- Это было зло древнего мира, я такого еще не видел, - сказал
Арагорн. - Оно было одновременно тенью и пламенем, сильным и ужасным.
- Это был балрог из Моргота, - сказал Леголас, - самое страшное из
проклятий, за исключение одного, наложенного на Башню Тьмы.
- Да, я видел на мосту то, что превосходит самые страшные из
проклятий, я видел проклятие Дьюрина, - тихо сказал Гимли, и в глазах его
был ужас.
- Увы! - сказал Келеборн. - Мы давно опасались того, что под
Карадрасом спит ужас. И если бы я знал, что гномы снова разбудили это зло
в Мории, я запретил бы вам пересекать нашу северную границу, вам и всем,
кто идет с вами. И если только это возможно, я бы мог подумать, что
Гэндальф из своей мудрости впал в безумие, если он без необходимости
отправился в тьму Мории.
- Тот впадает в безумие, кто говорит подобные вещи, - серьезно
сказала Галадриэль. - Ни одно из деяний Гэндальфа при жизни не было
бесцельным. Те, кто шел за ним, не знают всех его замыслов и не могут
рассказать о них. Но что бы ни случилось с проводником, следовавшие за ним
неповинны. Не сожалей о том, что приветствовал гнома. Если бы наш народ
был изгнан давным-давно из Лотлориена, кто из Галадрима, даже сам Келеборн
мудрый, проходя мимо, не пожелал бы взглянуть на свое древнее отечество,
даже если бы оно стало жилищем драконов?
Темна вода в Келед-Зарам и холодны истоки Кибал-Нале, прекрасны были
многоколонные залы Казад-Дума в древние дни, до падения великих королей. -
Она взглянула на Гимли, сидевшего понуро и печально, и улыбнулась. И гном,
слыша названия, произнесенные на его древнем языке, поднял голову и
встретился с ее взглядом, ему показалось, что он заглянул в самое сердце
врага и увидел там любовь и сострадание. На лице его появилось удивленное
выражение, потом он улыбнулся в ответ.
Он неуклюже встал и поклонился по манере гномов, сказав:
- Но еще прекраснее живая земля Лориен, а госпожа Галадриэль
прекраснее всех драгоценностей в недрах земли.
Наступила тишина. Наконец вновь заговорил Келеборн.
- Я не знал, что ваш путь был так труден, - сказал он. - Пусть Гимли
забудет мои резкие слова: я говорил от беспокойного сердца. Я помогу вам,
чем только смогу, каждому в соответствии с его желанием и нуждами, но
особенно тому из маленького народа, кто несет ношу.
- Ваша цель известна нам, - сказала Галадриэль, глядя на Фродо. - Но
мы не будем открыто говорить о ней. Но, может быть, не напрасно пришли вы
в эту землю в поисках помощи, как и предполагал Гэндальф. Ибо господин
Галадрима считается мудрейшим из эльфов Средиземья, и подарки его богаче,
чем у могущественнейших королей. На рассвете дней он жил на западе, и я с
ним жила неисчислимые годы, еще до падения Нарготронда и Гондолина я
перешла горы и мы вместе долгие века боролись, постепенно уступая.
Это я впервые созвала Белый Совет. И если мои желания не остались
неосуществленными, то лишь благодаря Гэндальфу Серому. Без него, наверное,
все пошло бы по-другому. Но даже сейчас остается надежда. Я не буду давать
вам совета, говоря, делайте то или делайте это. Не в деянии, не в
сопротивлении, не в выборе того или иного пути могу я вам быть полезна, но
лишь в знании того, что будет. Но я говорю вам: ваш поиск проходит по
лезвию ножа - оступитесь хоть немного, и вы погибли, а вместе с вами
погибло все. Но пока все товарищество едино, еще остается надежда.
Тут она обвела их глазами, по очереди пытливо вглядываясь в каждого.
Никто, кроме Леголаса и Арагорна не смог долго выдержать ее взгляд. Сэм
быстро покраснел и повесил голову.
Наконец госпожа Галадриэль освободила их от своего взгляда и
улыбнулась.
- Пусть не тревожатся ваши сердца, - заметила она. - Сегодня ночью вы
будете отдыхать в мире.
Они вздохнули и почувствовали неожиданную усталость, как те, кого
долго и упорно допрашивали, хотя ни одного слова не было сказано открыто.
- Теперь идите! - сказал Келеборн. - Вы отягощены печалью и трудом.
Даже если бы ваш поиск не касался нас так тесно, вы бы смогли отдохнуть в
этом городе, пока не восстановите силы и не излечитесь. Теперь вы будете
отдыхать, и мы пока не станем говорить о вашем дальнейшем пути.
В эту ночь товарищество спало на земле, к большому удовлетворению
хоббитов. Эльфы воздвигли для них павильон среди деревьев у фонтана и
поставили в нем мягкие диваны. Затем, проговорив своими прекрасными
эльфийскими голосами пожелания мира, покинули путников. Путешественники
еще некоторое время говорили о своей предыдущей ночи, и о дневном пути, и
о господине и о госпоже, но у них не хватало решимости заглядывать дальше.
- Почему ты покраснел, Сэм? - спросил Пиппин. - Можно было подумать,
что у тебя нечиста совесть. Надеюсь, ничего хуже замысла стащить у меня
одеяла не было в твоем мозгу?
- Я никогда не думаю о таких вещах, - ответил Сэм, не настроенный
шутить. - Если хотите знать, я почувствовал, что на мне ничего нет, и мне
это не понравилось. Она глядела внутрь меня и спрашивала, что я буду
делать, если она даст мне возможность вернуться домой, в Удел, в
хорошенькую нору с... с собственным небольшим садом.
- Интересно, - сказал Мерри. - Я чувствовал почти то же самое,
только... только... Больше я не буду говорить, - скованно добавил он.
Все, казалось, испытали одно и то же: каждый чувствовал, что ему
предлагают выбор между лежащей впереди тьмой, полной опасностей, и тем,
что он страстно желает - это желание было совсем рядом, и чтобы получить
его, нужно было только свернуть с дороги и предоставить поиск и войну с
Сауроном остальным.
- Мне кажется также, - сказал Гимли, - что мой выбор сохранится в
тайне и будет известен только мне.
- Мне это кажется чрезвычайно странным, - заметил Боромир. - Может,
это было только испытание, и она хотела прочесть наши мысли с добрым
намерением, но я вынужден также сказать, что она искушала нас и предлагала
то, что в ее власти дать. Нет необходимости говорить, что я отказался
слушать. Люди Минас Тирита верны своему слову...
Но что предлагала ему госпожа, Боромир так и не сказал.
Что же касается Фродо, то он не говорил ничего, хотя Боромир засыпал
его вопросами.
- Она дольше всего смотрела на вас, хранитель Кольца, - сказал он.
- Да, - ответил Фродо, - но что бы ни пришло мне в голову, путь там и
останется.
- Но поберегись! - сказал Боромир. - Я не очень верю этой эльфийской
госпоже и ее шуткам.
- Не говорите злого слова о госпоже Галадриэль, - строго сказал
Арагорн. - Вы не знаете, о чем говорите. Ни в ней, ни в этой земле нет
зла, если только человек не приносит его с собой. Но пусть он тогда
побережется! И только сегодня ночью впервые с Раздола я буду спать без
страха. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть свое горе. Сердце мое
и руки устали.
Он лег на диван и немедленно уснул.
Остальные вскоре последовали его примеру, и ничто не тревожило их
сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед павильоном освещена ярким
светом дня и фонтан сверкает на солнце.
Несколько дней они провели в Лотлориене. Все это время ярко светило
солнце, только изредка выпадал мягкий теплый дождь и, проходя, оставлял
все живое свежим и чистым. Воздух был прохладен и мягок, как ранней
весной, однако путники чувствовали, что вокруг усиливается зима. Им
казалось, что они ничего не делают, только едят, пьют, отдыхают и
прогуливаются меж деревьями, и этого было довольно.
Они не видели больше господина и госпожу и мало разговаривали с
эльфами: мало кто из лесного народа знал язык вестрон. Халдир распрощался
с ними у шел обратно к северным границам, где были установлены сильные
посты после тех новостей о Мории, что принесли путники. Леголас почти все
время проводил с Галадримом и после первой ночи не спал с товарищами, хотя
возвращался, чтобы поесть и поговорить с ними. Уходя, он часто брал с
собой Гимли, и остальные удивлялись этой перемене.
Путешественники часто говорили о Гэндальфе, и то, что каждый знал о
нем, ярко вставало перед их глазами. Когда прошли усталость и боль, горе
от потери стало осознаваться острее. Они часто слышали поблизости голоса
эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: они часто слышали
это имя среди мягких звучных слов, которых не могли понять.
Митрандир, Митрандир, - пели эльфы, - о Серый Пилигрим! - Так они
любили называть его. Но когда Леголас был с товариществом, он не переводил
им песни, сказав, что не обладает нужным искусством и что горе его так
велико, что вызывает слезы, а не песню.
Фродо был первым, кто попытался излить свое горе в запоминающихся
словах. Ему редко хотелось сочинить песню или стихотворение, даже в
Раздоле он слушал, но сам не пел, хотя в памяти его хранилось множество
стихотворных строк. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориене и слышал
вокруг голоса эльфов, его мысли приняли форму песни, и песня эта
показалась ему красивой. Но когда он попытался повторить ее Сэму, то смог
вспомнить лишь часть.
Когда сгущался в Уделе вечер,
Серой тенью ушел он вдаль,
Провожал его только ветер,
В песне ветра была печаль.
Долги были его дороги,
Реки помнят о нем и леса,
Помнят южных холмов отроги,
И камней говорят голоса.
Он не знал преград в Средиземье,
Проходил он сквозь двери острогов,
Сквозь болота и сквозь метели,
И сквозь ужас драконьих логов.
Все народы от лун до харада
Знал, как братьев своих и сестер.
Говорил он со зверем лохматым
И с поющим на ветке дроздом.
Среди магов был величайший,
Страшен в гневе и весел с друзьями
Странник Серый в одежде рваной,
Проходящий между холмами.
Победил он и тень, и пламя.
Он один стоял на мосту...
Его посох разбился о камни,
Канул гений его в темноту.
- Вы скоро превзойдете мастера Бильбо, - заметил Сэм.
- Боюсь, что нет, - ответил Фродо. - Но это лучшее, что я могу
сочинить.
- Ну, мастер Фродо, если вы еще раз попробуете, вставьте, пожалуйста
словечко о его фейерверках, - сказал Сэм. - Что-нибудь вроде этого:
Был он волшебником света,
Фейерверки делал из звезд,
Делал лучшие в мире ракеты,
Что горели, как огненный дождь.
- Нет, это я оставлю тебе, Сэм. Или, может, Бильбо. Но - хватит, я не
могу больше говорить об этом. Не могу представить, как сообщу ему эту
новость.
Однажды вечером Фродо и Сэм прогуливались в прохладных сумерках. Оба
вновь почувствовали беспокойство. На Фродо внезапно пала тень предстоящего
расставания: он каким-то образом знал, что близко время, когда он должен
будет покинуть Лотлориен.
- Что ты думаешь теперь об эльфах, Сэм? - спросил он. - Я задаю тебе
тот же вопрос, что и раньше - кажется, это было много веков назад, но с
тех пор ты многое повидал.
- Да уж! - согласился Сэм. - И я считаю, что есть эльфы и... Эльфы.
Все они достаточно эльфы, но по-разному. Этот народ в Лориене, больше не
путешествует бездомно и больше похож на нас: эльфы кажутся сроднившимися с
Лориеном больше, чем хоббиты с Уделом. Трудно сказать, они ли сделали
землю такой или земля сделали их, если мы понимаете, что я имею в виду.
Здесь удивительно спокойно. Кажется, ничего не происходит, и никто не
хочет, чтобы происходило. Если в этом какое-то волшебство, то оно
настолько глубоко, что я его не вижу.
- Ты сможешь увидеть все, что только захочешь, - сказал Фродо.
- Ну, - ответил Сэм, - я хочу сказать, что никто этим не занимается.
Никаких фейерверков, которые обычно показывал бедный старый Гэндальф.
Интересно, что мы не видим в эти дни господина и госпожу. Теперь мне
кажется, что _о_н_а_ может делать удивительные вещи, если захочет. Мне так
хочется посмотреть эльфийское волшебство, мастер Фродо!
- А я не хочу, - сказал Фродо. - Я удовлетворен. И мне не хватает не
фейерверков Гэндальфа, а его густых бровей, его вспыльчивого характера,
его голоса.
- Вы правы, - согласился Сэм. - И не думайте, что мне не грустно без
него. Просто я хотел взглянуть на колдовство, о котором рассказывают
старые сказки. Никогда я не видел земли прекраснее этой. Как будто ты дома
в праздник, если вы меня понимаете. Я не хочу уходить отсюда. Но я
чувствую, что нам придется уходить и нужно это делать побыстрее.
"Если будешь затягивать работу, лучше и не начинай ее", - говорил
обычно мой старик. Не думаю, чтобы этот народ мог еще чем-то, даже
волшебством, помочь нам.
- Боюсь, что ты прав, Сэм, - сказал Фродо. - Но я очень надеюсь, что
перед уходом мы еще раз увидим госпожу эльфов.
Как бы в ответ на его слова, к ним приблизилась госпожа Галадриэль.
Высокая, белоснежная, прекрасная, шла она под деревом. Не сказав ни слова,
она поманила их.
Повернувшись, она повела их на южный склон холма Гарас Галадон.
Пройдя через ворота в высокой живой изгороди, они оказались в замкнутом
пространстве. Здесь не росли деревья, и оно лежало открытым под небом.
Взошла вечерняя звезда и сверкала белым огнем над западными лесами.
Госпожа по длинному лестничному пролету спустилась в глубокую зеленую
лощину, через которую, журча, пробегал серебряный ручей, начинавшийся от
фонтана на холме. На дне лощины на низком пьедестале, вырезанном в форме
ветвистого дерева, стоял серебряный бассейн, широкий и неглубокий, а рядом
с ним - серебряный кувшин.
Галадриэль водой из ручья до краев наполнила бассейн, дохнула на воду
и, когда вода успокоилась, заговорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68