— Даю тебе день, — наконец объявил он. — Один день.
Помощник-оператор усмехнулся. — У нас в сутках пятьдесят два часа.
Тумбе не ответил. Он знал об этом, когда заговорил о сроках.
Дуруба, казалось, остался довольным. — Предложение справедливое, Анатолий, — сказал он оператору. — Найди нашим друзьям жилище поудобнее и попрохладнее.
Устранив грозивший разразиться конфликт, Дуруба вернулся к приборам.
X
Лебедка, опустившая Риддика, дернулась и остановилась в трех метрах от дна. Риддик получил прекрасную возможность рассмотреть новое место жительства и сразу же ею воспользовался. К тому же это отвлекло его от боли в запястьях.
В общем, обстановка здесь была, мягко говоря, нездоровая. Из трещин в земле поднимался серный дым и пар, света было меньше, чем наверху, и это делало место похожим на дантовский ад. Сначала Риддик не заметил никаких признаков жизни.
Потом появились три человека. Они вышли из большой расщелины, заметили висящего на цепях мужчину и направились к нему. Риддик рассматривал их с интересом. Заключенные оказались с головы до ног засыпанными желтой пылью. Одежда, открытые участки кожи, волосы, — все было покрыто тонким и, судя по всему, постоянным слоем серы. В легких рюкзаках, которые они несли, просматривались контуры каких-то ракообразных — возможно, еда или предмет обмена.
Исследуя новичка с необычными очками, живописное трио с особым вниманием разглядело его башмаки, что и понятно: обувь у всех троих была ветхой и изношенной, в пятнах от земли, по которой они ходили. Размахивая самодельными кирками, они встали под Риддиком, даже не пытаясь скрыть своих намерений. Обычно сверху спускали еду, но вот, впервые за долгое время, появились полезные башмаки. Все трое держали в руках кирки и ждали, когда жертву наконец опустят. Риддик со вздохом приготовился к тому же. Спустя мгновение фиксатор на его запястьях мягко щелкнул и расстегнулся. Падая, Риддик перевернулся и собрался, разорвав мышечным усилием путы. Он мог сделать это и раньше, на корабле охотников или во время переезда в тюрьму, но и со свободными руками ему нечего было противопоставить трем-четырем ружьям. Один пойдешь, свободу найдешь. На троих нарвешься, смерти дождешься. Ему не хотелось нарываться на ружейный огонь, пока он не мог использовать свое превосходство.
Но сейчас никаких ружей не было, и ему ничто не мешало освободить, наконец, руки.
Приземлившись, Риддик парировал первый удар, выбил плечо нападавшего и продолжил дугу его кирки так, что она вошла в позвоночник незадачливого грабителя. В следующее мгновение он развернулся ко второму.
Нападавших никак нельзя было назвать медлительными: пока Риддик разбирался со вторым, третий обошел его со спины и замахнулся киркой. Его орудие успело пройти лишь полпути, как вдруг он замер, выронил кирку и обеими руками схватился за шею, вокруг которой обвилась цепь. Расправляясь со вторым нападавшим, Риддик увидел, что цепь рывком ушла назад. Он проследил за ней взглядом и заметил обманчиво хрупкую, гибкую фигуру. Стройность фигуры его не удивила, а вот контуры застали врасплох.
Пока он снимал очки, девушка исчезла за каменной кладкой, которой была перегорожена пещера. Он собрался уже последовать за ней, чтобы поблагодарить и задать несколько вопросов, но был отвлечен окликнувшим его сверху голосом — мужским баритоном, эхом, отразившимся от каменных стен.
— Здесь есть заключенные и есть преступники, — провозгласил голос с убежденностью истового верующего.
Двумя ярусами выше зловещего вида толпа спускалась к нему. Их вел зрелый мужчина с изможденным, неровным лицом, будто вырубленным из вулканической породы.
— Кто это сказал?
— Это сказал Гув, — послышался ответ.
— Я так сказал. Преступник живет по особым правилам. Он знакомится с каждым уголком тюрьмы, учится чувствовать ее пульс. Преступник проявляет, когда это требуется, уважение. Он уважает своих собратьев, уважает систему. Систему, по которой живут преступники, а не тюремную. Нашу систему.
Добравшись до дна, Гув подошел к Риддику, но остановился на приличном от него расстоянии. Его свита столпилась позади, готовая к действиям, но и дающая новичку шанс проявить себя. Риддика изучали десятки глаз. На многих лицах было выражение уважения и зависти.
— Заключенный, — торжественно и многозначительно продолжал Гув, — живет за счет своих собратьев. Он выполняет работу тюремщиков и позорит всех остальных. — Его голос зазвучал еще ниже. — В этой тюрьме заключенные всегда получают по заслугам. Это может случиться за едой или посреди ночи, но это, черт возьми, святой долг.
Он шагнул вперед и оказался еще ближе и Риддику. В это время один из присыпанных желтой пылью нападавших попытался встать. Не замедляя шага, Гув пнул его прямо в лицо. Судя по всему, он не любил, когда его перебивают.
— Итак, — без всякого выражения обратился он к новичку, — кто ты такой?
— Я? — Риддик снова надел очки. — Я здесь проездом.
С этими словами он прошел мимо Гува и исчез за шипящей стеной пара, не обращая внимания на провожавшие его напряженные взгляды.
Позже им дали еду, если ее можно так назвать: какое-то вареное членистоногое, происхождение которого осталось для Риддика загадкой. Его шишковатый вид внушал ужас, зато мясо оказалось вполне съедобным. Устроившись перед пустой камерой, он наблюдал за жизнью в сводчатой пещере, одновременно разбивая панцирь и высасывая содержимое. Еда была жилистой, но питательной.
Когда Риддик входил в камеру, позади него материализовалась тень. Тонкая, напряженная и разгневанная девушка внимательно разглядывала Риддика.
— А не полакомиться ли мне сладеньким? Слева от позвоночника, на четыре позвонка ниже поясницы, есть брюшная аорта. Будет целый фонтан…
Развернувшись, Риддик снял очки, чтобы без фильтров взглянуть на свою гостью, но ничего не ответил. Да и что он может ей сказать?
— Как мне получить такие глаза? — тихо спросила она.
Он пожал плечами: «Надо убить нескольких человек».
Девушка понимающе кивнула.
— Я это уже делала. И не однажды. — Она подошла ближе. Никто другой не заметил бы маленького ножа, зажатого в ее руке. Риддик поймал ее до того, как она ударила, и прижал к стене. Его удар получился не слишком сильным и кость не сломал, но достаточный для того, чтобы она выронила нож. Риддик продолжил разговор, как будто ничего не случилось.
— А потом попасть в тюрьму.
Ее тело было прижато к прутьям, но рот свободен.
— Где охранники скажут тебе, что ты никогда больше не увидишь дневного света. Только там не оказалось доктора, который мог бы наполнить светом мои глаза. Ни за двадцать монет, ни за быстрый секс, ни за какую награду, — ее голос дрогнул, но слова не стали мягче. — Скажи, в том, что ты мне когда-то говорил, было хоть одно слово правды?
Она рванулась вперед, пытаясь освободиться, но это лишь заставило его усилить хватку.
— Не забывай, с кем ты разговариваешь, Джек.
Казалось, она развернулась под собственной кожей, выставив вперед миниатюрное лезвие, которое было спрятано у нее во рту, хотя и не мешало разговаривать.
— Джек мертв. Он был слаб и не вынес такой жизни. — Сделав резкое движение вперед, она порезала лезвием его щеку. Это не заставило его отпустить девушку, но потом он решил дать ей свободу. Она исчезла в паре, и он последовал за ней в пропахшую потом темноту.
— Я Кира, — обернувшись, сказала она ему все еще звенящим от гнева голосом, — новое животное.
Корабль представлял собой венец науки и техники некромангеров. Быстрый, изящный, больших размеров, — он скользил в открытом космосе, как оса в поисках добычи. В его темных недрах команда работала посменно: одни пребывали в состоянии крио-сна, другие время от времени пробуждались. чтобы убедиться в том, что системы работают в оптимальном режиме и курс остается неизменным. На борту лишь несколько человек знали о том, что необходимость, заставившая их покинуть орбиту возле Гелиона-Один, была продиктована исчезновением одного-единственного человека. Экипажу это знание было ни к чему, но даже если бы они все знали, тщательность и результативность работы остались бы прежними.
Вот уже несколько дней весь экипаж бодрствовал после крио-сна. Это время использовалось для обмена мыслями, поглощения еды и питья и упражнения ослабших мышц. Скоро они снова вернутся в крио-систему, а дежурная команда будет наблюдать за работой корабля. Сейчас они разговаривали.
Вако занимался навигаторами. Отыскать следы космического корабля было непросто, без помощи сложной вычислительной техники просто невозможно, но Вако был убежден, что с преданными своей работе и общему делу людьми он обязательно этого добьется. В зал вошел Чистильщик, однако не стал ни к кому подходить, а отошел в сторону и стал наблюдать за происходящим. Его взгляд перемещался с искаженного изображения звезд, видимых в иллюминатор, на занятых своей работой обращенных и на Вако. Этот взгляд беспокоил Вако больше, чем он готов был признать.
Когда Чистильщик подошел к Вако, тому стало легче. Во всяком случае, Чистильщик не стоял в отдалении и не пронизывал всех своим критичным взглядом.
— Какое долгое путешествие, — заметил он, стоя за Вако и пристально глядя на мерцающий небесный свод. Вако не ответил, и он продолжил: — Оно может стать настоящим испытанием — для нашего внутреннего «я», испытанием для экипажа, испытанием для корабля. Трудно так долго быть вдали от родных пределов Некрополя. Тем не менее бывают времена, когда путешествие необходимо, каким бы долгим и одиноким оно ни было. — Он перевел взгляд на Вако. — Как вы полагаете?
— Многие считают именно так, — ответил Вако, не торопясь согласиться. В отличие от Лорд-маршала и других командиров, Чистильщик иногда говорил загадками, и это злило Вако. Когда тебе задают непонятный вопрос, отвечать на него тоже лучше расплывчато. По крайней мере, с точки зрения тактики, которую Вако называл тактикой самосохранения.
Он не ощущал угрозы со стороны Чистильщика. Напротив, чувствовал себя в его присутствии очень спокойно. Вако нервничал только тогда, когда их духовный руководитель стоял сзади, невидимый взгляду. Тогда командир задумывался о том, что может быть на уме у этого человека. Что он думает о Вако? О Лорд-маршале? Об их способностях? Вако хотел бы все это знать.
Разумеется, такие вопросы задавать было нельзя — это явный просчет. Желание узнать его мнение может навести на мысль, что он неуверен в себе, а это недопустимо. Однако невозможность задать вопросы не могла удержать его от размышления над ними.
— Когда ты далеко от армады, — продолжал Чистильщик, — в голову лезут порой самые странные мысли. Сомнения. Разве у вас не бывает сомнений, Вако? О нашей военной кампании, о Лорд-маршале?
Неужели Чистильщик пытается его спровоцировать? Если да, то столь грубый ход оскорбителен для ума командующего: мудрый и знающий советник мог бы придумать что-нибудь потоньше. Хорошо, что Дейм Вако не было рядом, а то она не удержалась бы от взрыва смеха над столь откровенным проколом. У этой женщины многому могли бы поучиться даже самые хитрые дипломаты. В который уже раз он ловил себя на мысли, что рад иметь ее на своей стороне.
Вако прямо и без колебаний ответил на вопрос Чистильщика.
— Если вы решили удостовериться в моей верности, то всего-навсего испытываете мое терпение. У меня есть задание, которое не оставляет времени для бессмысленных словопрений. Прошу вас проводить свою проверку где-нибудь в другом месте и с другими людьми. Я — Вако, ныне и всегда командир некромангеров, защитник Веры и предводитель новообращенных всех времен и поколений.
Чистильщик лишь кивал в ответ, не показывая, доволен он или разочарован такой реакцией.
— Хорошо сказано, благородный Вако. «Ныне и всегда». Вы когда-нибудь задумывались о значении тех слов, которые мы говорим? Лично для меня всегда оставалось загадкой, что же это на самом деле значит — «всегда». — Чистильщик молча развернулся и вышел из командного центра.
Вако смотрел ему вслед. Оставленный наедине с вопросами и загадками, он был обеспокоен странным разговором еще больше, чем молчаливым наблюдением Чистильщика из-за спины. Что означает этот разговор? Если Чистильщик не проверял его верность, то что это все значило? Он просто развлекался? Последнее предположение плохо вязалось с тем, что Вако знал о Чистильщике. Великий толкователь веры был мрачным человеком и не любил развлечений.
Навигатор требовал принять решение. Вако с неохотой отвлекся от своих мыслей и вернулся к обязанностям. «Это важнее всего», — напомнил он себе. Это его долг, задание, которое он должен выполнить. Не надо обращать внимания на философскую дребедень одинокого богослова. Он уважал Чистильщика за ум и эрудицию, но это еще не значило, что он должен рабски преклоняться перед ним и внимать каждому его слову.
Ни душевой кабины, ни ультрафиолета, чтобы очистить тело от потенциально опасных микроорганизмов. Правда, на самом нижнем уровне были горячие источники. Они пахли серой, но запах скоро выветрится, а насыщенная минералами вода полезнее для тела, чем раствор дигидрогенов. Проблема была не в качестве воды, а в ее температуре. Заключенные, желающие принять ванну, должны были внимательно следить за своим погружением, потому что температура источников часто и резко менялась, реагируя на непредсказуемую перемену уровня подземной магмы. Выйдешь слишком рано — толку никакого; засидишься — ошпаришься так, что рядом с красным цветом твоего тела побледнеет ужин из неизвестного вида членистоногих. Или будешь плавать в источнике до тех пор, пока охранники не выловят твой сварившийся труп.
Температура воды показалась Риддику подходящей. Возможность отмыть накопившиеся сажу и пот была практически единственным удовольствием заключенных в Крематории, и он решил ею воспользоваться. Мыла не было, но минеральная вода его и не требовала. Царапина на щеке саднила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32