Офицер слегка покраснел.
— Извините, я не имел в виду приказывать...
— Странный вы человек, будьте проще. Я вовсе не обиделся — это же шутка. Чудесный сегодня день, и я рад, что мы позавтракаем вместе. Садитесь вот сюда и ни о чем не беспокойтесь. Один момент, и все будет готово. Я тоже что-то вдруг проголодался. Это вы, друг мой, пробудили во мне аппетит к жизни. А знаете, иногда самые близкие друг другу люди — это узник и тюремщик. И тот и другой - жертвы одной и той же несправедливости, продукты одного эксперимента. Или, скажем, две стороны одной медали.
Он сидел в комнате, ожидая ее прихода. Весь день он чувствовал себя как на иголках и ни с кем не вступал в разговоры. Однако чем меньше времени оставалось до ее визита, тем спокойнее становилось у него на душе. Встреча была неизбежной, и никакие силы не могли отменить ее, как взаимное тяготение двух небесных тел. Путник начал свое движение у истока реки, следовал всем ее поворотам, преодолевал стремнины, горы, джунгли и пустыни. И вот теперь он приблизился к океану, куда широко и величаво впадала река. Азиз был уверен, что Нация войдет в комнату в назначенное время.
Он закурил в темноте и посмотрел в открытое окно. Темная фигура охранника смутно различалась на балконе. Азиз загасил сигарету и включил лампочку возле кровати. Беглым взглядом осмотрел комнату, чтобы удостовериться в том, что все в порядке. Подвинул вазу с красными розами на середину стола. В дверь тихо постучали. Сердце сжалось на миг. Он распахнул дверь и увидел в полумраке офицера рядом с Нацией.
— Ваша посетительница. — Офицер слегка улыбнулся.
— Проходите, пожалуйста, — сказал Азиз шепотом. От волнения у него пропал голос.
— Проходите, мадам. Я уйду в соседнюю комнату.
Надия нерешительно переступила порог, остановилась, опершись рукой о спинку стула. Офицер наклонился и шепнул Азизу:
— Времени достаточно. Можете не торопиться. Вход в отделение мы заперли, и никто нас врасплох не застанет. Так что ни о чем не беспокойтесь.
Он вышел, закрью за собой дверь. Азиз взял Нацию за руку и подвел ее к креслу в углу комнаты. Осторожно прикрыл окно, оставив щель для свежего воздуха, и сел рядом с ней.
— Надия, мне просто не верится, что это ты сидишь рядом со мной.
— Мне тоже... Словно это сон, который вот-вот прервется. Он дотронулся до ее пальцев, холодных как лед, потом
начал осторожно их растирать.
— Как удалось устроить это свидание? — спросила она.
— Офицер это сам все организовал. Она спросила с подозрением:
— Почему?
— Просто добрый жест с его стороны. Она вздохнула и нервозно сказала:
— А я как только узнала, что увижу тебя сегодня вечером, сначала испугалась. Я все время чего-то опасаюсь.
— А чего именно ты опасаешься?
— Сама не знаю. Какие-то неопределенные страхи.
Азиз обнял ее за плечи. Она подняла к нему лицо и поцеловала его. От этого поцелуя его бросило в жар. Он глубоко вздохнул.
— Нация, дорогая моя, а у меня к тебе несколько дело» вых вопросов. Что тебе удалось сделать со времени нашей первой встречи?
Она посмотрела прямо перед собой, собираясь с мыслями.
— Кое-что удалось предпринять. Твой отец связался с одним своим другом. Договорился с ним насчет автомобиля. Тебя отвезут в Порт-Саид. С тобой поедет человек, который тебя укроет у себя дома.
— Потрясающе. Вот это новость. Мне, как всегда, везет.
— Слышали бы тебя наши знакомые, вот посмеялись бы. Как всегда везет, да? Угодил за решетку, а говоришь, что везет.
— Я сам такую жизнь избрал. Никто мне ее не навязывал.
— Это я знаю, Азиз. Но иногда мне так страшно за тебя становится, вдруг что-нибудь случится с тобой.
— Не волнуйся. Ничего не случится. Ты же должна держать себя в руках, особенно теперь. Наступает самый важный момент, и без твоей помощи мне не справиться.
— Ты же знаешь, Азиз, я готова сделать все, что в моих силах.
— Отлично. Теперь расскажи, где он будет ждать меня с машиной?
— Он сказал, что предпочел бы не въезжать на территорию больницы. Я тоже считаю, что так лучше для вас. Если кто-то заметит номер вашей машины, вас смогут выследить.
Он долго молчал, раздумывая.
— Тогда мне нужен будет еще один автомобиль, чтобы вывезти меня из больницы к тому месту, где будет ждать тот друг в машине. Вот со второй машиной может возникнуть проблема.
— Что же тогда делать?
— Пока у меня нет никакой идеи. Еще подумаю над этим. Но сейчас давай закончим с этим другом. Как его зовут?
— АтыяМу барак.
— Член парламента?
— Да. А ты знаешь его?
— Слышал о нем...
Он вдруг задумался среди разговора, потом, вернувшись к теме, сказал:
— Я решил, что лучшее время для побега — сразу после выстрела пушки на закате, когда все начнут есть. Это будет в семь вечера. Сразу после залпа минуты через три-четыре я выйду. Мне понадобится от полутора до двух минут, чтобы дойти отсюда до первой машины. Она должна стоять во дворе больницы. А наш друг пусть тогда ждет напротив Коммерческой школы в начале улицы, которая пересекает улицу Каср аль-Айни. На машине отсюда дорога займет не более полутора минут. То есть минут через семь-десять после выстрела пушки я подъеду к нему. Я хочу, чтобы ты нарисовала план того места, где должна ждать машина. Сделай в двух экземплярах: один для него, другой — для меня, чтобы избежать любого недоразумения. Очень важно, чтобы он несколько раз прокатился вокруг того назначенного места. Если он заметит что-то не то, что-нибудь подозрительное, немедленно сообщи мне. Тогда договоримся о другом месте.
— А какой день ты выбрал для побега?
— Сестра-хозяйка нашего отделения позвонит тебе и скажет, что я жду известий в такой-то день. Это и будет выбранный мной день.
— Что ты намерен делать дальше, если план удастся?
— Пожалуй, мне стоит на некоторое время покинуть страну. Я думаю, наш друг поможет мне это сделать. Обсуди с ним этот вопрос заранее и дай мне знать, что он на это скажет.
— Значит, я тебя не увижу больше. Он погладил ее по голове.
— Мы встретимся, Надия. Обязательно встретимся.
— Я последую за тобой, если ты уедешь за границу.
— На это я и надеюсь, об этом мечтаю. Мы должны жить вместе.
Оба замолчали, охваченные грустью. Нация прижалась к нему, словно ища у него поддержки. За дверью шаркнули башмаки, и они в тревоге отпрянули друг от друга. Все было тихо. Он сказал:
— Я так устал от одних и тех же мыслей. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Что сейчас в стране делается?
— В стране? Что-то назревает, неизбежны перемены. По-старому дальше жить невозможно. Народ взбудоражен. Прошло несколько забастовок среди рабочих. Оппозиция в парламенте стала откровенно высказываться. В университете уже не один месяц продолжаются волнения. А газеты ты читаешь?
— Да, сейчас систематически.
— Ну и что ты сам думаешь?
— Появились новые признаки, каких раньше не было. А насчет нашей организации какие новости?
— Послезавтра получишь большое и обстоятельное письмо с описанием всех наших дел. — Она вдруг встала. — Дай-ка я посмотрю, как ты живешь.
Она взяла его за руку и медленно обошла комнату, осматривая разные предметы: радиоприемник, постель, его одежду на вешалке, туалетные принадлежности на стеклянной полочке. Иногда трогала пальцами вещи, словно пытаясь запомнить их. Потом остановилась неподвижно посреди комнаты, взяла его за обе руки и прильнула к его груди.
Дни летели, и он лихорадочно пытался найти второго человека с автомобилем, временами впадая в отчаяние. Неудача в решении этой проблемы могла означать провал всей затеи.
Пока он сидел в предпоследнюю ночь на балконе, ему пришла в голову идея. На рассвете он забылся коротким тревожным сном, и, когда проснулся, она показалась ему вполне осуществимей.
Доктор Алаа. А что, если поговорить с ним? Он моги отказать, но в одном Азиз был уверен — тайны он не разболтает. Что-то в его глазах, простой манере держаться внушало доверие. Жизнь научила Азиза полагаться на других людей, доверять им, и он, как правило, не обманывался в них.
Доктор Алаа обычно делал обход в их отделении дважды в день: в одиннадцать утра и часов в шесть вечера. Лучше поговорить с ним вечером. Тогда он будет посвободнее и больше шансов, что им не помешают.
После обеда Азиз задремал и проснулся от стука в дверь. Он пошел открывать и увидел доктора Алаа в белоснежном халате, со стетоскопом на груди.
— Можно войти? — с улыбкой спросил доктор Алаа.
— Милости прошу. Я ждал вас, кстати.
— Надеюсь, с добрыми новостями?
— Да. Новость хорошая. Я хочу попросить у вас совета по одному вопросу.
Доктор Алаа сел в кресло.
— Слушаю вас.
— Меня очень тревожит одна вещь.
Он молчал, ожидая от Азиза пояснений.
— Я не знаю, сколько еще лет мне придется сидеть в тюрьме. Иногда все во мне восстает против такой судьбы.
— А разве вам не определили срок?
— На бумаге — да. Но сплошь и рядом нас, политических, по окончании срока отправляют в концлагеря.
— Что же вы можете предпринять?
— Не знаю. Но я давно уже пытаюсь найти выход из положения.
— А почему бы вам не подать апелляцию?
— Апелляцию?
— Ну да. Напишете в ней, что в случае освобождения готовы отказаться от политической деятельности. Мне кажется, они с пониманием отнесутся к такому жесту.
— Конечно. Но достойно ли так поступать человеку, имеющему свои принципы?
Доктор Алаа нахмурился, в его взгляде мелькнуло недоумение.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь уловка для того, чтобы вас освободили, а потом вы можете делать все что угодно.
Какой вам смысл оставаться в тюрьме?
— Видите ли, человек может находиться и в тюрьме. Самое главное заключается в том, какой пример он показывает другим, как влияет на них.
— Может быть. Я в таких вещах не разбираюсь. Но мне грустно видеть вас в таком положении — замурованным в этих четырех стенах. Есть ли у вас какая-нибудь альтернатива такой судьбе?
— Есть.
— Какая же?
— Бежать.
От изумления доктор Алаа оцепенел на какой-то миг —он не верил своим ушам. В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как капает вода из крана. Азиз машинально считал эти звуки, думая совершенно о другом.
— А вы не боитесь того, что может с вами случиться? Взвесили ли вы возможные последствия такого шага?
— Конечно же, у меня есть кое-какие опасения. Но желание порвать с этим образом жизни куда сильнее.
— И куда же вы денетесь?
— В этом смысле можно кое-что предусмотреть. Некоторое время доктор Алаа молчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
— Почему вы завели разговор на эту тему именно со мной?
— Потому что хочу просить вас о помощи.
Азиз чувствовал, какая напряженная внутренняя борьба шла в этом человеке. На его лице отражалась какая-то потаенная боль, пальцы стискивали и отпускали подлокотники кресла — белые, длинные, беспокойные пальцы.
— Хорошо, а что именно я должен сделать?
— Я хотел бы, чтобы вы подождали меня в своей машине в определенном месте на территории больницы, а потом отвезли совсем недалеко отсюда.
— А если нас поймают?
— Ответ на этот вопрос, я думаю, вы знаете сами. Но я не сяду в машину, если кто-нибудь заметит, что я собираюсь бежать.
Доктор Алаа молчал. Нервное покусывание губ, напряженный невидящий взгляд, устремленный куда-то вдаль, — все это указывало на происходившую в нем внутреннюю борьбу. Наконец он вновь повернулся к Азизу, с трудом сдерживая улыбку. Это длилось недолго. Сначала он широко и весело улыбнулся, потом громко расхохотался.
— Извините меня, доктор Азиз, но вы действительно сумасшедший. Более того - похоже, что вы и меня заразили своим безумием. От кого угодно, только не от вас я мог ожидать подобного предложения. Черт его знает, но что-то в вас есть близкое моей душе. Мне самому временами хочется отколоть что-нибудь необычное. Вся эта наша жизнь кажется мне... — он задумался, подыскивая нужное слово, — ...такой серой, даже холодной иногда. — Он снова улыбнулся. — Наверно, я сам ищу свежих ощущений, какой-то основательной встряски. Не знаю. Как-то никогда особенно не задумывался о таких вещах. А вот у вас явно есть способность сбивать людей с панталыку.
Азиз молчал. Он встал с постели, подошел к доктору Алаа и стиснул его руку:
— Значит, включаетесь в игру?
— О'к ей. Договорились.
Некоторое время они испытующе смотрели друг на друга, а потом вдруг рассмеялись. Их смех отозвался звонким эхом у больничного флигеля напротив. Офицер заглянул в дверь.
— Что тут происходит?
Азиз обернулся, жестом пригласил его войти.
— Заходите, капитан. Не хотите ли услышать последний анекдот? Давайте, доктор Алаа, расскажите ему.
Стрелки часов показывали без десяти семь. Азиз стоял посреди комнаты, в последний раз проверяя, все ли в порядке. Все шло так, как было задумано. Стол был накрыт к разговению после дневного поста. От тарелочек с едой поднимался ароматный пар. Один из охранников принес ему миску маринованных огурцов и редьки.
— Моя жена их очень хорошо готовит. Это она настояла на том, чтобы угостить вас для улучшения аппетита.
Он почувствовал укор совести. Скоро он предаст их доверие. Что тогда подумает о нем этот человек? Он тут же представил себе его бритую голову, печальное лицо солдатика, глядящего из-за стальных прутьев на своих детей. Он поморщился и усилием воли решительно выбросил эту картину из головы.
Напряжение последних дней исчезло. Накрывая на стол, он был спокоен, словно ожидал к ужину друзей. Ему казалось, что сам он не имеет к происходящему никакого отношения. Поставив миску с фулем на спиртовку, чиркнул спичкой, между тем краем глаза внимательно следил за тем, что делается на балконе. Оба охранника сидели на расстеленном одеяле, на котором были расставлены блюдца с едой, разложены редиска, перья зеленого лука, стопка тонких белых лепешек. Они сидели так, чтобы не выпускать из поля зрения комнату.
Азиз подошел к шкафчику, открыл дверцу и сделал вид, что разыскивает что-то внутри. Одну створку он как бы ненароком так и оставил открытой. Этот маневр он повторял часто, чтобы вид открытой створки стал для них обычным и не внушал подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52