Это, вероятно. несколько путает ему карты, мне кажется, что он сразу хотел
избавиться от свидетелей, но теперь должен ждать, пока Галина Микитовна
вернется домой. Через неделю он осуществляет свой план, присваивает долю
Медведя и, так сказать, заметает следы. Вероятно, так бы и случилось, если
бы Хаблак не вышел на киевскую подругу Коцко и если бы Галина Микитовна
умерла. Но случилось то, чего Пашкевич не мог предусмотреть. У Коцко
хватило сил доползти до двери. Утром соседи почувствовали запах газа,
вызвали милицию, "скорую помощь". А Пашкевич, очевидно, следил за домом и
узнал, что женщина не умерла. Что ему остается делать?
- Деру дать, - уверенно ответил Кольцов, - но ему некуда деться: у
нас есть фотография, отпечатки пальцев...
- У него знаешь сколько денег! - сказал я. - И документами, должно
быть, успел запастись. Ищи ветра в поле.
- Будем искать, - констатировал Дробаха. - И найдем.
Я тоже был уверен: найдем. В то же время я знал, какая тяжелая и
неблагодарная работа - розыск опытного преступника. А этот Пашкевич к тому
же умен и теперь уже не остановится ни перед чем, - снисхождения от суда
ему ждать не приходится.
- Надо еще раз поговорить с Коцко, - предложил Кольцов. - К
завтрашнему утру она совсем оклемается и, может, вспомнит что-нибудь
важное.
Саша был прав: в нашем положении нельзя было пренебрегать любой
информацией. По своему опыту я знал, что иногда совсем, казалось бы,
второстепенный факт становится решающим в розыске.
- А сейчас, - встал Дробаха, - к гражданке Сибиряк, как ее?.. - Он
заглянул в записную книжку. - Василине Васильевне, двоюродной сестре
Пашкевича.
Гражданка Сибиряк жила довольно далеко, на берегу Ингульца в
собственном домике. От улицы усадьбу отделял низкий забор, перед ним росло
тутовое дерево, ягоды только начали чернеть, но я не удержался от
искушения сорвать несколько. Они горчили, однако все равно вкус был
приятный, мне захотелось еще, но тут я увидел такое, что забыл и о туте, и
о ее удивительно больших ягодах: на крыльцо вышел в рубашке с погонами
сержант милиции. И он явно жил тут - рубашка расстегнута, без фуражки и в
домашних тапочках без задников.
Мы с Дробахой переглянулись. Следователь вошел во двор, вынул
удостоверение и показал сержанту.
- Здесь живет гражданка Сибиряк? - спросил он.
Сержант, увидев прокурорское удостоверение, совсем по-военному
вытянулся и вместо ответа отрапортовал:
- Инспектор дорожного надзора сержант Гапочка! - смущенно улыбнулся и
добавил: - А жена в гастрономе, сейчас вернется.
- Ну и ну... - покрутил головой Дробаха. - Инспектор дорожного
надзора, говорите?
- Что-нибудь случилось?
- Пройдемте в дом, сержант. Имеем к вам серьезное дело. Знакомьтесь -
два капитана милиции: киевский Хаблак и ваш криворожский Кольцов, из
уголовного розыска.
Сержант крепко пожал нам руки и ничем не выразил тревоги, но сразу
как-то помрачнел и внутренне подтянулся. Открыл дверь.
- Прошу, - отступил он, давая дорогу.
Домик оказался совсем маленьким: две комнаты и кухня. Еще, правда,
застекленная веранда под огромным грецким орехом. Окна на веранде
распахнуты, из сада пахло какими-то цветами - горьковато-терпкий запах, -
и это, должно быть, понравилось Дробахе, потому что он сел у окна, показав
сержанту на стул напротив. Мы с Кольцовым устроились рядом на старом,
продавленном диване.
Сержант сидел на стуле, вытянувшись и положив ладони на колени, так,
как надлежало сидеть перед начальством, точнее, перед начальством привык
стоять, но если уж приглашают...
Дробаха с любопытством разглядывал Гапочку, наконец дунул на кончики
пальцев и спросил:
- Василина Васильевна Сибиряк, говорите, ваша супруга?
- Да.
- И давно вы женаты?
- Два года.
Дробаха одобрительно кивнул, будто этот факт имел какое-то
существенное значение.
- Двоюродного брата жены знаете?
- Пашкевича?
- Да, Пашкевича.
- Вот оно что!.. К сожалению, знаю.
- Давно виделись?
- Освободился из колонии в январе и сперва жил у нас. Половина домика
принадлежала ему. Мать Пашкевича, - объяснил он, - сестра моей покойной
тещи. Они вместе строились. Потом мы с Василиной эту половину откупили, и
он ушел.
- Куда?
- Говорил, где-то снял комнату. Как съехал в январе, так больше не
виделись.
- Послушай, сержант, - вмешался я, - вы не обратили внимание: может,
Пашкевич прихватил с собой какие-нибудь ваши вещи?
Гапочка покачал головой.
- Хотя он и жулик, но у своих... Василина сначала даже пожалела его:
костюм купила и пятьдесят рублей дала.
- В счет дома?
- Просто так. И напрасно: он с нас все, что имели, содрал.
- Сколько?
- Четыре тысячи. За эти деньги можно построить трехкомнатную квартиру
в кооперативе.
- А форма? Ничего из вашей форменной одежды не исчезло?
Сержант немного подумал. Потом нерешительно ответил:
- Фуражка... Старая фуражка куда-то девалась, но я думал, что жена...
- А рубашка, брюки?
Гапочка пожал плечами.
- Вроде на месте... Кому нужна рубашка?
- Эта рубашка, - вставил Дробаха, - была использована бандитами,
убившими человека.
Сержант порывисто повернулся к следователю.
- Вы сказали: убили? - Постепенно смысл сказанного начал доходить до
него, он побледнел и переспросил: - Убили?
- Угу... - как-то уж слишком буднично кивнул Дробаха. - Надели вашу
форму, остановили машину и убили водителя.
- Пашкевич?
- Да. Кстати, ваша форма могла подойти ему?
- Мы одного роста, он, правда, чуточку худее. И вы говорите, что Олег
убил человека?
- С напарником. Таким же рецидивистом. И поэтому прошу посмотреть,
чего не хватает из вашей форменной одежды.
- Жена... - ответил сержант. - Сейчас придет жена, и она... Но ведь!
- воскликнул он вдруг. - Какой же мерзавец! А я еще его на работу устроил!
- Кто мерзавец? - послышалось со двора. - Чего орешь?
- Василина! - Сержант повернулся к открытому окну. - Иди сюда,
Василина!
Василина Васильевна, в отличие от мужа, оказалась полной. Узнав, кто
мы такие и по какому поводу пришли, обошла всех по очереди и пожала руки.
Жала не по-женски крепко, что свидетельствовало о твердом характере.
Принесла из другой комнаты стул, уселась на нем, удобно опершись на
спинку, и солидно произнесла:
- Слушаю вас.
Беседовать с такой женщиной для следователя - одно удовольствие:
ответы, как правило, исчерпывающие и деловые, без фантазий.
Дробаха повторил вопрос: не заметила ли она в последнее время
исчезновения чего-нибудь из форменной одежды мужа.
- Брюки, - ответила, не задумываясь.
- Ваш брат мог взять их?
- Только он. Я еще подумала: зачем? Попросил - сама бы дала. Богдан,
- кивнула она на мужа, - как раз новую форму получил.
- А рубашки?
- Я же их не считаю. Выстираю, выглажу, а чтоб считать...
- И все же придется.
Василина Васильевна, совсем по-детски пошевелив губами, ответила:
- По-моему, семь. Да, семь. - Быстро, невзирая на солидность,
вскочила, вышла из комнаты. Вернулась чуть ли не сразу. - Там, пять, -
сообщила она, - шестая на Богдане.
Дробаха потер руки.
- Следовательно, одной не хватает, - констатировал он.
- Да, - согласилась та. - А что?
- Ваш брат совершил тяжкое преступление, и мы разыскиваем его. Не
виделись в последнее время?
- Век бы не видеть! Снова за свое взялся...
- Где он может быть?
- Если бы знать!
- У вас есть еще родственники?
- Тетка на Кировоградщине. Тут недалеко, в Долинском районе. Но Олег
вряд ли отправится туда, никогда в жизни и не виделись.
- А товарищи? Знаете его товарищей?
- Какие товарищи! Его же столько лет не было...
- Может женщины?
- Погодите! - Приподнялась она на стуле. - У него же Маруська... Тут
где-то познакомился, а она из Львова, он еще письмо от нее получил.
- Почему думаете, что именно от нее?
- Я же из ящика вынимала. Смотрю: из Львова. А он перед этим
хвалился: какую-то львовяночку встретил, кажется, продавщицу. Или
официантку... Я еще порадовалась: женится, может, хоть это ума прибавит.
Дробаха пошевелил пальцами и спросил как-то вяло, хотя глаза за
стеклами очков даже потемнели от нетерпения:
- Адрес?.. Не запомнили ли случайно обратного адреса на конверте?
Василина Васильевна покачала головой:
- Зачем же он мне?
- И все же? Вы же видели:письмо из Львова... А дальше? Улица?
- Улица... Что-то там было написано... - Она потерла лоб тыльной
стороной ладони. - Вертится вот перед глазами, а не вспомню.
- А вы закройте глаза, - посоветовал Дробаха, - иногда это помогает.
Женщина улыбнулась и правда закрыла глаза.
Дробаха снял очки и начал протирать стекла носовым платком. Кольцов
заерзал на диване, и старые пружины уныло заскрипели. Дробаха недовольно
посмотрел в нашу сторону, будто этот скрип мог помешать напряженной
умственной работе женщины.
Василина Васильевна открыла глаза и сказала с сожалением:
- Не припомню... Но ведь... Вот что: название какое-то чудное,
точнее, не чудное, а что-то от профессии. То ли Сапожная, то ли
Портняжная... Гончарная... То ли... Погодите... Погодите... Я еще
подумала. О чем же я подумала? - Снова задумалась. - Хлебная. Нет,
кажется, Пекарская... Точно, хлеб люди пекут... Пекарская!
Дробаха надел очки, похвалил:
- Ну и память у вас, Василина Васильевна. Ассоциативная...
- Какая уж есть.
- Очень хорошая память, говорю. А номер дома, квартиры не
припоминаете?
- Не обратила внимания.
- Маленькие цифры или большие?
- Нет, врать не хочу.
- И вы передали письмо брату?
- Положила на стол в его комнате.
- Не сказал, что пишет эта Маруся?
- Хвалился: приглашает.
- Она молодая или средних лет? Красивая?
- А кто ее знает... Но я думаю, зачем молодой и красивой Олег? Ему
уже за тридцать пять и лысый.
- Все бывает... - глубокомысленно ответил Дробаха. Добавил после
паузы: - Вот вы сказали: брат похвалился, что встретил львовяночку. Сказал
бы так, если бы познакомился с женщиной средних лет и некрасивой?
Львовяночка! Само слово какое-то красивое...
- Может быть, - согласилась Василина Васильевна. - Олег - все может!
Чего-чего, а голову женщине задурить может!
- Почему вы думаете, что эта Маруся - продавщица?
- Так Олег же говорил. Она к продуктам какое-то отношение имеет.
Может, продавщица или кассирша.
- Не спросили у него?
- А не все ли мне равно!
- Писем от нее больше не было?
- Так ведь Олег же через неделю съехал.
- Куда?
- Комнату где-то снял. Я еще спросила - где, но он не сказал. Мол,
если захочет, сам зайдет. А мне бы век его не видеть!
Она сказала это вполне искренне, и я подумал: действительно, с таким
братом не соскучишься. Но желания у нас с Василиной Васильевной в данном
случае были совсем противоположные: лично мне хотелось как можно быстрее
увидеться с ее малопочтенным братом. В конце концов, версия с этой
львовяночкой Марусей была перспективна, и я сказал Дробахе, когда мы
вышли, что, наверное, мне придется полететь во Львов. Было бы, конечно,
очень хорошо, если бы и он...
- Однако надо организовать всесоюзный розыск Пашкевича, - возразил
Иван Яковлевич, - а он может быть в Ташкенте или где-нибудь под Читой...
Не согласиться с этой мыслью было трудно, во всяком случае теперь,
когда мы ехали в гостиницу и не знали, что готовит нам завтрашнее утро. А
приготовило оно нам настоящую неожиданность, которая в несколько раз
укрепила мою позицию относительно львовской версии.
Утром мы с Дробахой поехали в больницу. Галина Микитовна чувствовала
себя неплохо, она уже ходила, и главврач пригласил ее в свой кабинет.
Коцко села на кушетку, застланную простыней, блеснула глазами и
сказала, не ожидая вопросов:
- Мне было трудно поверить в то, что он... - Галина Микитовна не
сказала: "Олег", она вообще и дальше ни разу не произнесла имя Пашкевича,
будто подчеркивая свое нынешнее отношение к нему, - что он оказался таким
мерзавцем. Но факт остается фактом, и я виню себя.
Мне стало жаль Коцко, и я сказал как можно мягче:
- Не обвиняйте себя, Галина Микитовна. Впереди у вас долгая жизнь, и
все наладится.
Она устало махнула рукой.
- Не будем об этом... Есть какие-то вопросы ко мне? У вас сейчас и
так много хлопот, и если уже выбрались ко мне...
- Да, вопросы есть, - подтвердил Дробаха. Это прозвучало слишком
по-деловому, но, в конце концов, Ивана Яковлевича можно было понять:
следователь прокуратуры - лицо официальное, и в его обязанности не входит
утешение. Тем более что Галина Микитовна сама правильно поняла характер
нашего посещения. - Первый вопрос: получал ли Пашкевич какие-нибудь
письма?
- На мой адрес - нет.
- Приходили ли к нему какие-нибудь люди?
- Ни разу. Кроме Жука. Но о Григории он меня предупредил.
- Как узнал о его приезде?
- Могло прийти письмо на дом культуры или Главпочтамт.
- Не встречали Пашкевича в городе с кем-нибудь?
- Нет.
- Понимаете, Галина Микитовна, нам нужно установить круг людей, с
которыми он общался. И ваши показания значат очень много.
- Понимаю, но вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Он уходил на работу в
полдень и возвращался поздно. Ужинали - и спать. Людей, с которыми
общался, ищите в доме культуры.
- Резонно, - согласился Дробаха, - мы так и сделаем. Но у вас есть
телефон - никто не звонил Пашкевичу?
- Нет.
- А он сам?
- Иногда. Чаще всего на работу. Хотя... В день моего приезда
разговаривал по междугородному телефону.
- Почему так считаете?
- Мы хотели устроить хороший ужин, попрощаться с Григорием, и я пошла
в гастроном. Возвращаюсь, а он разговаривает, не слышал, что я вошла,
кричит в трубку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17