Приближаясь к подъезду, он еще издали заметил какого-то человека, который, казалось, что-то высматривает и пытается заглянуть в квартиру Убукаты; подойдя поближе, Кохияма узнал его: это был профессор Нисидзака.
— Нисидзака-сан? — окликнул его Кохияма.
— Л, это вы? — Профессор испуганно обернулся.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет... — замялся Нисидзака, — просто я хочу кое О чем поговорить с вами. Но только наедине. Вот я и заглядывал в окно, хотел выбрать удобный момент.
Раз профессор предлагает поговорить без свидетелей, речь пойдет, скорее всего, об исследованиях Убукаты. Кохияма однажды уже обращался к нему по этому поводу, но тогда старик уклонился от ответа. — Я был бы очень рад. — Кохияма невольно понизил голос.
— Пойдемте ко мне, — сказал Нисидзака. — Жена уже спит, и нам никто не помешает.
Стараясь ступать бесшумно, они прошли мимо квартиры Убукаты. Так же тихо они проскользнули и под окнами Хамуры. Они уже были в гостиной у Нисидзаки, а профессор все еще продолжал озираться и прислушиваться. По-видимому, он опасался, что проснется жена, которая вряд ли одобрит это свидание.
— Все в порядке, — сказал он наконец, — боюсь только, что вы будете разочарованы, ведь я тоже знаю далеко не все.
— Что вы, помилуйте, считайте меня студентом, который слушает лекцию И жадно ловит каждое слово своего профессора.
— Что ж, спасибо, если это не комплимент, — улыбнулся Нисидзака. Он налил в чашки чай и пододвинул гостю печенье.
И чай, и печенье, и вся сервировка были великолепные. Несмотря на угрозу чумы, старая профессорша не собиралась менять своих обычаев и отказываться от привычного уклада житии. Кохияме, который ведал заказами и выдачей доставляемых институтом продуктов, это было отлично известно. В поведении старой профессорши была даже какая-то отвага, милая, трогательная и немножко жалкая. Но, возможно, именно поддержание привычного уклада и помотано ей сохранять душевное равновесие, без которого она не смогли бы выдержать страха перед чумой.
Поставив свою чашку па стол, Нисидзака выпрямился и внимательно посмотрел на Кохияму. Старый профессор выглядел еще довольно бодрым. Его аккуратно причесанные седые волосы отливали серебром, и никто не поверил бы, что он прожил долгую, полную трудов жизнь.
— Итак, — заговорил Нисидзака, — вас интересует проблема наследственной устойчивости бактерий, действие фактора К, не правда ли?
— Совершенно верно, — подтвердил Кохияма, чуть наклоняясь вперед.
— Прежде всего, — продолжав Нисидзака, — следует сказать, что клиническая практике сталкивается с множеством разнообразных случаев. Взял., например, туберкулез. Сейчас в нашей стране насчитывается свыше 35% больных туберкулезом, невосприимчивых к стрептомицину. И что особенно удивительно, устойчивыми к стрептомицину оказываются до пятнадцати процентов даже первичных больных. Чтобы не допускать появления устойчивых бацилл, стрептомицин начали применять в комбинации с ПЛСК и гидразитом, по положение пока остается прежним.
— Я слышан об этом, по не знал, что дело обстоит так скверно, — заметил Кохияма.
— Благодаря открытию антибиотиков и прогрессу в области хирургии, которая с появлением антибиотиков гоже поднялась на более высокую ступень, туберкулез уже перестали было считать серьезной опасностью. Л сейчас, как видите, он снова становится трудноизлечимой болезнью! Обратите внимание на следующие обстоятельство: У большого количества больных туберкулезом, которым делалась инъекция стрептомицина, обнаруживаются устойчивые к стрептомицину кишечные палочки, которые обладают способностью быстро размножаться. Но это было бы еще полбеды. Беда в том, что, находясь в кишечнике, они передают свойство устойчивости попадающим туда дизентерийным бациллам, которые прежде таким свойством не обладали.
— Да, господин Тэрада мне тоже об этом говорил, — осторожно прервал его Кохияма. — Хоть я не специалист, тут я все-таки разобрался, но...
— Не торопитесь, — остановил его профессор и, прищурившись, добавил: — Я прекрасно знаю, что вас в первую очередь интересует. Но об этом речь впереди.
— Я был крайне изумлен, когда Тэрада-сан появился с распылителем, наполненным культурой устойчивых чумных бацилл, — продолжал Нисид-зака.
— Вы полагаете, что это действительно были чумные бациллы? Кохияма внимательно следил за выражением лица профессора и за каждым его словом.
— Поручиться, разумеется, нельзя, но вряд ли это было что-либо другое. Для такого человека, как Нисидзака, который всего боялся, ответ был, пожалуй, слишком смелым, и это насторожило Кохияму. Впрочем, не кто иной, как сам Тэрада, заявил о чумных бациллах, а раз тайну нарушил человек, который в первую очередь должен был хранить ее, Нисидзака, очевидно, решил, что и он может быть теперь свободен от запретов. Никто не мог его упрекнуть в том, что именно он первым разгласил служебную тайну.
— Вы не находите, что распылитель, который мы видели в руках Тэрады, похож на модель бактериологического оружия? — сказал профессор.
— Иначе говоря, Тэрада работал над техническим усовершенствованием такого оружия?
— Нет, это абсурд. Зачем бы японский исследователь стал заниматься технической разработкой бактериологического оружия?
Слова профессора заставляли думать, что японские исследователи привлекаются сейчас к разработке не технической, а научной стороны дела. Кохияма поймал себя на том, ЧТО он но репортерской привычке торопится с выводами. Увлекшись разговором, он забыл о неписаном законе журналистов: в беседе с учеными никогда не высказывать свои догадки и предположения, ученые этого не любят. Правда, сами они позволяют себе строить разного рода гипотезы, а иногда и уходить в сторону от темы. Но ведь на то они и ученые...
— Существует, по-видимому, два вида приборов для распыления бактерий, — продолжал Нисидзака. — Прибор типа пневматических опрыскивателей, посредством которых разбрызгивается бактериальная культура, и второй вариант — типа аэрораспылителей. Австралийский медик Барнег сделал любопытные вычисления. Если па высоте триста метров над площадью шесть-семь миль в длину и ширину распылить в воздухе тонну палочек сибирской язвы, то с каждым литром вдыхаемого воздуха в организм будет нопадап» около ста тысяч спор этой бациллы. Так можно сразу вызвать эпидемию сибирской язвы, которой в естественных условиях люди редко заражаются.
— Вы хотите сказать, что это может стать оружием массового уничтожения? — осторожно перебил его Кохияма, досадуя в душе на то, что Нисидзака ходит вокруг да около интересующего его вопроса.
— Теоретически — да, но существует еще зависимость от атмосферных условий и стойкости бактерий, так что эффект весьма проблематичен. Впрочем, я, кажется, отклонился от пашей темы?
— Нет, нет, — поспешил заверить его Кохияма, — все это очень интересно.
— Ну что ж, в таком случае перейдем к вопросу о том, каким образом могли быть получены устойчивые чумные бациллы, о которых говорил господин Тэрада. Только прошу учесть, что мои рассуждения носят чисто теоретический характер. Я моту лишь предполагать, по не утверждал.. Ведь сам я никогда этим не занимался.
Нисидзака ночему-то вздохнул, придвинул к себе термос и снова заварил чай. Хозяин и гость с видимым удовольствием пили свежий чай из больших, похожих на пиалы чашек. Если бы кто-нибудь сейчас увидел их со стороны, он мог бы принять их за представителей двух поколений, которые несмотря на большую разницу в возрасте, в этот долгий осенний вечер ведут задушевный разговор, — трогательная картина, которую не так уж часто увидишь п наше времи.
Нисидзака поставил чашку па стол и продолжал:
— Я думаю, что, скорее всего, устойчивые чумные бациллы получены путем непосредственного скрещивания обыкновенных чумных бацилл с устойчивыми кишечными палочками.
Кохияма вопросительно уставился на профессора. Он отказывался верить. Слишком смелой и неправдоподобной показалась ему эта гипотеза. Такого рода сальто-мортале были, скорее, в стиле репортера Кохнямы, но отнюдь не такого серьезного ученого и осторожного человека, как Нисидзака.
— Я, разумеется, предполагаю такую возможность чисто теоретически, — улыбнулся Нисидзака, прочитав удивление на лице собеседника.
— Вы считаете, что устойчивые чумные бациллы могли быть получены от устойчивых кишечных палочек?
— Да..
— То, что кишечные папочки могут передавал, по наследству свои свойства дизентерийным бациллам, с которыми они вместо находятся в кишечнике, — это еще более или менее понятно. Но кишечная пааочка и чумная бацилла— это ведь совершенно разнородные бактерии!
— Я бы этого не сказач, — улыбнулся Нисидзака. Кохияма весь превратился в слух.
— Вы, наверное, знаете, что при изучении микробов применяется метод окраски. И возможно, слышали о реакции Грамма?
— Слышал, — подтвердил Кохияма.
— Так вот, и у кишечной палочки, и у чумной бациллы реакция эта одинаковая — отрицательная.
— Следовательно, они обладают какими-то общими свойствами?
— Да. Их нельзя рассматривать как качественно разнородные бактерии. Обратимся далее к их форме. Известно, что форма бактерий может быть шарообразная — кокки, палочковидная — бациллы и извитая — вибрионы и спириллы. Кишечная палочка — это средней величины палочковидная бактерия. Чумная бактерия тоже имеет форму палочки, только толстой и короткой, с тупыми закругленными концами. К кишечным палочкам в
широком смысле слова принадлежит и дизентерийная бацилла. Короче говоря, и кишечная палочка, и дизентерийная бацилла, и чумная — все это палочковидные бактерии.
— Таким образом, и по форме, и, по-видимому, по своим свойствам они похожи?
— Да. Эти микробы, в частности кишечные и дизентерийные палочки, так и называют: родственные бактерии. Так что в какой-то мере можно считать, что различны лишь названия болезней, возбудителями которых они являются.
— В гаком случае фактор К может передаваться кишечными палочками чумным бациллам точно так же, как и дизентерийным?
— С точки зрения теории наследственности — да.
Странно! Ведь еще вчера Нисидзака заявил, что потребовалось бы не менее трех часов, чгобы ответить на вопрос, интересовавший Кохияму. А сейчас он сумел это сделать за каких-нибудь двадцать минут. Значит, вчера он просто уклонился от ответа. Л сегодня почему-то вдруг решил объяснить все. Ну что ж, это должно было только радовать.
Не обладая достаточными знаниями по микробиологии, Кохияма на каждом шагу чувствовал свою полнейшую беспомощность и не раз приходил в отчаяние, наталкиваясь на непреодолимый барьер, отделявший его от тайны исследований Убукаты. Сейчас же он получил наконец подтверждение своей смутной догадки о том, что свойство противолекарственной устойчивости кишечной палочки может передаваться и чумным бациллам.
— Спасибо, теперь ясно. — Кохияма с чувством искренней благодарности поклонился старому профессору.
Со двора послышались чьи-то шаги. Нисидзака вздернул кверху свои седые брови. И стал похож на беспомощного и испуганно насторожившегося зверька.
— Ах, будь оно неладно! — сказан он с досадой.
— Может, мне уйти? — спросил Кохияма.
— Нет, подождите. Сделаем вид, будто мы говорили вот об этих вазах... Нисидзака поднялся и снят с полки белую и голубую фарфоровые вазочки редкой старинной работы. Открылась входная дверь, и в коридоре послышались чьи-то уверенные шага. Чувствовалось, что этот человек привык заходить сюда без всяких церемоний.
— Так вот вы где! — сказал Катасэ, появившийся на пороге гостиной. — Беспечный вы человек, Кохияма. Доктор Канагаи поручил мне сообщить вам свое решение, но я с трудом вас нашел. Мне и в голову не пришло, что вы можете был. здесь.
— Я увлекаюсь антикварными изделиями и уговорил профессора показать мне кое-что из своей коллекции, — ответл Кохияма.
— Похвальное увлечение. Кстати, о намерении доктора Канагаи заодно узнает и господин профессор. Доктор собирается здесь заночевать, надеясь, что Тэраду удастся ночью забрать в больницу. Стажер Симодзё-кун тоже ночует у нас.
БОРЬБА ПРОТИВ ВСW
Наступил седьмой день. Незадолго до полудня Кохияма пробрался в парк через тайный лаз в заборе. Парк не произвел на него такого впечатления, как вчера. Отчасти, возможно, и потому, что приключение утратило привлекательность новизны. Вдобавок моросил холодный дождь, и сам воздух в парке показался уже не таким свежим, как вчера вечером, когда Кохияма испытал радостное чувство возвращения к жизни.
Между ним и Эммой произошла небольшая размолвка. Когда он сообщил ей о своем намерении отлучиться из дому, она сказала:
— Я пойду с вами.
— Нет, этого не следует делать, — ответил Кохияма. — Сейчас здесь и доктор Канагаи, и стажер. Слишком много лишних глаз. Если мы оба исчезнем, это могут заметить.
— А с какой целью вы идете? — недоверчиво спросила Эмма.
— Разве я тебе не говорил? Мне нужно еще раз позвонить но телефону.
— Вы хотите сообщить в редакцию о том, что здесь происходит?
— Вовсе нет. Я хочу получить ответ на свой вопрос.
— Вы что-то скрываете от меня?
— Я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Через полчаса вернусь и все расскажу.
— Значит, вчера я вам понадобилась только для того, чтобы показан» дорогу...— У Эммы полились слезы.
Они стояли во дворе возле двери черного хода и могли не опасаться, что кто-нибудь их здесь увидит. Кохияма растерялся. И вовсе не потому, что он не выносил женских слез. Смущало его то, что Эмма в какой-то степени была права. Она начинала догадываться о преступных целях работ отца. Когда Кохияма связался по гслефопу с редакцией, она поняла это отчетливо и не только не пыталась препятствовать Кохияме, а, напротив, помогала ему. Но она опасанась, что Кохияма может что-то скрыть от нее.
— Ну что ж, если ты считаешь, что никакого риска нет, идем! — решился наконец Кохияма.
— Ладно, идите один, — сквозь слезы проговорила Эмма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22