Она потянулась к нему и поцелована в щеку. — Только помните уговор: через полчаса вы должны быть на месте.
И в самом деле, при теперешней обстановке тридцать минут были максималышм временем, которое Кохияма моз отсутствовать в изоляторе. Сомэя сказал, чтобы он позвонил в полдень. Обычно в это время в редакции только начинают раскачиваться. Но, по-видимому, Сомэя знал, что Цурумото успеет получить нужные сведения еще до полудня.
С другой стороны, и Тэрада велел ему прийти в полдень. Но тзедь невозможно в один и тот же час быть и у телефона- на улице Кисседзра, и на втором этаже у Тэрады! Он решил ровно в двенадцать позвонить в редакцию и минут через пяптадцать вернуться в изолятор.
Доктору Канагаи тоже было известно, что Тэрада просил прийти Кохияму к нему в полдень. Он надеялся, что им наконец удастся выманить этого упрямца и увезти в больницу. Он провел в "вилле" ночь, все утро томился от безделья и, несмотря на всю свою выдержку, начинал уже терять терпение — в конце концов, не мог же он забросить все дела в клинике из-за одного больного.
Если даже Кохияма задержится минут на пятнадцать, ему трудно будет объяснить свое отсутствие даже Эмме. Может быть, бросить все и уйти совсем? Или прибегнуть к какому-нибудь чрезвычайному средству и насильно отправить Тэргду в больницу? И в том и в другом случае это слишком большая ответственность. Но бог с ней, с ответственностью! Главное — все его труды и старания лопнут тогда как мыльный пузырь. Последние пять минус могут испортить все...
Подняв воротник пиджака, Кохияма побежал через рощу. Поднявшись на мост через пруд, он невольно замедлил шаг. По воде плавали не белые лебеди, как вчера, а дикие угки. Мокрые от дождя, они будто сделаны были из папье-маше. Сейчас ничто уже не радовало глаз и не заставляло, как вчера, восторгаться жизнью.
Зловещими казались и эти черные птицы. В голове мелькнула нелепая мысль: чего доброго, это они вчера занесли сюда чуму, от которой погибли прекрасные белые лебеди, и теперь остались лишь эти черные угки, как бы олицетворяя "черную смерть".
Словно желая поскорее избавиться от этого наваждения, Кохияма стремительно побежал вперед. Ему нужно было от летнего театра подняться по склону и пройти по переулку, который вел на Киссе'дэра. Но когда он подумал о телефоне возле бара, ноги его невольно остановились. Ему вспомнился молодой бармен, который подозрительным взглядом проводил их вчера вечером. Кто его знает, что это за тип! Не исключена возможность, что вчера этот молодчик подслушан его разговор по телефону.
Правда, вряд ли бармен мог понять, о чем идег речь. Но ведь есть такие любители всюду совать спой нос, которые при малейшем подозрении туг же набирают по телефону номер но, и за тобой немедленно увязывается "хвост". Кохияма не раз об этом слышап.
И туг он вспомнил о телефонной будке возле станции "Парк Инокасира". И он побежал туда. Миновав леший театр и турники, на которых они сидели вчера вечером, он вдоль ручья, вытекавшего, из пруда, побежал по тропинке через рощу. А вот и станция. Над головой с грохотом промчалась электричка.
Кохияма по лестнице взбежал на платформу и бросился к будке. Было уже без семи минут двенадцать. Набрав телефон редакции, он торопливо попросил соединить его с Сомэей. К телефону подошла Нобуко Маэдо.
— Кохияма-сан? Привет! Наконец-то объявились.
— Передайте трубку Сомэе.
— Шнура не хватит, — грубовато пошутила журналистка. — Его срочно вызвали на совещание заведующих отделами, а оно проводится в другом здании.
Кохияма растерялся.
— Он ничего не просил мне передать?
— Нет.
— А где Цурумото-кун?
— Как всегда, в Министерстве просвещения.
— Какая неудача! — невольно вырвалось у Кохиямы.
— Чего вы ворчите! Целую неделю где-то пропадаете да еще брюзжите. Кохияма повесил трубку и тут же начал набирать номер коммутатора
Министерства просвещения. Он попросил соединить его с клубом журналистов, и к телефону сразу подошел Цурумото, словно ожидал его звонка.
— Ага, наконец-то! — пробасил в трубку Цурумото.
Нобуко Маэдо была права, сердиться не было оснований. Он ведь знал, что Цурумото ежедневно В первой половине дня получает материал в Министерстве просвещения. Как он не сообразил сразу позвонить туда, видно, за эту последнюю неделю оторвался от редакции и стал плохо
соображать.
— Да, мне говорил Сомэя, — продолжал Цурумото. — Задача была не из легких. Но сейчас список тем, субсидируемых Дальневосточным отделом исследований и открытий американской армии, у меня в руках. Я получил его в Управлении высших учебных заведении и научно-исследовательских
институтов.
— Будьте добры, прочитайте мне его, пожалуйста, — попросил Кохияма. Они были сверстниками, по Цурумото начал на два года раньше работать в газете, и Кохияма держался с ним почтительно, считая, ЧТО тот намного опытнее его.
— Хм! Это слишком долго. Список большой. Все читать?
— Меня интересуют темы, касающиеся чумы. Или исследования устойчивости к медикаментам чумных бацилл. И общем, все, что касается чумы.
Помолчав немного, Цурумото ответил:
— Кажется, ничего такого пет. Но разве у пас чумой болеют?
— Видно, ничего не поделаешь, читайте весь список подряд, — сказал Кохияма, пропустив мимо ушей вопрос Цурумото. Достав из кармана блокнот и ручку, он приготовился слушать.
— Читаю сначала. Можно называть только темы?
— Да, пожалуйста, — ответил Кохияма.
Цурумото начал читай». Темы, изучение которых финансировалось американской армией, были самые разнообразные, начиная с таких, как "Влияние радиоактивных лучей на деление клеток и хромосомы у животных" и "Недостаток кальция в пище и заболевания мозговых сосудов", и кончая такими, как "Физиология обоняния" и "Заболевания дыхательных путей, связанные с загрязнением воздуха в районе Токио и Иокогамы".
Цурумото несколько раз прерывал чтение, с трудом разбирая замысловатые формулировки.
Список казался бесконечным, и Кохияма уже отчаялся услышать что-нибудь интересовавшее его. Но вот Цурумото прочитал:
— "Генетическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной папочки".
— Стоп! — крикнул в трубку Кохияма. — Повторите, пожалуйста!
— "Генегическое исследование устойчивости к медикаментам кишечной палочки", — снова прочитал Цурумото.
— Лга, это мне и нужно! — воскликнул Кохияма.
— Можно дальше не читать?
— Кто ведет исследование? Микробиологический институт Каньо? Ответ последовал не сразу. Послышался шелест перелистываемых бумаг.
Список научно-исследовательских учреждений, очевидно, был приложен отдельно. -Да.
— Большое спасибо, Цурумото-сан.
— Сумма ассигнований здесь не указана, — сказал Цурумото, — но, судя по другим темам, она должна составлять от десяти до двадцати-тридцати тысяч долларов.
Радость распирача Кохияму, собственное тело казалось удивительно легким. Наконец-то ему стала ясна подоплека всей этой истории. Ему чудилось, что капли дождя, барабанившие по стеклу телефонной будки, отплясывают какой-то лихой танец. Некоторое время он не мог произнести ни слова.
— Значит, все? — спросил Цурумото. — Насчет использования этих сведений нужно будет посоветоваться с Сомэей. Как только закончишь сбор информации, приходи.
— Через три дня я буду в редакции.
— Ладно...
— Кстати, вы не знаете такого места: Форт-Дегрик? Это где-то в Америке.
— Форт-Дегрик? Не знаю, постараюсь выяснить. Кохияма еще раз поблагодарил и повесил трубку.
О Форт-Детрике говорил Огава, когда переводил слова профессора Хьюза. Кохияма догадывался, что это американский центр , и хотел в этом удостовериться. Но позвонить сейчас еще кому-нибудь времени не было.
Выскочив из телефонной будки, он той же дорогой побежал назад. Моросящий дождь постепенно перешел в холодный ливень. Пока Кохияма добежал до моста, он вымок до нитки. Он остановился, чтобы перевести дух. На пруду уток уже не было, у пристани покачивались пустые лодки, бесчисленные белые дождевые пита прошивали воздух, затянув пруд густой пеленой.
"Потерянный рай", — пришло Кохияме на ум название поэмы Мильтона. Внезапно он почувствовал, что на лбу выступила испарина. А что, если за этим последуют озноб, высокая температура, тошнота? Неужели чума?!
Никакой уверенности, что этого не может случиться, нет. Ни вакцина, ни сыворотка не давали абсолютной гарантии. Известны случаи, когда люди, однажды перенесшие чуму, заражались ею снова. А история с Тэрадой была достаточно красноречивым свидетельством того, что ни вакцины, ни сыворотка не являются абсолютно эффективным средством. Кстати, он больше всех соприкасался с Тэрадой.
Кохияма тяжело вздохнул. Кто знает, удастся ли ему в оставшиеся три дня еще хоть раз подышать свежим воздухом. Он уже готов был согласиться, чтобы карантин продлился на несколько дней. Но если он заболел чумой, он может не протянуть и трех дней...
Нужно было спешить, и Кохияма побежал. Через тайный ход он проник снова в "загородную виллу". Вид у него был ужасный: он весь промок, костюм и ботинки в грязи.
Было уже двадцать минут первого. Разговор по телефону отнял много времени. "Черт подери!" — тихо пробормотал Кохияма. Возможно, доктор Канагаи уже прибег к чрезвычайным мерам и увез Тэраду в больницу.
Эмма ждала его с нетерпением.
— Я так волновалась за вас. А тут, еще этот дождь...
— Где доктор Канагаи и остальные?
— Пока все в порядке. Они в соседней квартире, обедают. Сатико гам с ними занимается.
Немного успокоившись, Кохияма вдруг почувствовал сильную усталость. Прислонившись к стене, он часто и прерывисто дышал.
— Вы простудитесь, — обеспокоенно сказала Эмма. — Нужно быстрее переодеться.
Она провела его в свою комнату и достала старое отцовское белье и европейский костюм. Переодевшись, Кохияма уселся на ковре. Эмма принесла горячего кофе с бренди, и он наконец пришел в себя.
— Спасибо. Теперь мне нужно подняться к Тэраде. Если придет доктор Канагаи, скажи ему, пожалуйста, что я наверху.
— Хорошо, — ответила Эмма и подняла на него глаза, в которых застыл вопрос. Она словно хотела сказан: "А я для тебя что-нибудь значу?" Но этот немой вопрос не был похож па упрек. Глаза девушки были печальны, как в те минуты, когда она в траурном платье стояла у фоба отца. 11 снова ему вспомнился взгляд еврейской девочки, которая, казалось, хотела излить какое-то затаенное горе, но отказалась от этого и замкнулась в себе.
Во время похорон он поклонился Эмме, и она как будто бы ответила на его поклон, но. по ее словам, тогда ома не запомнила его.
Первое впечатление о женщине редко бывает долговечным. Всякий раз, когда он видел Эмму, она казалась ему новой, и вместе с тем впечатление от первой встречи оставалось неизменным.
— Если ты хочешь узнать, о чем я говорил по телефону, я могу тебе сказать, — предложил Кохияма.
— Нет, не нужно. Сейчас вам лучше поскорее подняться к дядюшке Тэраде.
По выражению лица Кохиямы Эмма поняла, что теперь он знает все об исследованиях ее отца и, по-видимому, в ближайшие дни эти сведения будут преданы гласности. Говорят, что каждому человеку уготован свой крест. Кохияма не верил в бога, но он понимал, какой крест несет Эмма, и ему было до боли жаль ее.
Он медленно поднялся па второй этаж. Как всегда, он снял с вешалки в коридоре белый халат и накинул его на себя. Надел маску. В отличие от обычных повязок эта маска не пропускала бактерий, даже если они попаду! на лицо.
Он натянул резиновые иерчагки. С тех пор как у Тэрады поднялась температура, он арого требовал соблюдения всех мер предосторожности. Когда надеваешь такую защитную одежду, все чувства словно притупляются. Медики прибегают к этому не только из требований гигиены, эта мера как бы ограждает от проявлений эмоций, от излишней сентиментальности и в конечном счете оказывается полезной для обеих сторон. Кохияма подумал, что ему сейчас тоже необходимо отрешиться от всяких эмоций.
Он постучал. В комнате было тихо. Так бывало почти каждый раз, он уже к этому привык, и все-таки сейчас тишина за дверью встревожила его.
Кто знает, может, Тэрада потерял сознание и лежит там один.
— Тэрада-сан! — крикнул Кохияма и подергал за ручку. Дверь оказалась незапертой. Он толкнул ее и вошел в комнату. Тэрады в комнате не было.
Снова, как и в прошлый раз, Кохияма осмотрел кабинет Убукаты. Небольшая настольная лампа, стоявшая на письменном столе у окна, тускло освещала комнату. Плотные оконные шторы были наглухо задернуты. На книжных полках у стены все так же стояли медицинские книги. И по-прежнему к стене был приколот выцветший японский национальный флажок. Когда Кохияма в первый раз увидел его, он был крайне изумлен, по теперь он был убежден, что флажок этот знаменовал собой прошлое Убукаты. Какие мысли и чувства рождались у покойного Убукаты, когда он смотрел на эту реликвию, этого никто, разумеется, не знач. Любовь или ненависть? Или то и другое вместе?
Тэраде пришлось провести здесь целую неделю, о чем говорила эта реликвия ему? Большой лабораторный стол, за которым ои работал, был аккурагно прибран. Лабораторную посуду, приборы, инструмента он сдвинул в одну сторону, так что середина стола оставалась свободной. Бумаг, схем и тетради на столе уже не было, но рядом с микроскопом теперь стояла глубокая стеклянная тарелка. Такие тарелки он видел па снимках в медицинских журналах и хорошо знал, для чего они служат. Ее наполняют растительным желатином с культурой какой-нибудь бактерии. Когда желатин застывает, в трубку из нержавеющей стали, вставленную в тарелку, вливают питательную жидкость. В этой жидкости содержится вещество, угнетающее развитие бактерий. Постепенно жидкость проникаег в желатин, и вокруг трубки образуется прозрачный круг. Это означает, что вещество, добавленное в раствор, действительно мешаег бактериям развиваться. Таким путем изучают и открывают антибиотики, действующие на бактерии.
Кохияма никак не мог понять, для какой цели могла понадобиться эта тарелка Тэраде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22