Джеймс отрядил двух солдат провожать раненых в таверну, где они могли бы поправиться и потом вернуться домой, в Королевство. У него оставалось всего двенадцать гвардейцев. Чувствуя себя несколько беззащитным, он отдал своему маленькому отряду приказ поворачивать в пустыню. *** Солнце уже касалось горизонта, когда кешианский следопыт галопом подъехал к островитянам. Джеймс дал команду остановиться. Следопыт натянул поводья своей лошади.— В сухом русле реки Сафре собирается караван — может быть, сотня солдат, а может, и больше.Джеймс выругался.— А мой брат? — спросил Эрланд.— Я не смог подобраться к ним достаточно близко, поэтому мне нечего вам ответить, принц.— Можно ли откуда-нибудь подойти к этому лагерю поближе?— Вдоль одной стороны русла проходит неглубокая впадина, которая дальше превращается в маленький овраг, господин мой. Четыре, может быть пять, человек могут подобраться незаметно. Но это очень опасно. В дальнем конце он становится достаточно мелким, и, стоя в полный рост, можно разглядеть лагерь, но и из лагеря могут заметить человека, стоящего в овраге.Эрланд начал спешиваться, но Джеймс остановил его.— В этой кольчуге ты громыхаешь, как тележка жестянщика. Жди здесь.— Я должна идти, Джеймс, — сказала Гамина. — Если мы подойдем ближе, я смогу сказать, есть ли среди них Боуррик.— Ближе — это как близко? — спросил ее муж.— На расстояние броска камнем, — ответила Гамина.— Сможем мы подойти? — спросил Джеймс следопыта.— Мы сможем подойти так близко, что увидим прыщи на лицах солдат, — ответил следопыт.— Хорошо, — произнесла Гамина, поднимая край своего платья. Она подоткнула подол за пояс, как это делают жены рыбаков, когда ловят рыбу на отмелях.Джеймс попытался не обращать внимания на бесподобный вид двух длинных стройных ног и попытался сосредоточиться и придумать какую-нибудь причину, чтобы не брать Гамину с собой. Ничего у него не вышло. Наверное, дело в том, думал он, спешиваясь, что человек с логическим складом ума считает женщин равными мужчинам. Тогда невозможно изобрести довод, который бы убедил их держаться подальше от опасности.Локлир велел двум гвардейцам сопровождать Джеймса, Гамину и следопыта, и все пятеро пешком отправились в путь. К тому времени как они добрались до ближайшего конца оврага, небо приобрело сероватый цвет, а пустыня, освещенная отраженными от низких туч солнечными лучами, засияла всеми оттенками алого и розового.В сгущающихся сумерках шум от каравана вызывал эхо; Джеймс оглянулся, чтобы посмотреть, все ли его спутники рядом. Гамина едва заметным касанием тронула его за локоть.— Я слышу много разных мыслей.— А Боуррик? — спросил он мысленно.— Нет, — ответила она. — Но, чтобы, сказать наверняка, надо подойти ближе.— Можем мы подойти еще ближе? — шепотом спросил Джеймс у следопыта, тронув его за руку.— Впереди поворот, — тоже шепотом ответил тот. — Если мы проберемся туда, то окажемся вплотную к ним. Но будь осторожен, господин мой, — там хорошее место для свалки мусора, поэтому рядом могут оказаться солдаты.Джеймс кивнул, и следопыт повел их вперед, в темноту. *** Джеймс мог припомнить несколько случаев в своей жизни, когда короткий путь казался бесконечным, но ни один из них не мог, кажется, сравниться по продолжительности с этим — им и всего-то надо было добраться до конца оврага. Оттуда можно было услышать, как вполголоса переговариваются солдаты, обходящие лагерь дозором. Сам путь оказался очень опасным; кроме того, та часть оврага, что примыкала к лагерю, использовалась как помойка и отхожее место. Островитянам пришлось ползком пробираться по мусору и отбросам.Джеймс наступил во что-то сырое и мягкое. Судя по висевшему в овраге запаху, плотному, как туман, он решил, что совсем не хочет выяснять, что же это было. И так можно догадаться. Джеймс повернулся к разведчику, а тот знаками показал, что они подобрались как могли близко.Тогда Джеймс осторожно выглянул из оврага. На фоне огня от костра не далее чем в десяти шагах от него вырисовывались силуэты двух людей. Вокруг их ног свернулись, пытаясь согреться, почти три десятка человек. Джеймс, как ни всматривался, не видел среди них Боуррика. Были видны не все лица, но даже в мигающем свете костра рыжие волосы принца легко можно было бы заметить.Потом к солдатам подошел человек в лиловом плаще, и сердце Джеймса сжалось. Но это был не Боуррик. Капюшон плаща был откинут, и Джеймс хорошо разглядел черную бороду и хмурое лицо мужчины — он никогда его раньше не видел. Человек (на боку у него висел меч) велел солдатам прекратить болтовню и идти дальше.Потом он отвернулся, и к нему подошел еще один — в кожаном жилете, с меткой на руке, по которой Джеймс узнал в нем работорговца из Дурбина. Эту отметку Джеймс не видел с самого детства, но, как и все остальные пересмешники, члены гильдии воров, хорошо знал, что она означает. С работорговцами из Дурбина лучше не связываться.Джеймс бросил на лагерь еще один взгляд И, пригнувшись, присел рядом с женой. Ее глаза были закрыты, лицо сосредоточенно — она искала мысли Боуррика среди большого количества мыслей других людей в лагере. Наконец она открыла глаза, и Джеймс услышал ее мысли, обращенные к нему:.— Я не слышу мыслей Боуррика.— Ты уверена? — спросил он.— Если бы он был здесь, я бы нашла его — мы очень близко от лагеря. Я бы ощутила его присутствие, — ответила она и вздохнула. — У меня. есть только одно объяснение: он погребен под завалом камней в той расщелине, где мы нашли сапог. — Немного помедлив, она прибавила:— Он мертв.Джеймс посидел молча, потом махнул рукой следопыту, показывая, что надо возвращаться. Поиски были прекращены. *** — Нет, — Эрланд отказывался принять объяснения Гамины; его лицо было мрачным, встревоженным. — Ты не можешь быть в этом уверена.Джеймс в третий раз с момента возвращения повторил свой рассказ.— Мы видели, что какой-то бандит ходит в его плаще, так что можно предположить, что они сняли с него и плащ, и сапоги. Но в лагере его не было. Может ли быть, что бандиты, напавшие на нас, не принадлежат к этому каравану? — спросил Джеймс у следопыта.Тот пожал плечами, словно отвечая, что все возможно.— Скорее всего не может, господин мой. То, что некоторых ваших людей увели, показывает: на вас вряд ли напали случайно. Если кто из ваших людей и остался в живых, он должен быть в этом лагере.Джеймс кивнул.— Эрланд, если бы Боуррик был жив, Гамина смогла бы поговорить с ним.— Почему вы так в этом уверены? Гамина, постаравшись, чтобы все в лагере могли ее услышать, ответила:— Я могу управлять моим даром, Эрланд. Я могу выбирать, с кем говорить, и, стоит мне только раз мысленно обратиться к человеку, потом я могу узнать его мысли. Мыслей Боуррика в лагере я не слышала.— Может быть, он был без сознания.Гамина печально покачала головой.— Я бы ощутила его присутствие, даже если бы он был без сознания. Но он там… отсутствовал. Я не смогу объяснить вам лучше. Его не было среди других людей.— Господин мой, — произнес следопыт, — сейчас я должен уехать, чтобы разыскать своего сержанта. Ему надо узнать об этих дурбинцах. Губернатор Дурбина и сам недалеко ушел от тех воров и ренегатов, которыми он правит, и рано или поздно весть о таком неслыханном безобразии достигнет Трона Света. Когда императрица, будь она благословенна, решит действовать, последует неминуемая расплата, и она будет ужасна. Я понимаю, что это вряд ли облегчит ваши страдания, но неуважение Лица королевских кровей, направлявшегося на празднование юбилея императрицы, — страшное оскорбление. Императрица, благословенно будь ее имя, без сомнения, примет его на свой счет и отомстит за вас.Эрланда это не успокоило.— Что? Губернатор Дурбина принесет свои извинения? Письменно, я полагаю?— Скорее всего, она прикажет окружить город войсками и сжечь его вместе с жителями, господин мой. Или, если будет милосердна, то просто прикажет арестовать дурбинского губернатора и отправить его вашему королю вместе с семьей и всеми подручными, а город пощадит. Решение будет зависеть от того, в каком настроении она будет находиться, когда узнает эту новость.Эрланд был ошеломлен. Он наконец осознал, что Боуррик, возможно, погиб. Рассказ солдата, признающего такую огромную власть за какой-то женщиной, и вовсе лишил его способностей рассуждать. Он растерянно кивнул.Джеймс, желая отложить разговор об обсуждении тяжелой дипломатической ситуации, которая возникала со смертью Боуррика, обратился к следопыту:— Мы попросим тебя отправить письма принцу Крондорскому — это помогло бы устранить недоразумения между нашими странами.Солдат кивнул.— Я, как солдат, служащий на границе, сделаю это с радостью, господин мой. — Он ушел седлать лошадь.Джеймс поманил Локлира, и вдвоем они отошли в сторонку поговорить.— Ну и ну, — произнес Локлир.— Мы и раньше встречались со всякими трудностями. Нам не привыкать принимать решения.— Думаю, надо возвращаться в Крондор, — сказал Локлир.— Если мы вернемся, а Арута велит Эрланду ехать на празднование юбилея, мы рискуем обидеть императрицу, опоздав, — возразил Джеймс.— Празднование продлится более двух месяцев, — заметил Локлир. — Мы еще успеем до окончания.— Я бы все же предпочел приехать к началу, — сказал Джеймс и огляделся. — Не могу избавиться от мысли, что вокруг нас что-то происходит. — Он уставил палец в грудь Локлира. — Слишком удивительное совпадение, что напали именно на нас.— Возможно, — не мог не согласиться Локлир, — но, если налет был намеренным, значит, те, кто стоит за его организацией, и пытались убить Боуррика в Крондоре.Джеймс немного помолчал.— Какой в этом смысл? Зачем им нужно убивать Боуррика?— Чтобы начать войну между нашим Королевством и Империей.— Это понятно. Я хочу знать, зачем кому-то нужна война?Локлир пожал плечами.— Почему начинают любую войну? Надо выяснить, кому в Империи будет больше всего на руку, если на северной границе начнутся беспорядки.— А в Крондоре мы этого не узнаем, — кивнул Джеймс.Джеймс, повернувшись и увидев, что Эрланд одиноко стоит на краю их небольшого лагеря и смотрит в ночную пустыню, подошел к нему.— Тебе придется с этим. смириться, Эрланд, — тихо сказал Джеймс. — Ты должен перестать горевать и привыкать к новому положению дел.Эрланд смущенно заморгал, как человек, внезапно попавший из темноты на свет:— Что?Джеймс, положив руку принцу на плечо, сказал:— Теперь ты наследник. Ты будешь нашим следующим королем. И на пути в Кеш именно ты везешь судьбу всего нашего Королевства.Эрланд, кажется, его не слышал. Он ничего не ответил, продолжая смотреть на запад, туда, где стоял караван работорговцев. Наконец он повернул лошадь и вернулся к отряду, который дожидался его, чтобы продолжить свой путь на юг, в сердце Великого Кеша. Глава 7. ПЛЕННИК Боуррик проснулся. Он лежал неподвижно, пытаясь прислушаться — в лагере даже ночью было шумно. Еще в полудреме ему на мгновение показалось, что кто-то позвал его по имени.Он сел и, моргая, начал оглядываться. Пленники сидели вокруг костра, словно надеясь, что его тепло и свет хоть как-то уменьшат холодный страх, поселившийся в душе. Боуррик выбрал себе место как можно дальше от вонючей помойки, с краю от толпы рабов. Пошевелившись, Боуррик вспомнил, что его запястья сковывают наручники — две полоски серебра, которые, по слухам, сводят на нет все волшебные силы того, на кого они надеты. Боуррик вздрогнул и понял, что ночью в пустыне стало холодно. У него отняли и плащ и рубашку, так что из одежды остались только штаны. Он пошел к огню. Пленники, которых он толкал, ворчали ему вслед, но пошевелиться никто не хотел.У костра Боуррик сел между двумя людьми, которые, кажется, и не заметили его появления, погруженные в переживания собственных несчастий.В ночной темноте раздался визг — солдаты забавлялись с одной из пяти женщин-рабынь. Незадолго до этого шестая женщина сопротивлялась слишком активно и перекусила сонную артерию у солдата, который хотел ее изнасиловать; погибли оба: его смерть была менее долгой и мучительной.По звуку заунывных причитаний, раздавшемуся вскоре, Боуррик решил, что этой рабыне повезло больше. Он подумал, что вряд ли кто из женщин останется в живых к тому времени, как они доберутся до Дурбина. Отдав женщин солдатам, работорговец разом избавился от проблем. Если хоть одна из них доживет до прихода в Дурбин, ее продадут в кухонные прислуги. Ни одна из них не была ни молода, ни красива, и работорговцу не надо было беспокоиться о том, чтобы держать их от солдат подальше.Словно в ответ на мысли Боуррика работорговец появился возле костра. Он стоял в золотисто-красном свете у огня, пересчитывая свою добычу. Довольный осмотром, он повернулся к своему шатру. Касим. Насколько Боуррик помнил, его звали именно так. Боуррик хорошо его запомнил, потому что не терял надежды когда-нибудь добраться до него.Когда работорговец отошел, его окликнул человек по имени Салайя — на нем был лиловый плащ, который два дня назад Боуррик выиграл в Звездной Пристани в карты. Когда сегодня на рассвете Боуррик появился в лагере, этот человек сразу же потребовал плащ и избил принца, решив, что тот недостаточно быстро его снимает. То, что Боуррик был в наручниках, ничего не меняло. После того, как принцу изрядно досталось, вмешался Касим и урезонил своего помощника. Принц запомнил и Салайю. Касим отдал Салайе несколько приказаний, которые тот вполуха выслушал. Потом работорговец ушел к лошадям. Скорее всего, подумал Боуррик, прибыла еще одна партия рабов.Несколько раз он возвращался к мысли о том, чтобы сказать, кто он есть на самом деле, но всякий раз осторожность останавливала его. Он никогда не носил перстень со своей печатью — он ему мешал; вот и сейчас свидетельство его звания осталось лежать в одном из тех тюков, которые не достались бандитам. Конечно, его рыжие волосы, может быть, и заставили бы бандитов задуматься, но в Крондоре такой цвет волос не был редкостью. Светлые волосы часто встречались у людей, живших в Вабоне и на Дальнем берегу, но только в Крондоре среди жителей было столько же рыжих, сколько и блондинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42