Открыв его, они обнаружили там всевозможное барахло, среди которого внимания заслуживал лишь бинокль и новенький слесарный инструмент со стамеской в придачу. Оставив эти предметы себе на память, они закрыли кейс и выкинули его следом за стариком, который к этому времени уже выполз из ягодника и, сидя на земле, считал свои раны.
- А все-таки странно, - запивая водку пивом, задумчиво произнес Жора. Чего он к нам так рвался? Медом ему тут помазали, что ли?
- Медом, что ли? - закуривая, передразнил его брат. - Скажи спасибо, что наше корыто крякнулось, а то бы не видать нам ни мага, ни телика. Не ломай голову.
НАШИ ДНИ
Дом давно был готов под слом. Жильцы, получив квартиры, выехали из него еще в начале весны. С того времени стоял он неприкаянный и бесхозный, безропотно отдавая предприимчивому русскому люду все самое ценное, что оставалось в его глубинах. Днем он молчал или просто за шумом городского транспорта его не было слышно. Зато ночью, как только стихала городская суета, из его нутра явственно раздавался жалобный скрежет и скрип. Он роптал, когда выдиралась очередная половица или выламывался дверной проем. Но на это мало кто обращал внимание. На дом давно смотрели как на покойника, удивляясь тому, что он все еще пребывает на этом свете. И только бомжи, бродячие собаки и кошки да еще голуби относились к нему трепетно и нежно, наперед зная, что в пору ненастья он еще в состоянии защитить их от дождя, холода или просто от досужих людских глаз.
В начале лета в доме нежданно-негаданно появились жители, беженцы из братских стран ближнего зарубежья. Заселились они основательно, с семьями и нехитрым скарбом. Вытеснив бомжей на второй этаж, они заняли первый. Второй этаж им не подходил по той простой причине, что деревянные лестницы давно были разобраны и растащены дачниками. Попасть наверх можно было только по веревке людям, имеющим определенную сноровку и некоторый опыт скалолазания.
Таким опытом, безусловно, обладали три парня, зачастившие в дом с середины лета. Появились они здесь в разное время и с разными целями. Один пришел в надежде оторвать тут пару половиц, другой забрел покурить травки, а третий затащил сюда уличную проститутку. Ничего общего их не связывало. Саша перешел в одиннадцатый класс, Дима Гурко учился в ПТУ, а Ренат Давлетшин только на днях прибыл из армии и пока еще нигде не работал. Случайно встретившись в таком неподходящем месте, они познакомились и вскоре сдружились. Сдружились вопреки здравому смыслу, несмотря на различие их интересов, взглядов и развития. Сначала они приходили в дом один раз в неделю, потом два, а к середине августа уже собирались чуть ли не каждый день. У всех были разные привычки и привязанности, но никто ничего друг другу не навязывал. Дима покуривал свою травку, Саша обычные сигареты, а Ренат тихонько попивал водочку и рассказывал младшим товарищам об ужасах чеченской войны.
Так продолжалось до самого конца лета. Через несколько дней начинались занятия в школе и в колледже, так гордо и авторитетно Дмитрий именовал свое производственное училище. Что же касается Рената, то и с ним все было ясно. Четвертого сентября он в качестве охранника устраивался в какую-то частную фирму.
Сегодня они собрались пораньше, чтобы как следует отметить последние кайфовые деньки. Понатащили из дому кто что мог. На шаткий столик, собранный из подручного материала, выложили свои запасы, а Ренат торжественно водрузил на него две бутылки водки и красивую бутыль рубинового вина.
- Это для вас, - пояснил он удивленным товарищам.
- Я не буду, - наотрез отказался Санька.
- А у меня своей дури хватает, - многозначительно похлопал себя по карману Димка.
- Да вы что? Мужики! В такой-то день и не выпить? - впервые начал наседать Ренат. - Диман, Санек, вы меня обижаете! Для кого я старался, для кого тратил бабки на эту лабуду? Я же не предлагаю вам водяру. А это компот, кисляк, смотрите сами, девять-одиннадцать градусов.
- Ладно, наливай, - глядя на его хмурую физиономию, сдались парни, только по пять капель и ради того, чтобы ты не обижался.
- Хоть так, - повеселел Ренат и, выбив пробку, налил им граммов по двадцать. Себе же наплюхал полный стакан водки и, помянув погибших пацанов, залпом его осушил. За ним последовали и подростки.
Через час, когда Ренат осваивал вторую бутылку водки, в его мозгах словно что-то переключили. Злой и побелевший, он смотрел на ребят тяжелым взглядом и молчал. Только желваками играл да скрипел зубами. И под его тяжелым взглядом парням стало неуютно и паршиво, так паршиво, что захотелось немедленно отсюда исчезнуть. Натянуто улыбаясь, они начали медленно пятиться к выходу.
- Стоять, козлы!!! - Вскочив с места, бешено заорал одуревший Ренат. Всем лечь на пол! Мордой вниз, жопой вверх. Сейчас я вас, салаги недорезанные, научу, как дембелю языком сапоги ваксить.
- Не надо, Ренат, - захныкал Дима и, выполняя приказание, послушно улегся на грязное бетонное перекрытие.
- А тебя, щенка, это не касается? Так, что ли? Значит, вы здесь учились, а мы там за вас кровью умывались! Замочу, козлина!
Выдернув из стола нож, он оскалился и медленно пошел на Сашку. Тот стоял спокойный и внешне равнодушный, только дрожащие ноздри выдавали крайнюю степень его напряжения. Рената он подсек в прыжке, едва уловимое движение - и озверевший Давлетшин полетел головой вперед, тараня лбом ободранные стены дома. Оглушенный таким ударом, он тряпичной куклой сполз на пол, и глаза его, сфокусировавшись на кончике носа, вдруг поползли в разные стороны. Но Сашка увидел это только мельком, все его внимание было приковано к стенке, к той самой точке, где голова Рената проделала аккуратную четырехугольную нишу.
"Круглая голова человека не может оставлять прямоугольных дырок", категорично заключил он и, подобрав оброненный Ренатом нож, приступил к обследованию этого аномального явления. Постучав рукоятью по вдавленной части, он услышал гулкий ответ и понял, что это кусок сухой штукатурки или плотного картона, чем-то утяжеленный изнутри. При помощи ножа он извлек его довольно быстро, и его предположения оправдались. На пол вывалилась пластина штукатурки с двумя прилипшими к ней кирпичами. Внутри образовавшейся дыры он увидел клеенчатый сверток и, долго не думая, тут же его извлек. Сверток оказался довольно объемным и чертовски тяжелым.
- Что там? - подал голос молчавший до сих пор Димка.
- Откуда я знаю, - недовольно посмотрев на трусливого товарища, буркнул Сашка. - Сейчас посмотрим. Что-то очень тяжелое.
- Может быть, мина? - тревожно спросил Дима и тихонько попятился к выходу.
- Ага, и заложена твоей прабабкой, - поставив кирпичи на место, презрительно осадил приятеля Сашка. - Такую клеенку я только в кино видел. Ты как хочешь, а я пошел. Этого придурка я видеть больше не желаю, - кивнул он на захрапевшего вдруг пьяного Рената. - И тебе тоже не советую.
Оставив спящего, парни незаметно выскользнули из дома и, добравшись до первого перелеска, устроились в плотном кустарнике. Осмотревшись и не заприметив ничего подозрительного, Сашка вытащил из сумки таинственный пакет и, перерезав шнур, развернул клеенку. Перед ними оказался небольшой посылочный ящик, сколоченный из почерневшей фанеры еще в черт-те какие времена. Просунув под крышку лезвие, Сашка отодрал ее безо всякого труда. Внутри находилось три свертка. В первом оказалась целая куча столового серебра, из второго выпал пистолет с двумя запасными обоймами, а из третьего он извлек металлическую шкатулку, которую тут же открыл. Открыл и ахнул. В солнечном луче камни запели, заискрились таким неподражаемым, волшебным цветом, что он сразу понял - они настоящие.
- Дай мне половину шкатулки и пистолет, - торопливо протянул руку Дмитрий.
- Иди в кусты и поменяй памперсы, - зло зыркнув на приятеля, посоветовал Сашка. - Тебе-то с твоим жидким стулом только пистолета не хватает. Таких дел наворочаешь, что нас заметут через пару дней. А вот драгоценностей я тебе, пожалуй, отсыплю, но не столько, сколько ты просишь, а в два раза меньше. Это справедливо, потому как к моей находке ты не имеешь никакого отношения. И учти, Диман, драгоценности я тебе даю исключительно за твое молчание, к тому же с одним обязательным условием: прокуривать и просаживать ты начнешь их только после того, как сломают наш дом. Я поступлю таким же образом. И еще, Диман, сделай так, чтобы тебя я тоже больше не видел.
- Но почему, Санек?
- Потому что после сегодняшнего случая ты мне стал противен.
А дом продолжал стоять.
Часть первая
Глава 1
Помочь поставить металлический памятник неведомой мне бабуле я согласился еще вчера вечером. Сегодня утром, когда не было еще и девяти, за мной заехал Макс и, не позволив даже позавтракать, усадил в машину. Кроме нас, в ней находился еще простенький памятник, покрытый серебристой краской. Его, как выяснилось, предстояло устанавливать нам двоим. По дороге на кладбище Ухов рассказал мне безрадостную историю жизни и смерти своей соседки Нины Петровны Скороходовой.
- Семь лет назад, когда я вселился в свою квартиру, Нина Петровна была еще шустрой, энергичной женщиной шестидесяти лет отроду. Работала она библиотекарем и занимала двухкомнатную квартиру как раз под нами. Муж, который был старше ее на два десятка лет, скончался еще до нашего вселения, а сорокалетний сынуля, периодически меняя тюряги на зоны, особенным вниманием мамку не баловал. Однако последние лет пять он, кажется, остепенился. Познакомился с бабенкой и на правах мужа уехал жить к ней в деревню Большие Ручьи. Нина Петровна по этому поводу очень переживала, но в конце концов смирилась и зажила по-прежнему одиноко. А что ей, старухе, было нужно? Крохотной пенсии и мизерной зарплаты библиотекаря ей вполне хватало на еду и оплату квартиры.
Беда, как это всегда бывает, подкралась неожиданно. Ходила, суетилась, волновалась, и вдруг ее парализовало. Только на третий день ее коллеги забили тревогу. Явились к ней домой и, безрезультатно потоптавшись у двери больше часа, обратились к соседям. Те вызвали милицию, взломали дверь и нашли Нину Петровну лежащей посреди комнаты. Приехавшие врачи поставили неутешительный диагноз - инсульт. Наши бабоньки ее отмыли, оттерли и уложили на чистую кровать. Кроме патронажной сестры, за ней по очереди начали ухаживать все женщины подъезда. Козе понятно, что долго так продолжаться не могло. Нужно было либо искать сына, либо готовить нашу соседку в соответствующее место, в дом престарелых.
И тут неожиданно для всех старуха начала проявлять признаки активности. Сначала у нее заработала левая рука, потом восстановилась речь, а к началу лета она начала самостоятельно передвигаться по квартире. Больше того, в августе она стала выныривать на улицу и даже сама ходила за хлебом. Все мы относились к ней с большим уважением, и поэтому такой поворот дела вызвал у нас только положительные эмоции.
Рано мы радовались. В конце лета как снег на голову явился ее сынок Виктор Николаевич Скороходов. То ли Нина Петровна его вызвала, то ли он сам пронюхал о том, что матушка одной ногой стоит в могиле, теперь об этом не узнаешь. Но, как это выяснилось позже, та деревенская бабенка за его неадекватное поведение выставила Витюшу еще пару лет назад, и последнее время болтался он между небом и землей. В общем, явился он в родимый дом. Явился и первым делом выгнал всех сердобольных соседок за дверь, заявив, что он сам в состоянии ухаживать за матерью и сам лично скрасит ее последние дни.
Поскольку квартиру Нина Петровна сразу же, как только стало возможным, приватизировала, то единственным и бесспорным ее хозяином после смерти матери автоматически становился сын. Засучив рукава и недолго думая, он взялся хозяйствовать.
Надо отметить, что Нина Петровна жила хоть и небогато, но ценные вещи, по словам соседок, у нее имелись. То ли от предков достались, то ли Скороходов-старший с войны поднатаскал, не знаю, но столовое серебро и кое-какой антиквариат в виде часов, украшений и бронзовых статуэток в доме водился. С него-то и начал непутевый сын. Когда в начале осени Нина Петровна заметила первую пропажу, у нее случился рецидив, и она во второй раз оказалась прикованной к постели.
Однако на Витю это не произвело никакого впечатления, он по-прежнему старательно и методично продолжал чистить дом. А когда закончились дорогие безделушки, он перешел к вещам более объемным. Первым делом он снес на базар телевизор, а когда вытаскивал напольные часы, ему навстречу попался я. Разговор у нас с ним состоялся короткий. Уже после двух затрещин он поволок часы назад в квартиру. Я-то, дурак, подумал, что мои воспитательные меры принесут должный результат, но глубоко ошибся, отныне Витя начал пропивать содержимое собственной квартиры тайно, по ночам, так, чтобы не видели соседи.
Короче говоря, где-то в декабре он принялся уже и за личные вещи матери. Когда он вытащил очередной мешок с тряпками и загудел, мы с женой и двумя соседками проникли в квартиру. То, что мы там увидели и унюхали, слабым не покажется.
Из мебели оставался только кухонный стол, пара табуреток, раскладушка и кровать, на которой страдала парализованная Нина Петровна. Боже мой, что с ней стало! На вонючих, загаженных простынях лежала мумия и левым плачущим глазом молча взирала на нас. Вероятно, он не кормил мать из чисто практических соображений, памятуя, что чем меньше она съест, тем меньше за ней убирать. Мне до сих пор непонятно, как она вообще выжила в этом аду.
Макс замолчал, и мне показалось, что горло его свела судорога.
- Иваныч, ты знаешь, достать меня довольно сложно, всякое повидал, продолжал Ухов, - но тут даже я не выдержал, выскочил оттуда как ошпаренный, предоставив женщинам все решать самим. Молодчины, они все сделали как положено. Полдня отмывали, расчесывали несчастную, потом принесли чистое белье, выкинули грязный тюфяк, притащили новый матрас, простыни... Общими добрыми усилиями Нина Петровна приняла божеский вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33