно развлекаться с поклонницами: проведение этих операций было поручено трем абсолютно надежным сотрудникам, которые постоянно работали с группой. Главным ответственным за поставку девочек был здоровенный очкастый Мэл Эванс, руководитель бригады по установке аппаратуры. В своей книге «Битлз» в Южном полушарии" Гленн Э. Бейкер описывает это турне с большим юмором: «Мэл Эванс обладал выдающимся даром подбирать подходящих девочек. Обычно он просто тыкал пальцем: „Ты, и ты, и ты, ну ладно, и ты тоже“, после чего отобранных овечек загоняли в специальную комнату, откуда... Нил (Аспинал) осуществлял бесперебойную их подачу для удовлетворения плотских потребностей всех участников тура, подписавшихся на эту услугу».
Австралийский журналист Джим Орам, сопровождавший группу во время турне, добавляет: «Джон и Пол вели себя особенно отвязно. Они были просто ненасытны: совсем молоденькие и очень опытные, красавицы и дурнушки. Я прекрасно помню, как одна девица в Аделаиде поутру утащила домой простыню, на которой ее лишили девственности!» «Насколько я знаю, – вторит его коллега Боб Роджерс, – они ни разу не повторились. Они предпочитали довольствоваться кем попало, чем одной и той же красоткой дважды. В конце концов, пресытясь этими самками, чуть что падавшими на спину при виде ребят, они потеряли всякую чувствительность. Если бы так пошло и дальше, парни могли превратиться в гомосексуалистов – настолько им надоел традиционный секс. Поскольку в 1964 году еще не существовало противозачаточных пилюль, я просто уверен, что весь следующий год Австралию трясло от настоящего битловского бэби-бума».
Обмен партнершами, которым «Битлз» так увлекались еще в Гамбурге, продолжался и в Австралии. Гленн Э. Бейкер вспоминает, что «одна молодая девушка из Куинсленда, вышедшая позднее за видного биржевого воротилу и занявшая свое место среди столпов высшего общества в Сиднее, нередко устраивала приемы в шестидесятые годы, неизменно развлекая гостей подробным рассказом о том, как ей удалось переспать со всеми четырьмя „Битлз“ в течение одной ночи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Сегодня фильм «A Hard Day's Night» воспринимается именно таким, какой он есть на самом деле: пародией на битломанию. Если четверка рокеров и обменивается несколькими солеными репликами, особенно во время знаменитой сцены в поезде, то вся интрига построена в основном вокруг персонажа дедушки Пола, роль которого блестяще исполнил Уилфрид Брамбелл: этот мужичок с физиономией старого козла и провинциальным акцентом завораживал зрителей гораздо больше, чем симпатичные поп-звезды, которым стоило просто выйти на улицу, чтобы вызвать настоящую революцию. Неудивительно, что «Битлз» пришлись не по нраву роли, которые их заставили играть. Они не осмеливались всерьез роптать, однако их жалобы достигли ушей Алуна Оуэна, и это случилось в излюбленном заведении лондонских свингеров– легендарном клубе «Ад Либ».
В то время Леннон частенько проводил вечера в этом модном заведении, расположенном в Сохо на Лейчестер-стрит прямо над кинотеатром «Принц Чарльз». Уже в лифте, поднимавшем посетителей в «Ад Либ», звучала та же музыка, что и в танцевальном зале. Здесь собиралась несколько особая публика, состоявшая в подавляющей массе из очень молодых и странно разодетых людей. Вместо богатых знаменитостей – представителей высшего общества, традиционно заполнявших ночные заведения, это были молодые люди, которые не обладали ни состоянием, ни положением: то были манекенщицы, новоиспеченные рок-звезды, парикмахеры, фотографы, владельцы небольших магазинов, молодые актеры и драматурги. Но именно этой немногочисленной группе людей, находившихся на острие моды, вскоре предстояло осуществить культурную революцию, сначала в Англии, а потом и в Америке.
Здесь танцевали под самую разную музыку, а иногда вождь с Ямайки по имени Уинстон, нанятый специально для таких случаев, выпрыгивал на середину танцплощадки с барабаном в руках и начинал так страстно кружиться на месте, что посетители клуба вскакивали со своих мест, выстраивались в линию и принимались танцевать конгу, спускаясь, крича и толкаясь, по лестнице с пятого этажа, затем делая змеиный разворот и поднимаясь по ступеням обратно наверх.
Джон Леннон был менее всего похож на танцора конги, он усаживался на специальный диванчик и напивался, что-то втолковывая кому-нибудь на ухо, а после отправлялся шататься по улицам в поисках шумной драки. (Такие развлечения обычно прекращал его шофер, бывший боксер, которому всегда удавалось свести потери до минимума.)
Однажды вечером, беседуя с актрисой Билли Уайтхолл, Джон неожиданно обрушился на Алуна Оуэна.
«Этот тип – полное говно! – воскликнул он. – Не может написать даже пару интересных реплик!» Он ставил ему в вину то, что сценарист, совершенно не разобравшись, кем в действительности были «Битлз», ограничился созданием однобокого образа. Но больше всего его злил детский юмор фильма. Никогда в жизни «Битлз» не говорили так, как их заставили делать это на экране, они были гораздо тоньше; в реальной жизни ничтожнейшая из произносимых ими фраз стоила всех реплик из фильма «A Hard Day's Night».
Когда Оуэну передали его слова, он потребовал у Леннона объяснить причину своих унизительных замечаний. Джон отреагировал с присущим ему лицемерием. «Да ладно, Эл, что бы они там ни болтали, ты же знаешь, как я тебя люблю», – стал оправдываться Джон.
«Тогда почему ты сказал, что я не могу написать ничего путного?» – продолжал настаивать обиженный драматург.
«Слушай, Эл, – запротестовал Джон, – она начала расхваливать тебя, так что мне просто пришлось тебя вырубить, понял? Если ты кому-то платишь, то имеешь право и обложить его. Ничего личного!» Во время премьеры Джон выдержал лишь несколько минут, после чего выбежал из кинозала с криком: «Я не могу вынести эту лажу!» Один только Джордж досидел до конца.
Расхожее мнение, сложившееся у публики о «Битлз» как о молодых королях поп-музыки, распевающих в свое удовольствие старые эстрадные номера, абсолютно не соответствовало действительности. На самом деле они продолжали оставаться четырьмя наивными провинциалами, которые профессионально разбирались только в одном – в поп-музыке. Когда же дело доходило до всего остального – от съемок фильма до оборудования жилища – им приходилось полагаться на профессионалов, которых в качестве продюсеров, режиссеров, сценаристов, фотографов, пресс-атташе, декораторов и так далее подбирал для них менеджер группы. И только после того как они наконец убедились в некомпетентности всех этих людей, «Битлз» взяли свою карьеру в собственные руки. Первым делом они отделались от Дезо Хоффмана, автора всех банальных фотографий, на которых «Битлз» изображены в застывших позах, точно театральная труппа. Начав с осуществления контроля за собственными фотографиями, они постепенно перешли к контролю за качеством звукозаписи, а затем шаг за шагом подошли к самой ответственной сфере, которая заключалась в управлении собственными деньгами. Но прежде чем они добьются этого, после съемок первого фильма пройдет целых пять лет.
Единственное, в чем они были самостоятельны в отношении фильма, – это музыка. Именно их песням фильм был обязан своим триумфом. С первой же взрывной ноты заглавной песни альбома слушатель невольно поднимал голову, признавая, что музыкантам удалось сделать огромный шаг вперед. Джон Леннон находился в этот момент в своей лучшей форме, доказательством чему явилась история написания песни, давшей название фильму.
Съемки были в самом разгаре, а Шенсон все еще пребывал в поисках звучного названия. Однажды Джон рассказал ему, что Ринго обожает переделывать английские выражения, подстраивая их под собственные мысли. К примеру, фраза «a hard night's work» превратилась у него в «a hard day's night». Выражение очень понравилось Шенсону, и он попросил Леннона написать, используя его, какую-нибудь зажигательную мелодию, которая могла бы сопровождать титры в начале фильма. При этом продюсер предоставил Джону свободу в сочинении слов – вовсе не требовалось, чтобы они соответствовали сюжету картины. Джон немедленно потребовал отвезти его домой. Он добрался до Эмперорз Гейт, когда уже стемнело. На следующее утро Шенсона пригласили подняться в гардеробную к музыкантам, где он застал Леннона и Маккартни, которые, должно быть, проработали всю ночь. С гитарами в руках, они готовились исполнить новую песню. С трудом разбирая слова, нацарапанные на обложке книги, они запели и привели Шенсона в полный восторг. Но еще более сильное впечатление он получил на следующий день, когда услышал запись этой вещи, сделанную Джорджем Мартином.
Первый диск «Битлз», привлекший к себе внимание серьезных знатоков поп-музыки, «A Hard Day's Night», разрушил образ милых мальчиков и показал наконец пламенную душу Леннона. Безудержная ковбойская скачка на фоне приглушенного звона колокольчиков Уилсона Пикетта и ударных в стиле Бадди Холли, прерываемых вибрирующими звуками Олда Рэнглера, – вся эта мешанина заимствований, понадерганных у других исполнителей, получила совершенно оригинальное звучание за счет того, что Леннон придал ей никогда ранее не использовавшуюся в поп-музыке негритянскую тонально окрашенную текстуру. Эта песня была написана по правилам модальной системы, от которой отказались еще в XVII веке, перейдя к тональной системе композиции, но которая сохранилась в британской, ирландской и американской фольклорной музыке, вдохновившей Леннона. И хотя текст песни соответствовал клише обычной любовной тематики в стиле «я-не-могу-дождаться-когда-вернусь-к-тебе-бэби», настоящим сюжетом явилась «работа», тяжелая, изнурительная работа, которую должны выполнять люди для того, чтобы выжить, и только музыка помогает им забыть об этом.
Подобный отход от романтического сюжета скоро станет характерным для всего творчества Леннона, несмотря на то, что он шел вразрез с самой сутью успеха «Битлз». Стоило «ливерпульским мальчикам» добиться коммерческого успеха, как они стали сочинять преимущественно любовные песни, предназначенные тинейджерскому поп-рынку. Первые сто песен, подписанные дуэтом Леннон – Маккартни, были посвящены исключительно слюнявой любовной тематике. Но если такое положение дел нисколько не смущало Пола, то с Джоном обстояло иначе: у него возникло чувство совершенного предательства не только по отношению к самому себе, но еще и к той музыке, которую он любил. Что было общего у всех величайших героев рока – Элвиса Пресли, Литтл Ричарда, Мика Джаггера, Джима Моррисона или Джимми Хендрикса? Что составляло саму его суть? Уж, конечно, не любовная тематика! Скорее, это был эксгибиционистский нарциссизм молодого «мачо», хвастливого и самовлюбленного, считавшего себя пупом земли. Вот о чем мечтал Джон Леннон и чего не мог себе позволить, поскольку образ Битла предполагал постоянную игру в милого мальчика, запутавшегося в бесконечной любовной мелодраме. И тогда он стал поступать так, как должен поступать любой серьезный художник, достойный этого имени, оказавшийся вынужденным работать в коммерческом окружении: начал обогащать свою работу элементами подлинного творчества.
Попытки Леннона насытить воркующую эстрадность поп-музыки неистовством рока отчетливо заметны в композиции «Any Time At All», одной из самых волнующих вещей того периода. Голос Леннона, поддерживаемый револьверными выстрелами барабанов, вылетал, будто пуля, заряженная страстью ритуальных танцев в отблесках огней, приближая его исполнение к манере Литтл Ричарда или Джеймса Брауна. Но огонь Леннона был холодным, поскольку сам он был порождением более холодной культуры, и тем не менее уже тогда в его самоопьяняющем голосе явно проступало подлинное исступление госпела.
Правда, Джон не сразу нашел верное решение, он неожиданно отказался от образа юного «мачо», вернувшись к маске «хорошего парня», и принялся обещать оставленной девушке, что вечно будет любить только ее, причем в своей первой попытке написать лирическую балладу – «If 1 Fell» – он заставил свой голос звучать так торжественно, что это звучание больше подошло бы для школьного гимна, чем для песни о любви. Но едва Джон нашел выход, обозначенный песней «Any Time At All», его голос снова зазвучал, подобно щелканью хлыста в воздухе. И вновь он ощутил экстаз танца у костра.
Из всех пластинок, записанных Ленноном вместе с «Битлз», «A Hard Day's Night» больше всего отражает состояние его души и является чуть ли не сольным альбомом. И если музыка этого диска не имела ничего общего с фильмом, который всего лишь воспроизвел привычный образ «великолепной четверки», она этому образу не противоречила: ведь огромный успех «Битлз» покоился на множестве выдуманных историй о четверке толстощеких парней из рабочих кварталов, которых любили как шаловливых, но невинных детей. Весь фильм – это рассказ об обыкновенных мальчишках, разыгравшихся и орущих не на сцене, как этого можно было бы ожидать, а на детской площадке, как это было изображено на знаменитой фотографии Дезо Хоффмана, где вся четверка разом дружно подпрыгивает.
Образ «Битлз» как бесполых и очаровательных детей пришелся по вкусу пуританскому миру англо-саксонских, в частности, американских родителей. Они сами бросились покупать своим отпрыскам билеты на премьеру «A Hard Day's Night», в точности повторяя историю с самым известным фильмом Элвиса – «Blue Hawaii», также признанным «семейной картиной». Но как бы ужаснулись эти добропорядочные мамаши и папаши, если бы узнали, какому разврату еженощно предавались «Битлз» в течение всего мирового турне этого года! Леннон окрестил его одним емким словом – «Сатирикон».
«Битлз» разработали целую систему, позволявшую им в течение долгих лет постоянно развлекаться с поклонницами: проведение этих операций было поручено трем абсолютно надежным сотрудникам, которые постоянно работали с группой. Главным ответственным за поставку девочек был здоровенный очкастый Мэл Эванс, руководитель бригады по установке аппаратуры. В своей книге «Битлз» в Южном полушарии" Гленн Э. Бейкер описывает это турне с большим юмором: «Мэл Эванс обладал выдающимся даром подбирать подходящих девочек. Обычно он просто тыкал пальцем: „Ты, и ты, и ты, ну ладно, и ты тоже“, после чего отобранных овечек загоняли в специальную комнату, откуда... Нил (Аспинал) осуществлял бесперебойную их подачу для удовлетворения плотских потребностей всех участников тура, подписавшихся на эту услугу».
Австралийский журналист Джим Орам, сопровождавший группу во время турне, добавляет: «Джон и Пол вели себя особенно отвязно. Они были просто ненасытны: совсем молоденькие и очень опытные, красавицы и дурнушки. Я прекрасно помню, как одна девица в Аделаиде поутру утащила домой простыню, на которой ее лишили девственности!» «Насколько я знаю, – вторит его коллега Боб Роджерс, – они ни разу не повторились. Они предпочитали довольствоваться кем попало, чем одной и той же красоткой дважды. В конце концов, пресытясь этими самками, чуть что падавшими на спину при виде ребят, они потеряли всякую чувствительность. Если бы так пошло и дальше, парни могли превратиться в гомосексуалистов – настолько им надоел традиционный секс. Поскольку в 1964 году еще не существовало противозачаточных пилюль, я просто уверен, что весь следующий год Австралию трясло от настоящего битловского бэби-бума».
Обмен партнершами, которым «Битлз» так увлекались еще в Гамбурге, продолжался и в Австралии. Гленн Э. Бейкер вспоминает, что «одна молодая девушка из Куинсленда, вышедшая позднее за видного биржевого воротилу и занявшая свое место среди столпов высшего общества в Сиднее, нередко устраивала приемы в шестидесятые годы, неизменно развлекая гостей подробным рассказом о том, как ей удалось переспать со всеми четырьмя „Битлз“ в течение одной ночи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69