Это было до того, как боги ушли.
– Ты всегда жил здесь?
– Нет. Я пришел сюда, ища, чего бы украсть; впрочем, я думаю, это не совсем так. Мне было тогда примерно столько же лет, сколько тебе сейчас, и я умирал.
– Умирал? – удивился Гарион.
– Замерзал до смерти. За год до того я после смерти матери ушел из родной деревни и первую зиму провел в шатрах безбожников. Они были тогда уже очень стары.
– Безбожников?
– Алгосов – вернее, тех, кто не пошел за Горимом на Пролгу. Дети у них больше не рождались, и меня они приняли с радостью. Языка их я тогда не понимал, их неумеренная нежность меня раздражала, поэтому весной я убежал. В начале следующей зимы я собрался назад, но недалеко отсюда меня застигла метель. Я лег у подножия башни моего повелителя и собрался умирать – тогда я не знал, что это башня. Так мело, что она показалась мне просто грудой камней. Насколько помню, я тогда очень себя жалел.
– Воображаю. – Гарион вздрогнул, представив себе одиночество и близость смерти.
– Я скулил, и звук этот потревожил моего повелителя. Он впустил меня – скорее, желая утихомирить, чем по какой-либо иной причине. Как только я оказался внутри, я стал искать, что бы мне стащить.
– А он вместо того сделал тебя чародеем?
– Нет. Он сделал меня слугой – рабом. Я отработал на него пять лет, прежде чем узнал, кто он такой. Кажется, временами я ненавидел его, но исполнял его приказания – почему, не знаю. Последней каплей было, когда он приказал мне отодвинуть с его дороги большой камень. Я выбивался из сил, но сдвинуть не мог. Наконец я достаточно разозлился, чтобы сдвинуть его разумом, а не руками. Этого повелитель, конечно, и ждал. После того дела у нас пошли лучше. Он изменил мое имя – Гарат – на Белгарат и сделал меня своим учеником.
– И последователем?
– Это произошло несколько позже. Мне еще многому пришлось научиться. Впервые он назвал меня своим последователем, когда я пытался понять, почему некоторые звезды падают, – а сам он тогда работал над круглым серым камнем, который подобрал на берегу реки.
– А причину ты понял? То есть почему звезды падают?
– Да. Это совсем не сложно. Тут все дело в равновесии. Мир, чтобы вращаться, должен иметь некий определенный вес. Когда вращение замедляется, падают несколько звезд. Их веса оказывается достаточно.
– Никогда об этом не думал.
– Я тоже – до определенной поры.
– Камень, который ты упомянул. Это был…
– Око, – подтвердил Волк. – Пока повелитель его не коснулся, он оставался самым обычным камнем. Как бы там ни было, я познал тайну мировой воли – в конце концов, не такая уж это и тайна, – или я тебе уже это говорил?
– Кажется, да.
– Наверное. Я иногда повторяюсь. – Старик взял в руки пергаментный свиток, посмотрел на него, потом положил на место. – Сколько всего начато и не закончено. – Он вздохнул.
– Дедушка?
– Да, Гарион?
– Это… то, что в нас… как много с его помощью можно сделать?
– Все зависит от твоего разума, Гарион. Более сложный разум способен совершать более сложные действия.
Совершенно очевидно, что сила эта не в состоянии сделать то, чего не может вообразить направляющий её разум. Потому мы и стараемся познать больше – чтобы расширить возможности своего разума и полнее использовать нашу силу.
– Разум у каждого свой, не такой, как у других. – Гарион с трудом пытался что-то осмыслить.
– Да.
– Не означает ли это, что наша… то, что у нас есть, – он избегал слова «сила», – тоже у каждого разная. Иногда ты что-то делаешь сам, а иногда поручаешь тете Пол.
Волк кивнул.
– В каждом из нас это разное. Кое-что можем мы все. Например, все мы можем двигать предметы.
– Тетя Пол называет это теле… – Гарион замялся, позабыв слово.
– Телепортация, – закончил Волк. – Перемещение чего-либо в пространстве. Это самое простое – и обычно все делают это первым. И шума от него больше всего.
– Об этом она мне говорила. – Гарион вспомнил раба, которого вытащил из реки в Стисс Торе, – раба, который потом умер.
– Полгара может делать то, чего не могу я, – продолжал Волк. – Не потому, что она сильнее меня, но потому, что мыслит иначе. Мы не знаем в точности, что именно может каждый из нас, поскольку не знаем, как работает наш мозг. Ты с легкостью делаешь то, на что я не посмел бы и замахнуться. Может быть, оттого, что не сознаешь, насколько это сложно.
– Я не понимаю, о чем ты.
Старик пристально посмотрел на него.
– Может быть, ты и впрямь не понимаешь. Помнишь сумасшедшего монаха, который напал на тебя в деревне на севере Толнедры, вскоре после того, как мы выехали из Арендии?
Гарион кивнул.
– Ты исцелил его от безумия. Это означает, что в момент исцеления ты должен был до конца понять природу его болезни. Это исключительно трудно, а ты сделал это, даже не задумываясь. И потом, конечно, жеребенок.
Гарион взглянул в окно на малыша, резвившегося на лугу рядом с башней.
– Жеребенок был мертв, но ты заставил его дышать. Чтобы сделать это, надо понять природу смерти.
– Это была стена, – объяснил Гарион. – Я всего лишь прошел сквозь неё.
– Значит, дело в другом. Видимо, ты способен зрительно представлять очень сложные понятия в виде очень простых образов. Это редкий дар, но в нем заключены некоторые опасности, о которых тебе не мешало бы узнать.
– Опасности? Какие именно?
– Не упрощай чересчур. Вот пример: если человек мертв, значит, на то есть причина – скажем, в груди у него торчит меч. Если ты вернешь его к жизни, он немедленно снова умрет. Как я уже говорил, мочь что-либо – еще не повод это делать.
Гарион вздохнул.
– Боюсь, у меня уйдет на это слишком много времени. Я должен научиться владеть собой, должен узнать, чего делать не могу, чтобы не убить себя в попытке совершить невозможное, узнать, что я могу и что из этого мне следует делать Лучше бы этих способностей у меня не было.
– У каждого из нас временами возникает такое желание, – сказал старик. – Однако решать не нам. Мне нравится далеко не все, что приходится делать, да и тетке твоей тоже, но дело наше важнее нас самих, вот мы и делаем что положено, хотим того или нет.
– Что, если я скажу сейчас: «Нет. Не буду»?
– Ты, конечно, можешь это сказать, но ведь не скажешь?
Гарион опять вздохнул.
– Нет, – сказал он, – наверное, не скажу. Старый чародей обнял мальчика за плечи.
– Я догадывался, что ты смотришь на все это так, Белгарион. Подобно нам всем, ты вынужден подчиниться.
Как всегда, при звуке другого, тайного, имени, по телу Гариона пробежала дрожь.
– Почему вы все упорно хотите называть меня так?
– Белгарион? – мягко спросил Волк. – Подумай, мальчик. Я столько беседовал с тобой в эти годы и столько тебе рассказал. И вовсе не потому, что мне нравится звук своего голоса.
Гарион задумался.
– Ты был Гарат, – медленно проговорил он, – но Олдур изменил твое имя на Белгарат. Зидар был сперва Зидаром, потом Белзидаром, а потом вновь сделался Зидаром.
– А на языке моих предков Полгара была просто Га-рой. «Пол» все равно что «Бел». Единственная разница, что она женщина. Её имя происходит от моего – потому что она моя дочь. Твое имя тоже происходит от моего.
– Гарион – Гарат, – сказал мальчик. – Белгарат – Белгарион. Все сходится.
– Естественно, – отвечал старик. – Я рад, что ты это заметил.
Гарион широко улыбнулся в ответ. Тут ему пришла в голову еще одна мысль.
– Но я ведь еще не совсем Белгарион?
– Не совсем. Тебе еще предстоит им стать.
– Тогда, думаю, мне лучше начать прямо сейчас, – сказал Гарион не без горечи. – Раз у меня нет выбора.
– Я предполагал, что ты рано или поздно образумишься, – сказал господин Волк.
– А тебе никогда не хотелось, чтобы я снова стал Гарионом, а ты – старым сказочником, забредшим на ферму Фолдора, и чтобы тетя Пол, как прежде, готовила на кухне ужин, а мы бы прятались под стогом с бутылкой, которую я для тебя стащил? – Гариона захлестнула мучительная тоска по дому.
– Временами, Гарион, временами, – согласился Волк, глядя вдаль.
– Мы никогда не вернемся туда?
– Тем же путем – нет.
– Я буду Белгарион, ты – Белгарат. Мы никогда не станем прежними.
– Все меняется, Гарион, – сказал ему Белгарат. – Покажи мне камень, – сказал Гарион вдруг. – Какой камень?
– Камень, который Олдур заставил тебя сдвинуть, когда ты впервые обнаружил свою силу.
– А-а, – сказал старик, – этот. Он здесь – вон тот белый. О который жеребенок чешет копыта.
– Большой какой.
– Рад, что ты это заметил, – скромно отвечал Волк. – Я и сам так думал.
– Как ты думаешь, я смогу его сдвинуть?
– Ты не узнаешь, пока не попробуешь, Гарион, – сказал ему Белгарат.


Глава 11

Проснувшись на следующее утро, Гарион сразу понял, что он не один.
– Где ты был? – беззвучно спросил он.
– Я наблюдал, – отвечало другое сознание в его мозгу, – я вижу, ты наконец взялся за ум.
– Разве у меня был выбор?
– Никакого. Тебе пора вставать. Олдур идет. Гарион быстро выкатился из-под одеяла.
– Сюда? Ты уверен?
Голос в его мозгу не отвечал.
Гарион надел чистую рубаху, чулки и тщательно протер башмаки. Потом вышел из палатки, где ночевал вместе с Дерником и Силком.
Солнце только что вышло из-за гор на востоке, граница тени быстро отступала по росистым травам Долины. Тетя Пол и Белгарат стояли у костерка, на котором уже начинал побулькивать котелок. Они тихо переговаривались. Гарион подошел к ним.
– Ты сегодня рано, – сказала тетя Пол и, протянув руку, пригладила ему волосы.
– Я проснулся, – сказал он и огляделся, гадая, откуда же придет Олдур.
– Твой дед сказал мне, что вы вчера долго разговаривали.
Гарион кивнул.
– Теперь я кое-что понял. Мне стыдно, что я доставил столько хлопот.
Она притянула его к себе и обняла.
– Ничего, ничего, милый. Ты был перед трудным выбором.
– Значит, ты на меня не сердишься?
– Конечно, нет, милый.
Начали вставать остальные, вылезая из палаток, позевывая и потягиваясь.
– Что делаем сегодня? – спросил Силк, подходя к костру и потирая сонные глаза
– Ждем, – отвечал Белгарат. – Мой повелитель сказал, что встретится с нами здесь. – Я весь любопытство. Никогда прежде не встречал бога.
– Любознательность твоя, принц Келдар, будет вскорости удовлетворена, – сказал Мендореллен. – Гляди!
По лугу со стороны большого дерева, под которым они разбили лагерь, к ним приближался некто в голубом одеянии. От него исходило мягкое голубое свечение, а присутствие его ощущалось так сильно, что сразу стало ясно – идет не человек. Гарион оказался не готов к этому ощущению. Во время встречи с духом Иссы в тронном зале королевы Солмиссры он был одурманен снадобьем, которым опоила его змеиная королева. Подобным же образом половина его мозга спала и во время стычки с Марой на развалинах Map Амона. Однако сейчас он оказался в присутствии бога средь бела дня, совершенно бодрствующий.
Лицо у Олдура было доброе и необычайно мудрое, волосы и борода – белые (по сознательному выбору, понял Гарион, а не из-за возраста). Лицо казалось невероятно знакомым – Олдур разительно походил на Белгарата. Тут же Гарион осознал, что это, наоборот, Белгарат похож на Олдура – столетия тесного общения запечатлели черты бога на лице старика. Были, конечно, и отличия. На спокойном лице Олдура не оказалось и тени проказливой жуликоватости – эта черта принадлежала уже самому Белгарату, быть может, последнее, что осталось от маленького воришки, которого Олдур пустил в свою башню снежным днем тысячелетий семьдесят тому назад.
– Повелитель, – сказал Белгарат, почтительно кланяясь приближающемуся Олдуру.
– Белгарат, – отвечал бог. Голос у него был очень тихий. – Долгое время не видел я тебя. Годы эти не были к тебе суровы.
Белгарат пожал плечами.
– Иногда я ощущаю тяжесть их сильнее, чем другие, повелитель. Много времени у меня за плечами. Олдур улыбнулся и обратился к тете Пол.
– Возлюбленная дочь, – сказал он, ласково касаясь белой пряди на её лбу. – Ты прекрасна, как всегда.
– А ты, как всегда, добр, повелитель, – отвечала она, улыбаясь и наклоняя голову.
Все трое вступили в некую тесную личную связь, некое единение разумов. Сознание Гариона ощущало как бы грань этого единства; он испытывал легкую досаду от того, что его оттуда исключили, – хотя он сразу понял, что такого намерения у них не было. Они просто восстановили близость, насчитывающую тысячелетия, – общие воспоминания, простирающиеся в глубокую древность.
Олдур повернулся к остальным.
– Итак, вы наконец сошлись вместе, как и было предрешено от начала дней. Вы – орудия судьбы, и я благословляю каждого из вас, идущего к тому страшному дню, когда Вселенная воссоединится.
Спутники Гариона благоговейно и вместе с тем удивленно выслушали загадочное благословение Олдура. Каждый тем не менее поклонился с глубоким почтением.
И тут Се'Недра вылезла из их с тетей Пол палатки. Она с чувством потянулась и запустила пальцы в спутанную копну огненных волос. На ней были туника и сандалии.
– Се'Недра, – позвала тетя Пол. – Иди сюда.
– Да, леди Полгара, – послушно отвечала маленькая принцесса. Легко касаясь ногами земли, она подошла к огню. Тут она увидела стоящего меж прочими Олдура, и глаза её широко раскрылись.
– Это наш повелитель, Се'Недра, – сказала ей тетя Пол. – Он желал тебя видеть.
Принцесса в смятении взирала на светящееся божество. Ничто в прежней жизни не подготовило её к этой встрече.
Она опустила ресницы, а потом робко подняла глаза, личико её машинально приняло самое трогательное выражение.
Олдур мягко улыбнулся.
– Она – цветок, который чарует, сам того не сознавая. – Глаза его заглянули глубоко в глаза принцессы. – Хотя в этом цветке довольно стали. Она годна для своей задачи. Будь же благословенна, дитя мое.
В ответ Се'Недра сделала изящный реверанс. Гарион впервые видел, чтобы она кому-нибудь кланялась.
Олдур теперь глядел прямо на него. Краткое, невысказанное взаимопонимание промелькнуло между богом и другим сознанием, делившим с Гарионом его мысли. В этой мимолетной встрече было взаимное уважение и чувство совместной ответственности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35