– Мне необходимо чуточку прошвырнуться, Аткинс.– Да, сэр. – Сержант продолжал идти рядом. Как только они подошли к лифтам, створки одного из них тут же распахнулись. Лифт направлялся вниз, следователь и его помощник вошли в него, и сразу же развернулись лицом к дверям.– Похоже, что мы удачно выбрали лифт, – произнес кто-то за их спинами.Аткинс услышал, как заработал мотор и, обернувшись, разглядел ухмылку на губах комментатора, а также стрекочущую камеру в руках оператора.– Скажите, а священнику отрезали голову, – начал было комментатор, – или...Не задумываясь, Аткинс со всего маху врезал комментатору в челюсть. От неожиданности и силы удара тот стукнулся головой о стенку лифта. Из разбитой губы брызнула кровь, комментатор осел на пол и потерял сознание. Аткинс перевел взгляд на оператора, и тот сразу же опустил камеру. Сержант посмотрел на Киндермана. Казалось, следователь даже и не заметил происшедшего. Он молчал, уставившись в пол и засунув руки в карманы. Аткинс нажал кнопку, и лифт остановился на втором этаже. Взяв следователя под руку, сержант бережно вывел его из лифта.– Аткинс, что это ты затеял? – рассеянно пробормотал Киндерман. Сейчас он выглядел жалким и беспомощным стариком. – Я хочу прошвырнуться.– А мы как раз и идем гулять, лейтенант. Вот сюда, прошу вас.Аткинс проводил лейтенанта в другое крыло больницы и, вызвав лифт, спустился с Киндерманом на первый этаж. Ему не хотелось натолкнуться в вестибюле на журналистов. Миновав еще несколько длинных коридоров, они оказались в конце концов на улице, но только с другого выхода, рядом с территорией университета. Небольшой портик оберегал их от дождя, который заметно усилился к этому времени. Молча наблюдали они за ливневыми струями. Вдалеке группа студентов в разноцветных куртках и плащах припустилась бегом, торопясь на завтрак. Две подружки-студентки, заливаясь смехом и прикрывая газетами головы, выпорхнули из общежития.– Этот человек был настоящей поэмой, – нежно произнес Киндерман. Аткинс ничего не ответил. Он продолжал следить за дождевыми потоками.– Аткинс, я хочу немного побыть один. Спасибо тебе.Аткинс обернулся и внимательно посмотрел на следователя. Тот невидящим взглядом уставился прямо перед собой.– Хорошо, сэр, – коротко бросил сержант. Он повернулся и отправился назад в отделение невропатологии, где с ходу принялся опрашивать свидетелей трагедии. Всех врачей, медсестер и санитаров психиатрического отделения, дежуривших в эту ночь, попросили задержаться. Некоторые из них уже крутились поблизости. Пока Аткинс задавал вопросы дежурной медсестре, рядом с ними неожиданно появился врач и перебил Аткинса:– Вы простите меня... Извините... – Аткинс взглянул на него и заметил, что этот человек находился в сильнейшей растерянности. – Меня зовут Амфортас, доктор Амфортас. Я лечил отца Дайера. Скажите, неужели это правда?Аткинс с грустью кивнул.Несколько секунд Амфортас молча стоял, бледнея прямо на глазах. Взгляд его становился все более пустым и отрешенным. Амфортас словно ушел в себя и, обронив на прощание «Благодарю вас», неуверенной походкой двинулся к выходу.Аткинс посмотрел ему вслед и снова повернулся к медсестре:– Когда он приходит на работу?– Он не приходит сюда больше, – ответила та. – Амфортас уже не работает с больными. – Девушка пыталась сдержать подступающие слезы.Аткинс что-то пометил в своем блокноте. Он уже собрался было задать медсестре очередной вопрос, но вдруг неожиданно обернулся и увидел, что к ним приближается Киндерман. Шляпа и пальто следователя промокли насквозь. «Наверное, бродил под дождем», – подумал Аткинс. Киндерман стоял перед сержантом. Но он был уже совсем другим. Чистый и ясный взгляд его выражал решимость.– Ну ладно, Аткинс, хватит тебе лодырничать и завлекать в свои сети хорошеньких сестричек. Здесь серьезное дело, а не шуры-муры.– Сестра Китинг была последней, кто видел его живым, – сообщил Аткинс.– Когда это произошло? – обратился следователь к медсестре.– Примерно в половине пятого, – ответила та.– Сестра Китинг, можно мне поговорить с вами наедине? – спросил Киндерман. – Простите, но это необходимо.Она кивнула и вытерла нос платком.Киндерман указал на кабинет с застекленными дверьми, расположенный неподалеку от дежурного поста:– Может, там?Девушка снова кивнула. Киндерман последовал за ней в кабинет. Здесь стоял небольшой столик, два стула, все стены были сплошь увешаны книжными полками, на которых теснились всевозможные папки и документы. Следователь жестом предложил девушке сесть и закрыл дверь. Сквозь стекло он заметил, что Аткинс не сводит с них взгляда.– Итак, вы видели отца Дайера где-то в половине пятого, – сказал он.– Да.– И где вы его видели?– В палате.– А что вы там делали?– Ну, я вернулась, чтобы сообщить ему, что не нашла вина.– Я не ошибся, вы сказали «вина»? _ Да. Незадолго до этого он вызвал меня и попросил немного хлеба и вина.– Это что, было нужно ему для мессы?– Да, именно так, – подхватила медсестра. Слегка покраснев, она неуверенно пожала плечами. – Видите ли, кое-кто из наших врачей... В общем, иногда у них бывает спиртное.– Понимаю.– Я заглянула туда, где они обычно его прячут, – объяснила девушка. – А потом вернулась и сказала, что, к сожалению, мне ничего не удалось найти. Но хлеб я ему передала.– И что же он вам сказал?– Не помню.– А когда вы дежурите, мисс Китинг?– С десяти вечера до шести утра.– Каждую ночь?– Нет, только когда работаю.– А по каким дням вы работаете?– Начиная со вторника и до субботы, – ответила она.– А до этого отец Дайер когда-нибудь служил мессу?– Не знаю.– Но раньше-то он никогда не просил вина и хлеба?– Никогда.– Он не говорил вам, почему именно в тот день собирался это сделать?– Нет.– Когда вы сообщили, что вина нет, он что-нибудь ответил?– Да.– И что же он ответил, мисс Китинг?Медсестра вновь скомкала носовой платок и, взяв себя в руки, попыталась сосредоточиться.– Он спросил меня: «Вы его выпили?» – Голос у девушки задрожал, и она сморщилась от страшного горя. – Он всегда шутил, – добавила она, а потом отвернулась и снова заплакала. Киндерман разглядел на одной из полок коробку с салфетками и, выдернув сразу несколько штук, сунул их девушке в руку, потому что ее собственный платочек представлял собой мокрый бесформенный комок.– Спасибо, – поблагодарила медсестра. Киндерман терпеливо ждал. – Простите, – еле слышно пробормотала она.– Ничего страшного. И больше отец Дайер вам ничего не говорил?Медсестра отрицательно покачала головой.– А когда вы увидели его в следующий раз?– Когда нашла его.– Когда это произошло?– Примерно без десяти шесть.– Скажите, в промежутке между половиной пятого и пятью пятидесятью никто не заходил в палату к Дайеру?– Нет, я никого не видела.– И никто не выходил от него?– Нет.– Все это время вы находились в кабинете напротив его палаты?– Да, я составляла отчет о дежурстве.– И вы постоянно находились здесь?– Да, за исключением, конечно, нескольких минут, когда я занималась некоторыми пациентами.– Сколько времени у вас на это ушло?– Ну, не более двух минут на каждого, наверное.– В каких палатах вы были?– Четыреста семнадцать, девятнадцать и одиннадцать.– Значит, вы отлучались с поста три раза?– Нет, только дважды, потому что два укола я сделала за один раз.– А когда вы их делали?– Кодеин мистеру Болгеру и мисс Райан – без четверти пять, а мисс Фрейц из четыреста одиннадцатой палаты – гепарин и декстран – примерно через час после этого.– Скажите, эти палаты в том же коридоре, что и палата отца Дайера?– Нет, они за углом.– А вот если бы неизвестный вздумал проникнуть в палату отца Дайера без четверти пять и через час вышел бы оттуда, вы не заметили бы этого?– Не заметила бы.– Скажите, а уколы вы всегда делаете именно в это время?– Нет, гепарин и декстран для мисс Фрейц – новое предписание. Я вычитала его в истории болезни только вчера.– А кто назначил эти уколы? Вы не могли бы вспомнить?– Доктор Амфортас.– Вы уверены? Может быть, стоит проверить?– Нет, я хорошо помню это.– Почему?– Потому что это несколько странно. Обычно этим занимаются другие. Но, видимо, доктор заинтересовался пациенткой.Следователь опешил:– Но, насколько мне известно, доктор Амфортас больше не лечит больных.– Совершенно верно. Вчера он выходил на работу в последний раз.– И он посещал эту девушку?– Да, но это вполне естественно. Он часто к ней заходит.– Ночью? – Китинг кивнула.– Да, девушка страдает бессонницей. Как, впрочем, и он сам.– Почему? То есть, я хотел спросить, почему вы так решили?– Последнее время он то и дело неожиданно появлялся среди ночи и подолгу болтал со мной о всякой ерунде или же просто слонялся по коридорам. За глаза мы окрестили его «Призраком».– Когда он последний раз разговаривал с мисс Фрейц?– Вчера.– А именно?– Часа в четыре утра или, может быть, в пять. Потом он заглянул в палату к отцу Дайеру и с ним тоже о чем-то побеседовал.– Он заходил к отцу Дайеру?– Да.– Вы случайно не слышали, о чем они разговаривали?– Нет, он закрыл за собой дверь.– Понятно. – Киндерман задумался. Его взгляд сквозь стеклянные двери был прикован к Аткинсу. Сержант облокотился на стол и тоже внимательно смотрел на следователя. Киндерман снова обратился к сестре:– А еще кого-нибудь вы заметили возле палаты примерно в это же время?– Вы имеете в виду персонал?– Неважно. Кто-нибудь появлялся в коридоре?– Только миссис Клелия.– Кто это?– Пациентка из психиатрического отделения.– Она что, гуляла по коридорам?– Нет. Я нашла ее в холле – она лежала на полу.– Просто лежала?– У нее было состояние, близкое к ступору 1.– А где именно в холле?– Здесь за углом, как раз у входа в психиатрическое отделение.– В котором часу это произошло?– Как раз перед тем, как я обнаружила тело отца Дайера. Я позвонила в психиатрическое отделение, прибежали санитары и забрали ее.– У миссис Клелии старческое слабоумие?– Я точно не могу вам сказать. По-видимому, Да. Но я не знаю. Она больше похожа на кататоника.– Она кататоник?– Это только моя догадка, – спохватилась девушка.– Понятно. – Киндерман еще секунду помолчал, затем решительно встал. – Спасибо вам, мисс Китинг.– Не за что.Киндерман вручил ей еще пару салфеток и покинул кабинет. Он сразу же направился к Аткинсу.– Аткинс, немедленно достань телефон доктора Амфортаса и вызови его сюда. А я пока что навещу психиатрическое отделение.Вскоре Киндерман стоял в отделении для тихих пациентов. Ночная трагедия не коснулась этого уголка. Обычная толпа молчаливых зрителей собралась возле телевизора, сонные пациенты расселись на стульях и креслах. К следователю подошел старичок.– Я хочу, чтобы кашу мне сегодня подали с финиками, – заявил он. – Не забудьте про эти проклятые финики. Я хочу фиников.К ним уже направлялся рослый санитар. Киндерман огляделся по сторонам – он искал взглядом дежурную сестру, но ее место за столом пустовало. Медсестра разговаривала по телефону в застекленном кабинете. Лицо ее казалось напряженным. Киндерман двинулся в сторону стола, а старичок продолжал выговаривать пустому месту, где только что стоял следователь:– Я не хочу есть эти проклятые финики, – ныл он теперь.Неожиданно появился Темпл. Он словно выскочил из-за угла и начал озираться по сторонам. Вид у него был сонный и растрепанный. Тут он заметил Киндермана и тоже приблизился к столу дежурной сестры.– Боже мой! – воскликнул он. – Я не могу поверить в это. Неужели это правда? То, как он умер?– Да, это правда.– Мне позвонили и разбудили. Боже мой! Я все равно не могу в это поверить.Темпл стрельнул в медсестру взглядом, отчего та, беспомощно заморгав, тут же опустила трубку. В это время санитар уже вел старичка к креслу.– Я бы хотел поговорить с вашей пациенткой. С миссис Клелией. Где мне ее найти?Темпл метнул в следователя внимательный взгляд:– Я вижу, вы уже здесь освоились. Что же вам нужно от миссис Клелии?– Я бы хотел задать ей несколько вопросов. Один-два не больше. Хуже ведь ей от этого не будет.– Миссис КЛЕЛИИ?– Да.– Это все равно, что задавать вопросы стене, – сказал Темпл.– Ну, к этому-то я давно привык, – не моргнув, парировал Киндерман.– Что вы хотите этим сказать?– Ничего особенного. – Киндерман пожал плечами и беспомощно развел руками. – Понимаете, у меня рот открывается и слова вылетают прежде, чем я успеваю их обдумать.Темпл скользнул по нему цепким, пронзительным взглядом, а потом повернулся к медсестре. Та суетливо возилась с бумагами за дежурным столом.– Где у нас миссис Клелия, а, курносая? – спросил Темпл.Сестра, не поднимая глаз, ответила:– У себя в палате.– Ну, проявите же к старику снисходительность, позвольте мне поговорить с ней, – попросил Киндерман.– Разумеется. Почему бы и нет? – согласился Темпл. – Пойдемте.Киндерман последовал за доктором, и вскоре они очутились в узкой палате.– А вот и ваша подружка, – сообщил Темпл. Он указал рукой на седую старушку, примостившуюся на стуле у окна. Та, не мигая, уставилась на свои шлепанцы, руками стягивая на плечах концы красной шерстяной шали. Старушка даже не взглянула на вошедших.Следователь коснулся пальцами полей шляпы.– Миссис Клелия?Женщина посмотрела мимо него.– Вы мой сын? – равнодушно спросила она Киндермана.– Нет, но хотел бы стать им, – ласково ответил он. Несколько секунд миссис Клелия буравила его взглядом, а потом отвернулась.– Вы не мой сын, – пробормотала она. – Вы высокий.– Попробуйте вспомнить, что вы делали сегодня рано утром, миссис Клелия.Старушка начала тихонько напевать какую-то мелодию, все время попадая между нот.– Миссис Клелия... – напомнил о себе следователь.Казалось, она не слышала его.– Я же вам говорил, – вмешался Темпл. В его голосе мелькнуло самодовольство. – Но для вас я ее, конечно, введу, так и быть.– Введу?– В состояние гипноза. Ну как? – все еще мешкал Темпл.– Конечно.Темпл закрыл дверь и пододвинул второй стул поближе к старушке.– Разве не надо затемнить комнату? – удивился Киндерман.– Нет, это сущий бред, – рубанул Темпл. – Итак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35