Несколько минут Грегор смотрел на экран и, не узнав ничего интересного для себя, покинул номер. Наверное, Киоко подготовилась к интервью. «Бедолага Сан», — подумал Грегор и ухмыльнулся.Жаль, что его сердце похитила такая ранняя пташка.
Секс и смерть, увы, печально объединены в сознании хозалихов. С колыбели каждый ребенок в Империи воспитывается на рассказах об опозоренной мадам Фоун и впечатляющем самоубийстве ее любовника, барона Хейла, чьи внутренние органы, согласно его завещанию, хранились замурованными в памятник — в назидание молодежи.Любопытствующие антропологи доказали, что сексуальное влечение у хозалихов выражено почти так же сильно, как у людей, однако адюльтер среди них — явление крайне редкое, и, хотя многие хозалихи вступают в брак поздно, им удается хранить воздержание в холостяцкий период жизни. Случайные и внебрачные связи, когда они все-таки имеют место, зачастую сопровождаются физическими и моральными страданиями, которые, по мнению Юлия Безумного (человека остроумного и задиристого), почти так же смешны, как и сам акт соития. После того как бедняга Юлий отпустил эту шутку, его изгнал из Города Семи Сверкающих Колец император, который, испытывая по поводу адюльтера чувства весьма болезненные и противоречивые, всю свою жизнь страдал от напрасной и целомудренной любви к жене одного из своих министров. (Известно, что хозалихские императоры редко одобряют шутки, которые, как им кажется, задевают их лично.)Отношение людей к сексу и соответствующее этому отношению поведение во все времена вызывали у хозалихов негодование (и восторг) и, увы, сказались на том, как они стали воспринимать человечество в целом, а именно, считать всех людей фривольными и развратными. Если люди не могут всерьез относиться к сексу — так рассуждают хозалихи, — то к чему же они могут относиться серьезно?Однако факт остается фактом: человек, уличенный в адюльтере, крайне редко испытывает по этому поводу искреннее раскаяние. А для хозалиха, обнаруженного в чужой постели, нет другого выхода, как написать покаянную предсмертную записку (которая впоследствии будет обнародована) и, перед тем как застрелиться, громко пожелать долгой жизни и благоденствия императору. Большой популярностью пользуются также такие проявления раскаяния, как уход в монастырь, передача накопленного за жизнь состояния на нужды благотворительности и добровольное поступление на императорскую военную службу. Главное, чтобы покаяние было всеми замечено. Такая роскошь, как потаенные личные муки, считается непозволительной.Человеческая Диадема самим своим существованием бросает дерзкий вызов хозалиху-обывателю. Ведь любовные похождения членов этой организации становятся известны миллиардам. И то, что среди этих миллиардов немало хозалихов, не осуждающих, а, наоборот, восторгающихся тем, что вытворяют звезды, несомненно, яркий пример проявления противоречивости как хозалихской, так и человеческой натуры.Влюбленный хозалих — чаще всего хозалих страдающий, мучимый угрызениями совести. За одним его плечом стоит зловещий Высший Этикет, за другим — старуха с косой. И это справедливо, если противопоставить этим мукам чистой души безнравственное поведение Майджстраля, который не только предавался страсти с чужой женой, но и не собирался после этого раскаиваться в содеянном. Случись ему быть застигнутым на месте преступления, он бы не покончил с собой немедленно, а по возможности вообще попытался избежать смерти (ну по меньшей мере вынудил бы Котани взять это на себя). Мало того, вот вам ярчайшее свидетельство порочности его натуры — он ухитрился совершенно бессовестно уснуть крепким сном, когда вернулся к себе. Ну хотя бы поворочался с боку на бок для приличия!Что же тут удивляться, что человечество оказалось неуправляемым. Удивляет другое: как люди сами с собой управляются!
Робот «Цигнус» вылетел в холл чересчур резво — ему дали такого пинка, что он чуть не перевернулся.— Где она? — рявкнула Жемчужница голосом, в котором смешались гнев и нежелание верить в случившееся.Подушки и постельное белье летели в разные стороны, ударялись о стену. Эдверт, сердце которой часто-часто билось, вышла из гардеробной и не без усилия успокаивающе улыбнулась подруге:— Может быть, ты ее в другой комнате оставила?— Я прекрасно помню, где я ее оставила, — буркнула Жемчужница почти угрожающе. Перл прохромала по комнате (от удара, которым она вышвырнула робота, нога заболела еще сильнее), выхватила саблю из ножен и, злобно размахивая ею, сказала: — Не могу поверить, что Фу Джордж или Майджстраль снова стащили ее (взмах). Это было бы уже… (взмах)… слишком.— Может быть, на этот раз это сделал кто-то другой? Я хочу сказать не тот, кто украл ее первым. Может быть, он сделал это для того, чтобы отомстить первому вору? Кто бы ни был первым.А фирменный знак Жемчужницы между тем лежал в одном из внутренних карманов Эдверт. Ей казалось, что она чувствует, как жемчужина прикасается к ее коже и весит намного тяжелее, чем на самом деле. От волнения Эдверт захихикала.Перл свирепо зыркнула на нее:— Что тут смешного?!Эдверт снова рассмеялась:— Да я просто подумала… Может быть, мне снова удастся одного из них нанять, чтобы вернуть ее. Ну как в прошлый раз.Жемчужница выругалась:— Спасибо, я это сделаю сама. — Сабля, очертив круг, срубила голову воображаемому противнику. — По-своему. — Сабля пролетела по комнате, снесла под корень ни в чем не повинный цветок, стоявший в прекрасной фарфоровой вазе, и вонзилась в стену.— Но Перл… — (Настроение Эдверт, к ее огромной радости, с каждой минутой становилось все лучше.) — Тебе нельзя выходить из комнаты без фирменного знака. Киоко Асперсон сразу заметит, что жемчужины нет.Жемчужница злобно взревела. Вторая сабля рассекла воздух подобно серебристой молнии. Перл сделала выпад, скривилась от боли и схватилась за бедро. Растянутая мышца напомнила о себе. Она снова швырнула саблю через всю комнату, и ее жертвой стал второй несчастный цветок. Вторая ваза закачалась, но не упала.— Хорошо, Эдверт, — процедила сквозь зубы Жемчужница. — Ты права, мне нельзя рисковать. Иди, покажись на людях. Может быть, на тебя кто-то сам выйдет.Сердце Эдверт радостно забилось.— Ты получишь свою жемчужину обратно, — объявила она. — Вот и все.Она повернулась и легко, будто танцуя, вышла из комнаты.
Ванесса-Беглянка сунула ноги в биосапожки и почувствовала, как они сами натягиваются на лодыжки, голени и поднимаются к середине бедра. Она наклонилась, разгладила руками темную кожу пруга и попросила «Цигнуса» принести ей жилет из такой же кожи.— Джефф, — окликнула она Фу Джорджа, — как насчет завтрака? Мы еще не заказывали еду у Лебарона.Фу Джордж вышел из ванной комнаты в халате. Вокруг его глаз белели набухшие биопластыри.— Мне пока не хочется появляться на людях, Ванесса, — сказал он. — Пусть завтрак от Лебарона принесут сюда.Робот принялся зашнуровывать жакет Ванессы. Она взяла мундштук — из слоновой кости, отделанный полосками кожи пруга, — и вставила в него «Серебрянку».— Если мы собираемся грабить сокровищницу Майджстраля, — проговорила Ванесса, — нам не следует этого делать на голодный желудок.За годы жизни с Ванессой Фу Джордж успел привыкнуть к этому царственному «мы».— Торопиться некуда. Майджстраль рано не встанет. Сомневаюсь, что он появится раньше шестнадцати.— Почему ты так думаешь, Джефф?— В программе на день указано, что именно в это время он дает представление в Белой Комнате.Огонек зажигалки замер на полпути до сигареты.— А-а-а… — протянула Ванесса.— Вот-вот. Его друзья не пропустят представление, так что награбленное скорее всего никто не будет охранять. Тогда-то мы и поработаем. — Фу Джордж, прищурив облепленные пластырем глаза, посмотрел на Ванессу. — Я хочу, чтобы ты пошла на представление. Можешь считать, что это твой наблюдательный пост. Не сомневаюсь, Майджстраль окружил свою сокровищницу ловушками, так что мне понадобятся и Челис, и Дрекслер.— В шестнадцать. Значит, работать мы будем в это время?Фу Джордж кивнул:— Да, мы будем работать в это время.Он, похоже, заразился этим «мы».
Дрейк Майджстраль перевернулся на другой бок и взбил кулаком подушку. Кулак уперся в шкатулку с сигнализацией, где лежало «Эльтдаунское Крылышко». Так и не проснувшись окончательно, Майджстраль улыбнулся и провалился в сон, в котором он, таинственный незнакомец в маске и черном плаще, являлся на пути братьев Дальтонов в Коффивиль и рассказывал им о сказочном драгоценном камне, который в соседнем городке только и ждал, чтобы его украли.
— Мисс Асперсон. Как вы рано встали.— А я ранняя пташка, мисс Эдверт. У меня через несколько минут интервью. — Киоко улыбнулась. — А вы такая веселая. Прямо на крылышках летите.— У меня секретное поручение.— Да что вы говорите? — Информационные сферы немного переместились. — Можно поинтересоваться какое?— Сомневаюсь, что вам можно доверять тайны. — Эдверт, изобразив нерешительность, сплела пальцы. Ее колечки звякнули. — И потом — тайна не моя, а Жемчужницы.— Ну, надеюсь, ничего такого ужасного?— Именно ужасное! — Эдверт все больше входила в роль и распалялась. Веселье забурлило в ее душе, словно пузырьки в бокале дорогого шампанского. Пусть все думают, что она пустоголовая — ей-то лучше знать. — Ночью у Перл похитили жемчужину. Она не решается показаться на людях. Мне поручено, не привлекая внимания, выкупить жемчужину и вернуть хозяйке.Киоко удивленно смотрела на нее.— Если это такая тайна, мисс Эдверт, то почему вы мне все рассказали?— Да бросьте, Киоко! С чего бы Перл так переживать? Это ведь всего-навсего сережка.Эдверт начинала понимать, как же, наверное, весело живется людям типа Джеффа Фу Джорджа и Дрейка Майджстраля, которые имеют возможность так часто разыгрывать чужие роли.— Но ведь она — ее фирменный знак в Диадеме, — возразила Киоко. — Без жемчужины ее никто никогда не видел.— Ну я же видела. И наверняка большинство ее близких друзей. Думаю, глупо придавать такое значение какой-то побрякушке только из-за того, что это нужно публике. Ведь верно? — Она улыбнулась. — Так легко угодить в ловушку, да?— Может быть.— В ловушку, — радостно повторила Эдверт. (В ту самую, в которую она помогла угодить Жемчужнице, и поделом ей.) — Не следует впадать в такую зависимость от материальной стороны жизни, — добавила она. — Мне Жемчужница сама это не раз говорила.— Спасибо, что поболтали со мной, мисс Эдверт. Желаю вам успешно выполнить задание.— Благодарю, Киоко. Уверена, все пройдет хорошо.«Еще как хорошо. Как по маслу», — думала Эдверт, бодро шагая в направлении Белой Комнаты и гадая, кому бы еще выболтать «страшную тайну».
Пааво Куусинен поднялся рано. Спал он мало, поскольку его разум, совсем как язык, который упорно прикасается к десне на месте вырванного зуба, только и делал, что прикасался к загадкам и пытался их разгадать. После завтрака он отправился осуществлять частное расследование, думая о том, куда же направилась дама — предмет его раздумий — после того, как он видел ее в последний раз.Куусинен потратил на поиски некоторое время, но поскольку знал, что именно ищет, в конце концов нашел: гамак, тайник, отключенную сигнализацию.«Отлично, — думал он, шагая к своему номеру. — Может быть, теперь можно даже и выбросить это из головы».
Мистер Сан не спал и не ел. Он совершенно обессилел и не мог покинуть поле боя — свой лазурный кабинет. Сана настолько поглотило ожидание собственного грядущего краха, что он даже не поднялся с места в ответ на стук Киоко. Та снова забарабанила в дверь. Сан встал и открыл замок.— Мистер Сан. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете с утра?Круглую мордашку Киоко озаряла ослепительная улыбка. Сан не мог отвести от нее глаз. Ему казалось, что репортерша похожа на даффла, глядящего на пруга и готовящегося к прыжку, после которого он растерзает свою жертву. В жизни Сан еще не видел такого зловещего выражения лица.— Мисс Асперсон. Прошу вас, входите.И он отступил, давая ей дорогу в свой голубой рай. Серебряные сферы влетели в кабинет, весело разбежались по углам, запорхали перед Саном, словно стайка расшалившихся пташек. Киоко, не переставая белозубо улыбаться, вошла и уселась на край пульта.В кабинете было тихо-тихо. (Сан отключил всю сигнализацию: пусть никто не помешает предстоящей инквизиции.)Он был в розыске, а теперь пойман с поличным.Пришел час искупления.
На воротнике рубашки и жилета сверкали бриллиантовые заколки.— Надеюсь, ты сумеешь развлечься, пока я буду подписывать контракт с бароном?— Я собираюсь сходить в Белую Комнату, посмотреть выступление Майджстраля.Обнюхивание.— Обман и иллюзии. В наши дни с помощью голограмм можно сотворить все что угодно. — Уши Котани отклонились назад. — И все-таки, дорогая, сходить, конечно, можно — хотя бы ради того, чтобы показаться на людях.— Обман? Не знаю, любовь моя. Мне кажется, что маленькие обманы иногда придают жизни остроту.Котани внимательно посмотрел на жену:— Дорогая, это звучит как-то абстрактно.— Обещаю тебе, — сказала маркиза, беря мужа под руку, — что в будущем я постараюсь говорить конкретнее.
Зут, натягивая на себя одежду, вышел из ванной комнаты в номере леди Досвидерн, где прятался, пока не ушел «Цигнус». Зут не хотел, чтобы даже робот знал, что он провел здесь ночь. На столике перед его возлюбленной высилась горка вафель. Леди Досвидерн улыбнулась Зуту.— С медом? — спросила она. — Или с ренброком?— С ренброком. Спасибо.Зут взял со столика пистолет, убрал его в кобуру и уселся к столу. На темно-красной скатерти блестела серебряная посуда — кофейник, чайник, кувшинчик с горячим ринком. Замечательный, королевский завтрак («по заказу его светлости», и т.д.). Зут считал, что такой завтрак вполне устроил бы и императора — по крайней мере тот примерно так и завтракал, пока не потерпел поражение во время Мятежа, после которого занемог и сошел в криогроб. «А раз так, — решил Зут, — я завтракаю почище императора, да и компания у меня получше».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36