Следователь вручил священнику кулек с гамбургерами и медведя.– На вот, возьми, – проворчал он и, пододвинув стул поближе к кровати, плюхнулся на него. – Не могу поверить, что ты так увлекся «Женской одеждой».– Я должен быть в курсе всех событий, – возразил Дайер. – Я ведь не в вакууме даю духовные наставления.– А тебе не кажется, что на твоем месте лучше было бы почитать религиозные газеты? Или какую другую литературу? Ну, например, «Духовные упражнения», а?– Там ничего не сказано про моду, – уклонился Дайер.– Жуй гамбургеры, – предложил Киндерман.– Но я не голоден.– Тогда можешь съесть только первую половину. Это твое твои любимые, из «Белой башни».– А вторая половина откуда?– Вторая – прямо из космоса, непосредственно с твоей родины.В палату приковыляла полная, коренастая медсестра. Вид у нее был усталый. В руке медсестра несла резиновый жгут и шприц.– Надо взять у вас кровь на анализ, святой отец, – сообщила она Дайеру.– Опять?Сестра застыла на месте.– Что значит «опять»? – удивилась она.– Только что, минут десять назад, у меня уже брали кровь.– Вы, наверное, шутите, святой отец? Дайер поднял руку, и на внутренней стороне локтя мелькнул маленький кусочек пластыря.– А вот и дыра, – добавил он.– Черт побери, а ведь и правда, – возмутилась сестра.Резко повернувшись, она с воинственным видом покинула палату. Спустя мгновение коридор огласился ее свирепым воплем:– Кто посмел зайти к этому парню? Дайер уставился на распахнутую дверь:– До чего же мне по душе такое внимание и забота, – пробормотал он.– Да, здесь довольно мило, – согласился Киндерман, – Спокойненько и полнейшая тишина. Да, кстати, а как у вас здесь с учебной тревогой?– О, я совсем забыл, – встрепенулся вдруг Дайер. Он дотянулся до ящика тумбочки и, выдвинув его, извлек оттуда вырезанную из журнала карикатуру. Потом, со словами: «Специально берег для вас», – протянул ее Киндерману.Следователь посмотрел на картинку. Там был изображен бородатый рыбак рядом с гигантским карпом. Надпись гласила: «Эрнст Хемингуэй во время пребывания в Скалистых горах выловил карпа более пяти футов длиной, но потом-таки передумал писать об этом».Киндерман суровым взглядом окинул Дайера и поинтересовался:– Где ты это достал?– Вырезал из «Санди Мессенджер». Знаешь, а мне немного легче. – Он вынул из пакета гамбургер и начал с аппетитом уплетать его. – М-м, спасибо, Билл. Это прекрасно. Кстати, карп до сих пор плавает в ванне?– Его казнили вчера вечером. – Киндерман с удовольствием наблюдал, как Дайер принялся за вторую порцию. – Матушка Мэри откровенно рыдала за столом. Что же касается меня, то я хладнокровно принимал в это время ванну.– Это чувствуется, – заметил Дайер.– Как вам нравятся гамбургеры, святой отец? Кстати, сейчас ведь великий пост.– Я освобожден от всех постов, – возразил Дайер. – Я болен.– А на улицах Калькутты дети умирают от голода.– Они не едят коров, – парировал Дайер.– Все, сдаюсь. Еврей, выбирая в друзья священника, получает кого-нибудь вроде Шардена. А что мне досталось? Священник, который интересуется новинками женской моды и обращается с людьми так, будто у него в руках кубик Рубика, он вертит его во все стороны, как ему понравится. Главное, чтобы получился один цвет. Кому все это надо?– Не желаешь гамбургер? – Дайер протянул Киндерману кулек.– Пожалуй, один съем. – Глядя на аппетитно жующего Дайера, лейтенант почувствовал, что и впрямь проголодался. Он сунул руку в кулек и вынул гамбургер. – Мне они особенно нравятся из-за этих маленьких маринованных огурчиков. Без них как будто что-то теряется. – Киндерман отхватил здоровенный кусище, и как раз в этот момент в палату вошел врач.– Доброе утро, Винсент, – поздоровался Дайер. Амфортас кивнул и, остановившись возле кровати, взял со столика карту назначений и молча пробежал ее глазами.– А это мой Друг лейтенант Киндерман, – представил следователя Дайер. – Билл, познакомься, это доктор Амфортас.– Рад познакомиться, – приветливо окликнул врача Киндерман.Казалось, Амфортас не слышал его. Он что-то записывал в карте.– Меня вроде завтра выписывают, – начал было Дайер.Амфортас кивнул и положил карту на место.– А мне здесь понравилось, – заявил Дайер.– Да, и медсестры тут просто потрясающие, – добавил Киндерман.Впервые за все время Амфортас взглянул на следователя. Лицо его по-прежнему оставалось безучастным, глаза серьезными, но в глубине этих грустных, темных глаз скрывалась какая-то тайна. «О чем он сейчас думает? – размышлял Киндерман. – Неужели я вижу улыбку в этих полных печали глазах?»Их взгляды встретились лишь на мгновение, потом Амфортас повернулся и вышел из палаты. В коридоре он сразу же свернул налево и скрылся из виду.– Твой врач, похоже, хохочет без умолку, – пошутил Киндерман. – С каких это пор талантливые трагики занимаются медициной?– Бедный парень, – посочувствовал Дайер.– Бедный? А что с ним случилось? Вы уже успели подружиться?– Он потерял жену.– А, понимаю.– Он так и не оправился полностью.– Развод?– Нет, она умерла.– Жаль. И давно?– Уже три года, – ответил Дайер.– Это гигантский срок, – заметил Киндерман.– Я знаю. Но она умерла от менингита.– Что ты говоришь!– И он до сих пор не может простить себе этого. Он сам лечил ее, но не смог не только спасти, но даже облегчить ее страданий. И это разрывало его сердце, сегодня он работает здесь последний день, а затем увольняется. Он решил посвятить всего себя исследовательской работе. А начал он свои опыты как раз, когда она умерла.– А что он исследует? – заинтересовался Киндерман.– Боль, – охотно пояснил священник. – Он изучает боль.Казалось, Киндерман слегка оживился, услышав это.– Ты что, все о нем знаешь? – удивился он.– Да, вчера он мне полностью открылся, – кивнул Дайер.– Он любит поговорить?– Ну, ты же знаешь, как действуют на людей священники. Мы как магнит для встревоженной души.– А можно сделать соответствующее заключение и относительно меня?– Если галоши подходят, почему бы их не надеть?– А он католик?– Кто?– Тулуз Лотрек. Разумеется, доктор, о ком же я еще могу спрашивать?– Ну, ты частенько так неясно выражаешься...– Это обычный способ. Особенно, когда имеешь дело с чокнутым. Итак, Амфортас католик или нет?– Да, он католик. И вот уже много лет подряд ежедневно посещает мессу.– Какую мессу?– В шесть тридцать утра в церкви Святой Троицы. Кстати, я тут обдумывал твою проблему.– Какую проблему?– Насчет зла, – напомнил Дайер.– Да разве это только МОЯ проблема? – фыркнул Киндерман. – Чему же тебя столько лет учили? Вы в своей семинарии для слепых одни корзины, что ли, плетете? Это проблема КАЖДОГО!– Понимаю, – согласился Дайер.– А вот это уже странно.– Тебе не мешало бы относиться ко мне с добротой.– А плюшевый медведь?– Медведь тронул меня до глубины души. Так мне можно говорить?– Но это очень опасно, – нахмурился Киндерман. Потом, со вздохом взяв с кровати газету, раскрыл ее и начал читать. – Валяй, рассказывай, я весь внимание.– Так вот, я тут кое о чем подумал, – продолжал Дайер. – Пока я лежу в больнице и все прочее...– Пока ты лежишь в больнице совершенно здоровый, – вставил Киндерман.Дайер не обратил никакого внимания на этот выпад.– Я задумался о некоторых вещах, связанных с хирургией.– Да на них практически ничего и нет, – вдруг весело вскинулся Киндерман. Он с головой погрузился в рассматривание «Женской одежды».– Говорят, когда человек находится под наркозом, – снова заговорил Дайер, – его подсознание продолжает ощущать все, что с ним происходит. Оно слышит голоса врачей и медсестер. Оно чувствует боль. – Киндерман оторвался от газеты и посмотрел на священника. – Но когда человек приходит в себя, у него остается впечатление, будто ничего с ним не происходило. Поэтому, может быть, когда мы снова вернемся к Богу, то же самое случится и со всей мирской болью.– Это правда, – согласился Киндерман.– Ты тоже так считаешь? – удивился Дайер.– Я имею в виду подсознание, – пояснил Киндерман. – Известные психологи, светила прошлых лет, проводили множество экспериментов. Так вот, они выяснили, что внутри нас существует и второе сознание, которое мы называем подсознанием. Один из таких исследователей – Альфред Бине. Послушай! Однажды он загипнотизировал девушку. И внушил ей, будто с этого момента она не видит его, не слышит и не знает, что он делает. Потом, вложив ей в руку карандаш, он расстелил на столе бумагу. В комнату входит помощник и начинает задавать девушке самые различные вопросы. В это же время сам Бине тоже спрашивает ее о чем-то. Девушка начинает отвечать помощнику, и ОДНОВРЕМЕННО пишет на бумаге ответы на вопросы Бине! Удивительно! Но это еще не все. Во время сеанса Бине колет девушку булавкой. Она, разумеется, ничего не замечает и продолжает спокойно беседовать с помощником. Но карандаш в ее руке движется по бумаге, и вскоре она выводит следующее: «Пожалуйста, не делайте мне больно». Разве это не поразительный факт? И то, что ты мне сейчас рассказал про хирургию, тоже правда. Кто-то внутри нас все равно чувствует и как нас режут, и как зашивают. Но кто? – Неожиданно Киндерман вспомнил свой странный сон и непонятное, загадочное высказывание Макса: «У нас две души».– Подсознание, – мрачно проговорил Киндерман. – Что же это такое? КТО это такой? Что у него общего с коллективным подсознанием? И как ты уже догадался, это тоже входит в мою теорию.Дайер отвернулся и только махнул рукой.– А, опять ты про это, – пробормотал он.– Да, дорогой мой, тебя просто съедает зависть, что Киндерман – гений, светлая голова, и сейчас он на пороге великого открытия, он-то разрешит проблему зла, – ораторствовал Киндерман. Потом, насупив брови, продолжал: – Мой гигантский мозг напоминает осетра, окруженного пескарями.Дайер резко повернулся:– А тебе не кажется, что это уже просто неприлично?– Ничуть.– Ну, а тогда почему же ты мне так до конца и не поведаешь свою теорию? Давай-ка выслушаем и забудем, наконец, о ней, – распалялся Дайер. – А то в коридоре уже выстроилась целая очередь желающих исповедаться.– Нет, уж очень она сложна для твоего понимания, – угрюмо пробурчал Киндерман.– Почему же тогда тебе не по душе мысль о первородном грехе?– А с какой стати новорожденные младенцы должны нести ответственность за то, что когда-то совершил Адам?– Это тайна, – возмутился Дайер.– Скорее шутка. Должен признаться, я не раз задумывался над этим, – возразил Киндерман. Он наклонился к Дайеру, и глаза его загорелись. – Если бы, например, грех состоял в том, что много миллионов лет тому назад ученые взорвали планету какими-нибудь нейтронными бомбами, и сейчас в атомах нашего тела наблюдались бы мутации. Может быть, именно вследствие подобного кошмара образуются сейчас вирусы, которые несут болезни, может быть, поэтому происходит сумятица в окружающей среде, начинаются различные землетрясения и прочие катастрофы. Что касается самих людей, то они в силу мутаций сходят с ума и превращаются в настоящих чудовищ. Они принимаются уплетать мясо, точно так же, кстати, как и животные, но вместе с тем обожают торчать в ванне и слушать рок-н-ролл. И ничего не поделаешь. Это ведь у них в генах. Даже Бог не смог бы здесь ничем помочь. Грех – такая штука, которая запрятана глубоко в генах.– А что, если каждый человек, родившийся на Земле, составлял когда-то часть Адама? – вдруг предположил Дайер. – Я имею в виду, физически. Будучи действительно одной из его клеток.Киндерман подозрительно посмотрел на священника:– Итак, святой отец, я вижу, вы посещали не только воскресную школу, где в вас вдалбливали катехизис. Вы, похоже, увлекались игрой в бинго, поэтому вам совсем не чужд дух авантюризма. И откуда только в вашу голову могла закрасться подобная мысль?– А что такого? – удивился Дайер.– Да ты, оказывается, способен думать. Но эта идея не проходит.– Почему нет?– Только еврей может придумать подобное. Ведь получается, что Бог у вас какая-то сварливая и несостоятельная брюзга. Давай разберемся. Ведь Бог может остановить всю эту ерунду в любой момент, когда только пожелает. И может точно так же легко начать все заново. Разве Он не может сказать: «Ну-ка, Адам, пойди умойся, пора обедать» – и сразу же обо всем позабыть? И не может сам скорректировать гены? Евангелисты твердят нам: забывайте и прощайте, а Бог разве этого не может? И развязывается кровавая бойня, как в Сицилии. Жаль, Пьюзо этого не слышит. Мы бы с ним в два счета отсняли очередную порцию «Крестного отца».– Ну, хорошо, но в чем же, наконец, заключается твоя теория? – настаивал Дайер. Следователь хитро улыбнулся.– Я все еще корплю над ней, святой отец. Мое подсознание собирает ее по кусочкам и отшлифовывает.Дайер отвернулся и тяжело опустил голову на подушки.– Как я измучился, – вздохнул он и уставился в темный экран неисправного телевизора.– Тогда еще один намек, – не унимался Киндерман.– Когда же починят эту дурацкую штуковину?– Перестань язвить в мой адрес и выслушай намек. Дайер откровенно зевнул.– Кстати, это из твоего Евангелия, – продолжал Киндерман. – То, как ты поступаешь со слабым, так ты поступаешь со Мной, – перефразировал он.– Установили бы здесь хоть какие-нибудь игровые автоматы, что ли. «Космических завоевателей», например.– "Космических завоевателей"? – как эхо повторил Киндерман и задумался.Дайер повернулся к нему и попросил:– А ты не можешь купить мне газету в местном киоске?– Какую именно? «Глобус» или «Звезду»?– Мне кажется, «Звезда» выходит по средам, правда?– Да нет, я пошутил. Я просто искал связь между нашими мирами. Дайер обиделся:– А почему тебе не нравятся эти газеты? Вот недавно там писали, что Мики Руни лицезрел призрака, как две капли воды похожего на Авраама Линкольна. Ну, где только еще ты об этом прочитаешь?Детектив сунул руку в карман и начал там шарить :– Вот, у меня здесь есть несколько книжонок, может, они тебя развлекут, – предложил он Дайеру. Тот задержал взгляд на названиях и поморщился.– Документальные исследования, – сердито проворчал он. – Тоска. Мне бы роман какой-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35