У стирикского и эленийского наречий разные интонации. Не беспокойся – если бы Заласте нельзя было доверять, Сефрения знала бы об этом. Они знакомы очень, очень давно.
– И все же он мне не нравится, – не сдавалась Элана. – Он такой масляный, что блестит под солнцем. – Она предостерегающе подняла руку. – И не считай это обычным эленийским предрассудком. Я вижу в Заласте человека, а не стирика. Я просто не доверяю ему.
– Это пройдет, когда мы узнаем его получше. В дверь постучали.
– Вы заняты? – окликнула Миртаи.
– Чем же мы можем заниматься в такой поздний час? – язвительно отозвалась Элана.
– Ты и в самом деле хочешь, чтобы я сказала об этом вслух?.. Здесь Телэн. Он хочет сообщить вам что-то важное.
– Пусть войдет, – сказал Спархок. Дверь открылась, и Телэн ступил в круг света от единственной свечи, горевшей в спальне.
– Ну, Спархок, – сказал он, – все как в добрые старые времена.
– То есть?
– Мы со Стрейдженом возвращались со встречи с местными ворами и на улице заметили – поверишь ли? – Крегера. До чего же приятно было снова его увидеть! Я уже начал скучать по нему.


ГЛАВА 18

– Спархок, – хладнокровно сказала Сефрения, – у нас попросту нет на это времени.
– Я отыщу время, матушка, – угрюмо ответил он. – Поверь, мне понадобится немного. Я останусь здесь со Стрейдженом, и мы выследим его. Крегер не стирик, так что найти его не составит особого труда. Мы нагоним вас после того, как выжмем из него все, что ему известно, – досуха, каплю за каплей. Я его так прижму, что из волос пойдет кровь.
– А кто же будет заботиться о безопасности мамы, пока ты, отец, будешь развлекаться здесь? – спросила Даная.
– Ее окружает целое войско.
– Но ведь ее рыцарь – ты, отец. Или этот титул – всего лишь пустой звук, от которого можно отмахнуться, когда находится занятие повеселее, чем охрана ее жизни?
Спархок беспомощно поглядел на свою дочь. Затем с досадой и разочарованием изо всей силы грохнул по стене кулаком.
– Ты разобьешь костяшки, – пробормотала Сефрения.
Они собрались в кухне. Спархок поднялся рано и отправился на поиски своей наставницы, чтобы сообщить ей о появлении Крегера и о своих планах заставить его держать ответ за весьма длинный список прегрешений. В присутствии здесь же Данаи не было ничего удивительного.
– Почему ты не запытал его до смерти в Чиреллосе, когда он был в твоих руках, дорогой? – спокойно спросила Сефрения.
– Сефрения! – Спархок был потрясен не столько этим вопросом, сколько хладнокровным тоном своей наставницы.
– Но тебе и вправду следовало тогда сделать это, Спархок. По крайней мере, тогда Крегер не возвращался бы вновь и вновь, точно призрак из прошлого. Ты ведь знаешь поговорку Улафа – никогда не оставляй за спиной живого врага.
– Ты говоришь, как эленийка, матушка.
– Хочешь оскорбить меня?
– Ты еще будешь бить кулаком стену, отец, или уже пришел в себя? – осведомилась Даная. Спархок с сожалением вздохнул.
– Вы, конечно, правы, – признал он. – Я, кажется, и впрямь вышел из себя. Отчего-то существование Крегера оскорбляет мои чувства. Он точно охвостье прошлого, на котором все еще болтаются остатки Мартэла. Я бы предпочел раз и навсегда подчистить эту часть моей жизни.
– Ты и вправду можешь сделать так, чтобы из волос текла кровь? – с любопытством спросила его дочь.
– Пока не знаю. Когда я в конце концов изловлю Крегера – дам тебе знать. – Спархок потер ноющие костяшки. – Думаю, мы и в самом деле должны поскорее добраться до Материона. Сефрения, каково на самом деле здоровье Вэниона?
– Желаешь личного освидетельствования? – лукаво осведомилась она.
– Это меня не касается, матушка. Я только хочу знать, годится ли он для долгого путешествия.
– О да, – улыбнулась она, – более чем годится.
– Отлично. Я буду счастлив возложить на него весь почет и радости командования.
– Нет, Спархок. Категорически – нет.
– Прошу прощения?..
– Вэнион и так слишком долго нес эту ношу. Оттого он и захворал. Нет, Спархок, можешь смириться с тем, что магистр пандионцев теперь ты, и только ты. Вэнион, конечно, поможет тебе советами, но принимать все решения будешь ты. Я не позволю тебе убить его.
– Так значит, вы оба сможете поехать с нами в Материон?
– Ну конечно же, смогут, Спархок, – сказала Даная. – Это уже давным-давно решено.
– Неплохо было бы, если б и меня кто-то потрудился известить об этом решении.
– Зачем это? Тебе вовсе не нужно знать все, отец. Просто делай так, как мы тебе говорим.
– Что за безумие подвигло тебя связаться с ней, Сефрения? – осведомился Спархок. – Разве не нашлось под рукой другого бога – скажем, одного из Троллей-Богов?
– Спархок! – воскликнула Даная. Спархок ухмыльнулся ей.
– Заласта тоже поедет с нами, – сказала Сефрения. – Его так или иначе призвали вернуться в Материон, а нам может понадобиться его помощь.
Спархок нахмурился.
– У нас могут быть некоторые трудности, матушка. Элана не доверяет ему.
– Это совершенно абсурдно, Спархок. Я знаю Заласту с первых лет моей жизни. Я искренне полагаю, что он умер бы, если бы я попросила его умереть.
– Мама назвала тебе какую-нибудь причину для своих подозрений? – с интересом спросила Даная.
– Полагаю, что это неприязнь с первого взгляда, – пожал плечами Спархок. – То, что он мудрейший человек в мире, не спасает положения. Она, вероятно, была предрасположена невзлюбить его еще до того, как с ним повстречалась.
– И к тому же, конечно, он стирик. – В голосе Сефрении прозвучали резкие нотки.
– Ты знаешь, Сефрения, что Элана не из таких. Пора нам, пожалуй, побыстрее увезти тебя из Сарсоса. Кое-какие местные предрассудки уже слегка замутили твой разум.
– В самом деле? – зловеще осведомилась она.
– Нетрудно объявить неприязнь обыкновенным фанатическим предрассудком – а это наихудшая разновидность замутненного мышления. Знаешь, бывают ведь и другие причины невзлюбить кого-то. Помнишь ты сэра Антаса? – Она кивнула. – Я глубоко ненавидел этого человека.
– Антаса?! Я думала, что вы друзья.
– Я не мог переносить его. У меня тряслись руки всякий раз, когда он проходил мимо. Поверишь ли ты, что я был искренне счастлив, когда Мартэл убил его?
– Спархок!
– Тебе не стоит делиться этим с Вэнионом, матушка. Я не слишком горжусь этой историей. Вот что, собственно, я хотел сказать: один человек порой ненавидит другого по личным причинам, которые не имеют ничего общего с расовой принадлежностью, общественным положением или чем-то иным в том же духе. Элана невзлюбила Заласту, скорее всего, именно потому, что она его невзлюбила. Может быть, ей не нравится, как он шевелит бровями. Всегда стоит подумать о простейшем объяснении, прежде чем пускаться на поиски необычайного.
– Что еще ты хотел бы переменить во мне, сэр рыцарь?
Спархок с серьезным видом оглядел ее с головы до ног.
– Знаешь, ты очень уж маленькая. Ты никогда не подумывала о том, чтобы немного подрасти?
Сефрения едва не ответила резкостью, но миг спустя неожиданно рассмеялась.
– Спархок, ты самый обезоруживающий человек в мире.
– Знаю, матушка. За это меня все и любят.
– Теперь ты понимаешь, почему я без ума от этих взрослых ребятишек? – весело спросила Сефрения у своей сестры.
– Разумеется, – ответила Афраэль. – Потому что они похожи на больших неуклюжих щенят. – Ее темные глаза посерьезнели. – Очень немногие знают о том, кто я такая на самом деле, – задумчиво проговорила она. – Вы двое и Вэнион – почти единственные, кто знает меня в этом воплощении. Я полагаю, что так должно быть и дальше. Наш враг – кто бы он ни был – может совершить какую-нибудь промашку, если не будет знать, что я поблизости.
– Но ведь ты же расскажешь Заласте? – спросила Сефрения.
– Нет, думаю, что пока – нет. Ему совсем необязательно это знать, так что сохраним эту тайну при себе. Когда доверишься кому-то, волей-неволей доверяешься всем, кому доверяет он, а ведь это могут порой оказаться и совершенно незнакомые тебе люди. Я к этому еще не готова.
– Она делает немалые успехи в логике, – заметил Спархок.
– Вижу, – вздохнула Сефрения. – Боюсь, она попала в дурную компанию.

Тем же утром позднее они покинули Сарсос, и за восточными воротами к ним присоединились рыцари церкви, пелои и два легиона атанов Энгессы. День выдался погожий, теплый, над головой синело ясное небо. Утреннее солнце подымалось над цепью иззубренных, накрытых снежными шапками гор, лежавших на востоке. Острые пики гор врезались в небо, и их обрывистые склоны были плотно укутаны голубым утренним туманом. Энгесса ехал рядом со Спархоком, и выражение его бронзово-смуглого лица казалось мягче обычного. Он указал на снежные пики гор.
– Атан, Спархок-рыцарь. Моя родина.
– Величественный край, атан Энгесса, – одобрил Спархок. – Давно ты не был дома?
– Пятнадцать лет.
– Долгое изгнание.
– Воистину так, Спархок-рыцарь. – Энгесса оглянулся на карету, ехавшую за ними. Там на месте Стрейджена сидел Заласта, и Миртаи с серьезным и торжественным лицом держала на коленях Данаю. – Мы знаем друг друга, не так ли, Спархок-рыцарь?
– Я бы сказал, да, – согласился Спархок. – У наших народов разные обычаи, но мы, похоже, уже переступили через большинство различий.
Энгесса чуть заметно улыбнулся.
– Ты хорошо держался, когда мы беседовали об атане Миртаи и доми Кринге.
– Здравомыслящие люди всегда найдут возможность поладить друг с другом.
– Эленийцы, кажется, придают большое значение здравому смыслу?
– Да, это одна из самых больших наших причуд.
– Я хочу объяснить тебе суть одного нашего обычая, Спархок-рыцарь. Мои объяснения могут оказаться не слишком ясными, потому что я плохо владею вашим наречием. Я полагаюсь на то, что ты объяснишь остальным.
– Я приложу все силы, атан Энгесса.
– Когда мы будем в Атане, атана Миртаи пройдет обряд Перехода.
– Я не сомневался, что так и будет.
– В обычае нашего народа, чтобы ребенок перед прохождением обряда вспоминал свое детство, и очень важно, чтобы при этом были его родители. Я говорил с атаной Миртаи. Ее детство не было счастливым. Многие ее воспоминания будут мучительны, и когда она будет оживлять их в памяти, нужно, чтобы ее окружали любящие ее люди. Ты скажешь Элане-королеве и другим, в чем суть дела?
– Скажу, атан Энгесса.
– Атана придет к вам, когда будет готова. Ее право избрать тех, кто будет поддерживать ее. Иной ее выбор, возможно, удивит тебя, но среди моих соотечественников быть избранным для такой цели – великая честь.
– Именно так посмотрим на это и мы, Энгесса-атан.
Спархок вкратце рассказал остальным, что Миртаи соберет их в выбранное ею самой время, однако не стал вдаваться в подробности, потому что и сам не знал точно, чего ожидать.
Тем же вечером атанская великанша бесшумно ходила по лагерю, держась с непривычной застенчивостью. Она не впрямую требовала прийти выслушать ее, как можно было бы от нее ожидать, но скорее просила, можно сказать, умоляла, и в глазах у нее были робость и беспомощность. Ее выбор по большей части не был для Спархока неожиданностью – все это были люди, с которыми Миртаи была наиболее близка во время ее недавнего рабства. Без сюрпризов, однако, не обошлось. Она пригласила двоих пандионцев, с которыми Спархок даже не был знаком, а также пару пелоев Кринга и двух атанских девушек из легиона Энгессы. Кроме того, среди приглашенных оказались Оскайн и Эмбан.
Вечером они собрались вокруг большого костра, и прежде чем начала говорить Миртаи, к собравшимся с краткой речью обратился Энгесса.
– Среди нашего народа в обычае расстаться с детством, прежде чем войти в зрелость, – сурово проговорил он. – Атана Миртаи скоро пройдет обряд Перехода, и она попросила нас быть с ней, когда она будет прощаться с прошлым. – Он помолчал, и в голосе его зазвучали задумчивые нотки. – Это дитя не похоже на других атанских детей. Почти всегда детство, с которым расстается ребенок, простое и привычное для нашего народа. Однако атана Миртаи возвращается из рабства. Она пережила рабство и вернулась к нам. Ее детство длилось дольше, чем у других атанских детей, и в нем было много необычного – и мучительного. Мы будем слушать с любовью – даже если не всегда поймем и примем ее рассказ. – Энгесса повернулся к Миртаи. – Начни с тех мест, где ты появилась на свет, дочь моя.
– Хорошо, отец-атан, – вежливо ответила она. Поскольку Энгесса с первой их встречи взял на себя роль приемного отца, Миртаи относилась к нему с традиционным почтением. Сейчас она говорила негромко, и в ее голосе не осталось и следа от ее всегдашней напористости. Спархок отчетливо ощутил, что перед ними вдруг оказалась совсем другая Миртаи – мягкая и чувствительная девушка, таившаяся за скорлупой внешней грубости и резкости.
– Я родилась в селении к западу от Диргиса, – начала она, – неподалеку от истоков реки Сарны. – Миртаи говорила по-эленийски, потому что – за исключением Энгессы, Оскайна и двух атанских девушек – никто из дорогих ей людей не говорил по-тамульски. – Мы жили глубоко в горах. Мои отец и мать очень гордились этим. – Она слабо улыбнулась. – Все атаны считают себя особенными, но мы, горные атаны, особенней самых особенных. Наш долг – быть лучшими всегда и во всем, раз уж мы настолько превосходим всех прочих. – Она одарила своих друзей довольно лукавым взглядом. Миртаи была очень наблюдательна, и ее как бы небрежная реплика была шпилькой равно в адрес и стириков, и эленийцев. – Ранние годы своей жизни я провела в лесах и в горах. Я начала ходить раньше других детей, и едва научившись ходить, научилась и бегать. Мой отец очень гордился мной и часто говорил, что я родилась бегущей. Как и положено, я часто испытывала себя. К пяти годам я могла бежать без передышки полдня, а к шести – с рассвета и до заката.
Дети из нашего селения обычно начинали обучение очень поздно – примерно около восьми лет, – потому что учебный лагерь в нашей местности был очень далеко от селения и родителям не хотелось расставаться с нами в таком раннем возрасте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69