– Нет. Но это тоже не точно.– Понятно.– Видите ли, я очень сомневаюсь.Киндерман оставил Маккуи в размышлениях, а сам отправился в больницу. Там он сразу же заглянул в книжный киоск и тщательно осмотрел полки. Обнаружив роман «Угрызения совести», Киндерман покачал головой и взял книгу. Наугад открыв ее, он прочитал несколько строчек. «Да, такое он одолеет в два счета», – решил Киндерман и стал подыскивать еще одну книжонку, которая помогла бы его другу-иезуиту скоротать время в больнице. В конце концов он выбрал роман из рыцарских времен.Киндерман подошел к кассе. Продавщица взглянула на обложки и засияла:– Я уверена, ей это очень понравится.– Не сомневаюсь.И тут ему вздумалось купить какой-нибудь забавный брелок для Дайера. В кассе было полно всяческих безделушек. Неожиданно его внимание привлек большой пакет, и Киндерман, не мигая, уставился на него.– Еще что-нибудь? – спросила девушка. Но Киндерман уже ничего не слышал. Он медленно поднял пакет. Внутри находились розовые заколки для волос с надписью: «Большие Виргинские водопады». Глава восьмая Психиатрическое отделение Джорджтаунской больницы соседствовало с отделением невропатологии. Оно разделялось на две основные секции. В первой находились палаты для буйных. Здесь содержались пациенты, подверженные припадкам насилия. Параноики и активные кататоники. В лабиринте коридоров и палат затерялась парочка комнат, обитых войлоком. Уж что-что, а меры безопасности здесь соблюдались свято. В другой секции располагались так называемые «общие палаты».Больные здесь не представляли опасности для окружающих. Большинство из них – люди преклонного возраста – попадали сюда по причине старческого слабоумия. В этих же палатах коротали свои дни и пациенты, страдающие шизофренией или депрессией, алкоголики или несчастные, перенесшие паралич. Кроме того, среди обитателей «общих палат» имелись и несколько пассивных кататоников. Замкнувшись в себе, они день за днем проводили в полной неподвижности с застывшими и странными выражениями лиц. Случалось, они вступали в разговор, являя при этом пример чрезвычайной исполнительности и скрупулезно следуя всем распоряжениям. В этих палатах не принималось никаких особых мер предосторожности. Пациентам разрешалось на денек-другой отлучаться из больницы. Пропуск им мог выписать кто угодно: от врача вплоть до подсобного рабочего.– Кто выписывал ей пропуск? – осведомился Киндерман.– Медсестра по фамилии Аллертон. Кстати, она как раз сегодня дежурит и явится сюда с минуты на минуту, – сообщил Темпл.Они сидели в его небольшом уютном кабинетике рядом с дежурной стойкой. Киндерман разглядывал висевшие на стенах грамоты, дипломы и фотографии. На двух снимках красовался Темпл, на вид лет двадцати, в боксерской стойке, облаченный в спортивную форму университета. Взгляд его был свирепым. На других снимках Темпл обнимал какую-нибудь очередную кралю и широко улыбался в объектив. На столе лежал сувенир – маленький Экскалибур. На подставке была выгравирована надпись: «использовать в экстренных случаях». К боковой тумбе стола кнопками был пришпилен лозунг: «Алкоголик – это тот, кто выпивает больше доктора». Разбросанные на столе бумаги были обильно посыпаны сигаретным пеплом. Киндерман повернулся к Темплу, стараясь избегать взглядом его расстегнутой ширинки.– Я не могу поверить, – произнес следователь, – что эту женщину выпустили без сопровождения.Пожилую женщину с пристани удалось, наконец, опознать. Киндерман показывал ее фотографию на всех дежурных постах больницы. В отделении психиатрии ее и опознали. Больной оказалась Мартина Отси Ласло. В «общую палату» ее перевели из окружной больницы, где она пробыла сорок один год. Болезнь Мартины классифицировали как кататоническую форму слабоумия. Оно началось у нее еще в юности. Этот диагноз оставался неизменным и поныне, с того самого момента, как Ласло перевели в открывшуюся в 1970 году Джорджтаунскую больницу.– Да, я просматривал ее историю болезни, – согласился Темпл, – и сразу понял, что там какая-то ерунда. Чего-то там явно не хватает. – Он прикурил и небрежно швырнул спичку в пепельницу, но промахнулся, и спичка упала на раскрытую историю болезни. Темпл мрачно проводил спичку взглядом.– Черт их знает, чем они там занимаются. Она проторчала в окружной больнице целую вечность, так что никто и не помнит, с чего у нее крыша поехала. Ранние записи они куда-то засунули. А эти более чем странные пассы, которые она вытворяет руками, вот такие, – воскликнул Темпл и хотел было продемонстрировать их следователю, но тот оборвал его:– Да, я видел, – спокойно произнес Киндерман.– Правда?– Она сейчас у нас в полиции.– Я счастлив за нее.Киндерман почувствовал неприязнь к врачу.– Что означают эти движения? – поинтересовался он.Вспыхнувшая над дверью лампочка прервала разговор.– Войдите! – крикнул Темпл. Порог кабинета переступила молодая, привлекательная медсестра.– Да, доктор?Врач взглянул на медсестру.– Мисс Аллертон, вы выписывали пропуск Ласло в субботу?– Простите?– Ласло. Вы выписали ей пропуск в субботу, так? Медсестра озадаченно взглянула на него.– Ласло? Нет, я не выписывала.– А это что же такое? – удивился Темпл. Он взял со стола бланк пропуска и начал читать: «Фамилия и имя: Ласло Мартина Отси. Цель поездки: визит к брату в Фэрфакс, штат Виргиния. Срок: до 22 марта». – Затем передал листок медсестре. – Выдан в субботу и подписан вами.Медсестра, изучая пропуск, нахмурилась.– Это была ваша смена, – напомнил Темпл. – С двух часов дня до десяти вечера. Девушка посмотрела на него.– Сэр, я не писала этого, – заявила она. Лицо врача побагровело.– Ты шутишь, крошка?Мисс Аллертон, ежась под взглядом Темпла, взволнованно заговорила:– Нет, я не писала этого. Клянусь. Да ведь она никуда и не уезжала. Я делала вечерний обход в девять и видела ее в постели.– Разве это не ваш почерк?– Нет. То есть да. Ой, я не знаю! – воскликнула мисс Аллертон. Она снова уставилась на бланк пропуска. – Да, похож на мой почерк, но это все равно не моя рука. Чем-то все равно отличается.– Чем же именно? – выпытывал Темпл.– Я не могу сразу сказать. Но я точно знаю, что не писала этого.– Дайте-ка посмотреть. – Темпл выхватил листок у нее из руки и стал внимательно изучать его. – Да, вижу, – наконец проронил он. – Вы имеете в виду эти закорючки?– Можно мне? – вмешался Киндерман и протянул руку к документу.– Конечно, – Темпл передал ему пропуск.– Спасибо, – поблагодарил Киндерман, рассматривая листок.– Я не писала этого, – стояла на своем медсестра.– Да, возможно, вы правы, – пробормотал Темпл. Следователь взглянул на психиатра.– Что вы только что сказали? – спросил он.– Да нет, ничего. – Темпл окинул взглядом медсестру. – Все в порядке, крошка. Зайди ко мне попозже, я угощу тебя чашечкой кофе.Медсестра Аллертон кивнула, затем, повернувшись, торопливо вышла из кабинета.Киндерман вернул пропуск Темплу.– Странно, вы не находите? Кто-то подделал пропуск мисс Ласло.– Но ведь это же сумасшедший дом. – Психиатр беспомощно вскинул руки.– Зачем и кому это могло понадобиться? – не унимался Киндерман.– Я же вам объяснил. Тут все сплошь и рядом психи.– Вы имеете в виду и персонал отделения?– Конечно. Эти заболевания заразны, как чума.– И кто же из вашего персонала уже заболел?– Да будет вам. Перестаньте.– Что перестать?– Я просто пошутил.– И вас не насторожил этот случай?– Абсолютно. – Темпл небрежно смял пропуск и швырнул его в пепельницу, но опять промахнулся. – Ах, черт! Впрочем, это, скорее всего, чья-то плоская шуточка. А, может быть, кто-то из моих подчиненных точит на меня зуб.– Но ведь если бы дело сводилось только к этому, – возразил следователь, – тогда шутник наверняка подделал бы именно ваш почерк.– Возможно, вы и правы.– По-моему, это называется паранойей.– Умница. – Темпл прищурил глаза, и теперь они стали похожи на узенькие щелочки. Пепел с сигары упал прямо ему на пиджак. Темпл попробовал было стряхнуть его, но только размазал большое темное пятно. – Она могла и сама выписать себе пропуск.– Кто? Мисс Ласло?Темпл неопределенно пожал плечами:– А почему бы и нет? Здесь всякое случается.– В самом деле?– Да нет, конечно, это весьма сомнительно.– Кто-нибудь видел, как мисс Ласло покидала больницу? Ее кто-нибудь сопровождал?– Я пока этого не знаю, но постараюсь выяснить как можно скорее.– Скажите, а после девятичасового обхода кто-нибудь еще раз проверяет больных?– Да, ночная дежурная обходит палаты в два часа, – сообщил Темпл.– А вы не могли бы спросить у нее, находилась ли в это время мисс Ласло в постели?– Непременно. Я оставлю ей записку. Послушайте, а почему вас все это так интересует? Ведь это не имеет никакого отношения к убийствам.– Каким убийствам?– Вы меня прекрасно поняли. Я имею в виду того мальчишку и священника.– В том-то и дело, что здесь имеется связь, – посерьезнел Киндерман.– Впрочем, я так и подумал.– Почему?– Я-то ведь еще не окончательно тронулся.– По-видимому, нет, – согласился Киндерман. – Вы на редкость сообразительный человек.– Итак, какое имеет отношение Ласло к убийствам?– Не знаю. Она замешана в этом деле, хотя и косвенно.– Я теряюсь в догадках.– Это обычное человеческое состояние.– И вы считаете, что здесь она будет в полной безопасности?– Скорее всего, да. И все же, вы точно уверены, что пропуск для нее был подделан?– Ни на йоту не сомневаюсь.– Кто же его подделал?– Понятия не имею. Вы начали задавать вопросы по второму кругу.– Этот необычный почерк с закорючками вам ни о чем не говорит?Темпл уставился на Киндермана, а потом, неуверенно переведя взгляд, коротко бросил:– Нет.«Слишком поспешно», – отметил про себя Киндерман. Он молча оглядел врача, а затем неожиданно попросил:– Объясните мне, пожалуйста, отчего мисс Ласло все время повторяет руками какие-то необычные движения?Темпл снова повернулся к своему собеседнику. На этот раз на его лице сияла самодовольная ухмылка:– Видите ли, моя работа во многом похожа на вашу. Я ведь тоже в каком-то смысле сыщик. – Он весь подался вперед. – И вот что я выяснил. Уверен, вы все поймете и оцените. Движения Ласло кажутся не случайными, верно? Они всегда одни и те же. – Темпл попытался изобразить их. – Как-то раз я очутился в сапожной мастерской – мне надо было срочно отремонтировать ботинки – оторвалась подошва. И вот от нечего делать я принялся наблюдать за работой мастера, пока он пришивал мою подошву. Операцию, разумеется, выполняла специальная машина. Я подошел к мастеру и спросил: «Скажите, любезнейший, а как же вы раньше справлялись с этой задачей, когда у вас не было никаких машин?» Сапожник был уже в годах и говорил с акцентом, по-моему, у него в роду имелись сербы. А спросил я его просто по наитию, так как вдруг почувствовал, что мне очень важно узнать про это. «Раньше мы все делали руками», – ответил он и засмеялся, приняв меня, видимо, за дурачка. И тогда я его попросил: «А покажите, как». Он, конечно же, сразу заявил, что ему некогда заниматься подобной чепухой, но я предложил деньги, по-моему, долларов пять. И вот тогда он уселся рядом со мной, зажал между коленями ботинок и воображаемыми движениями, которыми прилаживают оторванные подошвы, начал «зашивать» его. И, поверите ли, его движения точь-в-точь походили на пассы Мартины Ласло. Я попал в точку! Пулей помчался в больницу и связался с ее братом в Виргинии. И знаете что? Как раз перед тем, как Ласло свихнулась, ее бросил парень, который обещал на ней жениться и клялся в вечной любви. Догадываетесь, кем работал этот пройдоха?– Неужели сапожником?– Вот именно. Она не вынесла потери, и сама как будто превратилась в своего возлюбленного. Когда тот ее бросил, Ласло было всего лишь семнадцать. Девушка не мыслила жизни без него и полностью отождествляла себя с этим негодяем. А сейчас ей уже стукнуло пятьдесят два.Киндерману стало грустно.– Ну, и что вы об этом скажете? Я имею в виду способность выслеживать, – краснобайствовал психиатр. – Этот талант у вас либо есть, либо его просто нет. И проявляются такие способности довольно рано. Только-только закончив университет, я столкнулся с одним занятным пациентом. Он страдал депрессией. Несчастный утверждал, что постоянно слышит в ухе щелчки. И вот, после долгой беседы мне неожиданно пришла в голову идея. «А в каком именно ухе у вас щелкает?» – поинтересовался я. Он тут же ответил: «Всегда в левом». «А в правом никогда?» – не унимался я. «Нет, только в левом». «А можно, я послушаю?» – попросил я. «Пожалуйста», – согласился больной. Тогда я приложил к его уху свое и – поверите ли? – действительно услышал щелчки! И довольно громкие. Оказывается, молоточек у него в среднем ухе вечно соскальзывал и издавал эти злосчастные щелчки. Пришлось прибегнуть к помощи хирурга, и пациент сразу же почувствовал облегчение. А ведь он пролежал в психиатрическом отделении целых шесть лет. Именно эти щелчки и сводили его с ума – он сам себя считал психом, а отсюда и начиналась депрессия. Как только пациент понял, что щелчки ему не просто кажутся, что они реальны, он сразу же выздоровел.– Да, просто потрясающе, – согласился Киндерман. – Ничего подобного я еще не слышал.– Довольно часто я применяю и гипноз, – продолжал распинаться Темпл. – Хотя многие врачи не признают его, да и не верят в успех. И потом, гипноз считается в некоторых случаях даже опасным. Но взгляните на этих несчастных – неужели лучше оставить их в том положении, в каком они пребывают сейчас? Боже мой, да надо быть воистину изобретателем, чтобы облегчить их страдания! И всегда, помимо прочего, искать новые пути. Всегда. – Он тихо засмеялся. – Я тут еще кое-что вспомнил, – добавил Темпл. – Во времена студенчества мы проходили практику в гинекологическом отделении. И вот там я наткнулся на одну больную, женщину лет сорока, которая жаловалась на странные боли в половых органах. Я часто и подолгу беседовал с этой пациенткой, наблюдал за ней и пришел к выводу, что место ей не в гинекологическом отделении, а в сумасшедшем доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35