Великий Византии по-прежнему оставался свободным.
Отступление стоило нам жизней нескольких тысяч хороших солдат. От моей когорты осталась едва ли одна манипула. Но как бы ни велики были наши потери, нам не в чем было упрекнуть себя. Варвары были истощены так же, как и мы, а их потери ещё значительнее.
Сражение прекратилось, по крайней мере на какое-то время, и я получил возможность вернуться в Византии для лечения и отдыха. Изможденный, с болью в сердце и наконечником стрелы в правом бедре, я въехал в город на старой лошади, измученной не меньше меня. Мои немногочисленные пожитки были приторочены к луке седла у меня за спиной.
Стража у городских ворот едва ли заметила меня, да и кого мог заинтересовать возвращающийся из армии солдат; все её внимание было приковано к богатому купцу, ехавшему на породистой лошади впереди большого каравана тяжело нагруженных мулов. Несомненно, стражники рассчитывали на получение хорошей взятки за право беспрепятственного допуска каравана в пределы столицы.
Я медленно ехал по кривым улочкам старого города, смакуя его неповторимые запахи, вслушиваясь в звуки его шумных улиц, радуясь оживленным лицам случайных прохожих.
Уличные торговцы наперебой расхваливали свои товары. Владельцы крупных лавок степенно беседовали с солидными клиентами о последних ценах и о погоде. Дурманящие ароматы жареной баранины, лука и заправленного пряностями вина приятно щекотали ноздри.
Над низкими крышами домишек рыночного квартала парил в голубом небе величественный купол храма.
Я направил к нему свою усталую лошадь.
Если все равно я должен возблагодарить Создателя за счастливое избавление от многочисленных опасно-военного похода, почему бы мне не вознести сваи в самом большом и знаменитом храме? – подумал я.
Правда, где-то, в самой глубине моего сознания, меня продолжал точить червячок сомнения, происходит все это со мной наяву или я вижу волшебный сон, находясь совсем в ином месте. Но это обстоятельство не слишком беспокоило меня.
В самом деле, какая разница, решил я. Я жив и обязан принести мои молитвы Господу и Его Святым за все, что они сделали для меня, и за упокой души моих павших товарищей.
Наконец я выехал на широкую, вымощенную брусчаткой площадь перед собором.
– Эй, ты, не смей привязывать свою клячу здесь! – услышал я неприятный дребезжащий голос.
Я оглянулся и увидел тощего грязного старикашку в мерзких лохмотьях, грозившего мне высохшим кулачком.
– Эта коновязь предназначена для благородных господ, родителей и гостей жениха и невесты. Найди для своего коняги другое место.
Что и говорить, стоявшие у входа в храм холеные лошади были не чета моему бедному старому коню, у которого можно было пересчитать ребра.
– Эти проклятые солдаты думают, что им все дозволено, – не унимался старый хрыч. – Сражались бы лучше с варварами, а не лезли туда, куда их не просят.
Не сказав ни слова, я отвел своего скакуна к самой дальней коновязи и привязал его там.
– Мою лошадь и пожитки я оставляю на твое попечение, старик, – сказал я, вернувшись к главному входу и наполовину вытаскивая из потрепанных ножен мою добрую саблю с эфесом, украшенным драгоценными камнями, пожалуй, единственную ценную вещь, имевшуюся в моем багаже, за исключением вот этого клинка. – Он пролил кровь большего числа варваров, чем имеется волосинок в твоей поганой бороденке. Если по возвращении из храма я не найду моего коня и вещей, я познакомлю тебя с ним.
Глаза старого пройдохи сверкнули от злости, но на, «тот раз он благоразумно придержал язык. Я повернулся и вошел в храм. Внутри было холодно и темно, освещен был только один из боковых приделов, где происходило бракосочетание. Там стояли хорошо одетые люди, по всей видимости, хозяева тех лошадей, что я видел снаружи.
Преклонив колени на каменном полу, я едва мог видеть огромную мозаичную фигуру Христа, выложенную на внутренней поверхности центрального купола. Тусклый свет падал на неё сквозь цветные стекла многочисленных окон.
Справа от главного входа, рядом с массивной мраморной купелью, стояла статуя Святой Софии. Как ни странно, но черты лица Святой, вырезанные умелой рукой художника из потемневшего от старости дерева, показались мне на удивление знакомыми. Я припомнил, что уже видел их однажды у другой статуи в Афинах. Та статуя, изваянная рукой знаменитого языческого скульптора, была посвящена Афине Палладе, покровительнице знаменитого города древнего мира.
И хотя облачение обеих статуй было совершенно различным, я без труда узнал её характерные черты.
Мне показалось, что она улыбается мне, наполняя блаженным теплом мое истерзанное сердце.
Я не стал долго задерживаться в храме. Произнеся короткую благодарственную и чуть более пространную поминальную молитву Спасителю, я вышел из собора, опасаясь за судьбу своих пожитков и лошади. Физиономия старого хрыча не внушала мне особого доверия.
Мои опасения оказались напрасными. Старикан стоял на прежнем месте, наблюдая за лошадьми богатых прихожан. Рядом с ними мой собственный конь выглядел и впрямь не слишком прилично.
– А что, солдаты теперь не платят людям, которые сторожат их лошадей? – проворчал он, когда я проходил мимо.
– У солдат не бывает денег, пока им самим не заплатят, – огрызнулся я, – а никто из нас не видал и медной монеты с того времени, как мы покинули этот город несколько месяцев тому назад.
– Скажи это кому-нибудь другому, – фыркнул он, явно не поверив ни одному моему слову.
Меня поставили на постой в семье, жившей за пределами городских стен. Трудно было ожидать, что лица хозяев расцветут от радости при моем появлении. Я был для них лишним ртом или, скорее, даже двумя, если принимать в расчет моего коня. Семья и без того едва сводила концы с концами, воспитывая пятерых детей, старшему из которых минуло чуть больше десяти лет.

Глава семьи оказался лудильщиком, зарабатывавшим в базарные дни себе на хлеб ремонтом старых горшков и других изделий из меди. Он сразу дал мне понять, что денег, отпущенных ему армией за мой постой, явно недостаточно и на многое мне рассчитывать не приходится.

Зато мальчишки сразу окружили меня, засыпав градом вопросов о войне и о землях, в которых я побывал. Они с любопытством разглядывали мое лицо, и я не сразу догадался, что мои многочисленные шрамы поразили их ещё детское воображение.
Их мать умерла от лихорадки, эпидемия которой опустошила город полтора года назад, и хозяину пришлось нанять молоденькую служанку, крепкую рыжеволосую северянку, которая готовила обед и присматривала за детьми. Ко всему прочему, она была довольно миловидна, с чистой белой кожей, ещё не успевшей огрубеть от тяжелой работы.
Меня невольно заинтересовали её взаимоотношения с ещё не старым вдовцом.
Двое старших парнишек помогли мне распаковать мои нехитрые пожитки и перенести их в дом, после чего занялись моей лошадью.
Во время ужина они настойчиво продолжали расспрашивать меня о сражениях и победах, но все, о чем я мог им рассказать, были битвы, заканчивавшиеся нашим поражением и отступлением под натиском безжалостного противника. Отец мальчишек ел свой ячменный суп с черным хлебом и угрюмо молчал, лишь сердитого ворча всякий раз, когда хорошенькая служанка улыбалась мне.
– Сколько язычников ты сам убил? – спросил меня старший мальчуган.
– Слишком много, – ответил я, – но все равно недостаточно.
– А что испытывает человек, когда убивает себе подобных? – поинтересовалась служанка.
– Лучше убить самому, чем позволить врагу убить тебя, – ответил я не думая. Она покачала головой.
– Я знаю, что Святая Церковь благословила войну против них, но все же Христос учил нас, что убивать грешно, не так ли?
Ее явное неодобрение разозлило меня.
Я мог бы рассказать ей, что делали язычники с христианками, когда брали их в плен, описать сожженные деревни, где женщин сначала насиловали, а затем вспарывали им животы на глазах их собственных детей, судьба которых порой бывала и того хуже.
Но я не сказал ничего, потому что неожиданно мне стало стыдно.
Мои собственные солдаты проделывали то же самое, когда мы захватывали деревню варваров.
– Все они язычники, – вступился за меня старший парнишка, – слуги антихриста. Убивать их совсем не грех, как говорят отцы Церкви. Они вообще не люди.
– У них такая же красная кровь, как и у нас, – проворчал я себе под нос.
– Ну и что с того. Пролей её столько, сколько сможешь.
Что тебе делать здесь? Возвращайся на войну как можно скорее, – фактически хотел сказать он мне. И я решил последовать его совету. Это не мой дом, и он никогда не будет моим. Как только нога заживет, я вернусь к моим солдатам, – пообещал я себе.
После ужина мальчишки предложили мне занять их постель, но я только рассмеялся им в ответ.
– Я спал на голой земле так долго, что, пожалуй, не смог бы уснуть, оказавшись на куче соломы.
Развернув свое походное одеяло, я растянулся на полу, недалеко от их кровати.
Незадолго перед тем как уснуть, я услышал, как старший из ребят сказал своему младшему брату:
– На следующий год я буду достаточно взрослым, чтобы пойти в армию.
– Не делай этого, – против воли вырвалось у меня. – Лучше оставайся дома и помогай отцу растить твоих братьев.
– Служба в армии приносит мужчинам славу.
– На войне нет славы, – угрюмо отозвался я. – Ты уж поверь мне. Там только боль и кровь.
– Воевать с язычниками – значит сражаться за дело нашего Господа…
– Лучше живи, сынок, во славу Господа. Убивать людей – значит служить сатане.
– Но что плохого в том, чтобы убивать язычников? Священники благословили эту войну.
Еще бы, подумал я устало. Они всегда так делают.
– Сам император…
– Ложись спать, – неожиданно для самого себя гаркнул я, – и забудь об армии. Только болван пойдет на войну, когда он не обязан этого делать.
Мои слова заставили его замолчать.
Я повернулся на другой бок и сразу заснул, мечтая о будущем, когда корабли полетят к звездам.

Глава 27

Я проснулся в своей каюте на борту «Аполлона» от того, что кто-то грубо потряс меня за плечо. Рядом со мной стояла Фреда.
– Взгляни лучше на это сообщение, – посоветовала она, – я получила его во время последней корректировки курса.
Встряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, я ткнул пальцем в сторону дисплея, укрепленного над моим изголовьем.
– Включи его.
На снимке ясно были видны два крейсера скорписов, зависших в пустоте, на фоне звездного неба.
– Как ты думаешь, они засекли нас? – спросил я.
– Скорее всего, да, – пожала плечами Фреда. – Их сенсоры не хуже наших, если не лучше.
– Но пока они не сделали ничего, чтобы остановить нас.
– Прошло всего тридцать секунд.
Я бросил взгляд на цифры, появившиеся на экране. Крейсеры продолжали медленно дрейфовать в пространстве, не обращая на нас никакого внимания.
– Похоже, они не торопятся, – вздохнул я.
– А куда им спешить? Флот Гегемонии наверняка уже перекрыл большинство возможных точек нашего выхода, – заметила Фреда. – Им достаточно знать наше точное местонахождение и время, когда мы доберемся до системы Джотто.
– Как далеко от Лориса мы сейчас находимся? – спросил я, усаживаясь на кровати и натягивая мундир. – Если мы сумеем выйти в обычное пространство в пределах самой системы, нам не о чем особенно беспокоиться.
– Автоматы разнесут нас на куски в доли секунды. Это так же верно, как если бы мы приближались к Прайму.
– Тогда сработали наши почтовые капсулы. Мы можем использовать этот трюк ещё раз.
– И привести у себя на хвосте весь флот скорписов, – добавила Фреда, нахмурясь.
– Что же ты предлагаешь? – спросил я.
Она ответила не сразу.
Либо она не знает, что сказать, успел подумать я, либо знает ответ слишком хорошо и сейчас прикидывает, как бы получше преподнести его мне.
– Мы можем изменить курс, – произнесла она наконец, – зачем нам лететь на Лорис и класть свои головы в пасть льву? Существуют сотни других систем, тысячи планет. Выбор велик…
– Мы должны доставить нашу пассажирку для встречи с лидерами Содружества. Они находятся на Лорисе. Вот почему мы и должны лететь именно туда.
– Мы можем взять курс на тысячу других планет и уже оттуда отправить сообщение на Лорис, – возразила Фреда.
– А если скорписы обнаружат нас на одной из этих планет, что тогда?
– Шансы на то, что это может произойти, настолько ничтожны, что…
– Но если нас все-таки найдут, какие у нас будут шансы остаться в живых? – прервал её я. – Нулевые! – И, не дав ей возможность возразить мне, тут же добавил: – Лорис хорошо защищен, и все оборонительные силы системы будут на нашей стороне. В крайнем случае, будем пробиваться с боем.
Мне определенно не удалось убедить её. Но не мог же я сказать Фреде, что основной причиной моего желания поскорее оказаться на Лорисе было критическое состояние Ани. Даже во время криосна её силы продолжали убывать. Золотой бог был причиной её болезни, и моим единственным шансом спасти Аню была смерть самого Атена.
Избрав своей штаб-квартирой Лорис, столицу Содружества, Атен вряд ли бы снизошел до того, чтобы явиться на встречу с нами на одну из предложенных мною планет. Следовательно, я должен был лететь на Лорис, какой бы рискованной ни казалась подобная попытка.
Выражение лица Фреды недвусмысленно говорило о том, что она думает о моем решении.
– Курс прямо на Лорис, – приказал я, вложив в свои слова как можно больше решительности. – Точка нашего выхода в обычное пространство должна находиться в пределах самой системы. Выполняйте!
– Дуракам закон не писан, – пробормотала Фреда угрюмо.
– Что это значит?
– Ничего особенного. Фольклор. Древняя история…
Человеческие чувства – забавная вещь. Согласно показаниям наших датчиков, мы неслись в пространстве со скоростью, многократно превышавшей скорость света, но ощущение было такое, что наш «Аполлон» неподвижно висит в пустоте.
Так прошло ещё несколько дней, пока наконец не настало утро, когда Фреда сказала мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40