— Как всегда.
Прислушиваясь к их разговору, Наташа не заметила, что оказалась на пути энергично продвигавшегося вперед рослого пассажира.
— Спишь на ходу! — рявкнул он, ожег недобрым взглядом и грубо отодвинул ее в сторону.
Наташа вспыхнула. Но не успела ничего сказать. Кто-то сунул ей под нос мятую трешницу со словами: «Два до конца»,— и тут же совсем другим голосом произнес:
— Извините, Наташа.
Наташа, подняла глаза. Перед ней стоял Аркадий, заметно сконфуженный. Она медленно протянула ему билеты, но Аркадий больше ничего не сказал, взял билеты и поспешно, роняя сдачу, устремился в глубь автобуса.
«И ему за меня неловко»,— подумала Наташа и старалась больше не смотреть в сторону Аркадия.Днем пассажиров было меньше. Особенно на участке пути между поселком и площадкой промбазы. И Наташа часто оставалась наедине со своими мыслями.
Невеселые это были мысли.Никогда в жизни не было у нее такого удручающего ощущения собственной никчемности. Никчемность и одиночество. Никто ее не понимает, даже самый близкий друг Люба... Да что Люба?.. Не ответила уже на второе письмо из дома. Там тревожатся. А как отвечать? Обманывать стыдно. Написать правду— еще стыднее. Работаю кондуктором автобуса... Мать, конечно, сразу ответит. Чтобы подбодрить, напишет — всякий труд почетен. А сама подумает: «И зачем тебя, дочка, понесло в такую даль? Жила бы. дома, не добавляла матери седых волос...» Люба говорит: глупенькая... «Побыла бы на моем месте. Как вчера та щербатая, с которой в одном вагоне ехали, сказала: «К зиме готовишься. Потеплей местечко нашла». И все в автобусе засмеялись... Не станешь же каждому справку предъявлять...»
Раньше, когда Наташа сама ездила, как все, то есть пассажиром, ее всегда коробило, если напоминали об уплате за проезд. Ну право же, это оскорбительно. Не успеешь войти, а назойливая кондукторша уже кричит: «Билет возьмем, девушка!» Как будто ты только о том и думаешь, как бы обокрасть государство на какие-то копейки!
И теперь, став кондуктором, Наташа никак не могла заставить себя произносить эту требовательную фразу: «Берите билеты!»
Некоторым пассажирам такая скромность, вероятно, нравилась. И они, чтобы не остаться в долгу перед вежливым кондуктором, тоже не были навязчивыми и избегали обременять ее финансовыми операциями.
Вот и сейчас в автобус вошли четверо. Молодые ребята. Судя по спецовке, слесари или монтажники. Прошли мимо и сели. Наташа молча смотрела на них. Они так же молча, хотя и улыбаясь, смотрели на Наташу.
На третьей остановке парни пошли к выходу. Шедший последним оглянулся. Наташа все так же молча смотрела им вслед. Парень не выдержал, рассмеялся.
— Ну и характерец! — И подал Наташе пятерку.— Получите за четверых.
— За этот характер мы с тобой, как бог свят, схлопочем по выговору,— предупредил Наташу водитель автобуса.
— Должна же у людей совесть быть,—ответила Наташа.
Уже вечером, когда почти пустой автобус шел последним рейсом, возвращаясь в поселок, на остановке «Южная подстанция» сели два пассажира, которых Наташа сразу вспомнила. Эти двое утром упомянули Джека Лондона.
Тогда Наташа обратила внимание на золотоволосого, его приятеля она рассмотрела только теперь. На первый взгляд он проигрывал рядом с товарищем. Но его продолговатое, с твердыми и правильными чертами лицо привлекало умом и живостью, очень хороши были большие темно-серые глаза.
Она стала прислушиваться к их разговору.
— Пойми, Николай,— говорил золотоволосый, и в тоне его сквозило самодовольное сознание собственного превосходства,— для инженера твои взгляды и
старомодны и вообще примитивны. Как можно в наше время, в век космических скоростей, в век атомной техники и кибернетики, противопоставлять такие несоизмеримые по своему значению для человечества категории, как наука и искусство?
— Нас учили в институте,— возразил Николай,— и наука и искусство — формы общественного сознания.
—Тебе не удастся утопить меня в глубинах фи-лософии,—парировал золотоволосый,— давай рассуждать практически. Что важнее, в чем больше пользы:, расщепить атом или написать еще одну, пусть самую гениальную, оперу, послать ракету в космос или выпустить в свет еще один, пусть сверхзамечательный, роман? Отвечай прямо!
Николай улыбнулся, и Наташа обрадовалась, что энергичная атака золотоволосого нисколько не смутила его.
— Не знаю, так ли много пользы в атомной бомбе,— сказал он.
— Ну, это, знаешь,—запротестовал Виктор,— это переворачивать вопрос с ног на голову.
— Почему же, атомная бомба,— вещь, вполне реальная. Но я хочу сказать не об этом. Ты спрашиваешь, что важнее? Ответь и ты мне., Что важнее: быть умным или быть честным?
— Зачем противопоставлять? Можно быть и умным и честным.
— Что и требовалось доказать.
— Это уж софистика.
— Где же тут софистика? — наконец возмутился и Николай.— Это ты занимаешься софистикой, когда припираешь меня ракетами и бомбами. И вообще все эти разговоры о никчемности искусства и о том, что польза важнее, чем красота,— все это старые штучки. Не огорчайся, друг мой Витя, ты не оригинален.
— Напротив, приятно узнать, что и прежде были умные люди.
— Вернее, скучные. А ты просто петушишься. Музыку слушаешь, в кино ходишь, Джека Лондона цитируешь.
— Для Джека Лондона я делаю снисхождение-.
Он жил до эпохи освоения космоса. Впрочем, могу сразить тебя наповал. Апеллируем к массам!
Они встали и прошли к выходу, продолжая разговаривать.
— Апеллируем к массам,— повторил Виктор.— Согласен на диспут в клубе или даже на танцплощадке. Уверен, тебя не поддержит никто.
— Неправда! — неожиданно для нее самой вырвалось у Наташи.—Я первая поддержу вашего товарища.
Виктор вскинул голову, тряхнув., своими великолепными кудрями, скользнул глазами по Наташе и учтиво поклонился Николаю.
— Поздравляю! Ты приобрел очень авторитетного и эрудированного сторонника.
— Вы на него не сердитесь,— сказал Николай и улыбнулся Наташе.— Он не такой плохой, каким кажется.— И лёгонько ткнул Виктора.— Шагай, циник!
Натащу не задела насмешка золотоволосого. Она считала его неправым в споре, и, следовательно, нечего было обращать внимание и на его выпад. Зато она, несколько досадовала на второго, на Николая.
Он-то был прав, безусловно прав. Почему же он не сказал самого главного?.. Но когда Наташа попыталась представить, как об этом самом главном сказала бы она, у нее тоже не нашлось нужных и точных слов. А сказать ей хотелось о том, что если отказаться от красоты, от искусства, то и сама жизнь потеряет смысл.
И еще не раз возвращалась она к этим мыслям.
Люба, по-своему истолковав ее задумчивость, снова пыталась ободрить подругу.
— Да я не о том вовсе,— успокоила ее Наташа и рассказала о споре двух приятелей, подслушанном в автобусе.
Люба не одобрила позицию золотоволосого. Надя возразила ей:
— А что? Правильно он говорит. Конечно, наука важнее. Во! —Она взмахнула цветастой косынкой.— Из древесных опилок. Пожалуйста! А гидростанцию без науки построишь?
— Нельзя же смотреть только с одной стороны!— пыталась переубедить ее Наташа.— А книги, кино, музыка? Наконец, танцы! — привела она самый сильный аргумент.
— Танцевать хорошо, когда сыт, а на ногах туфли модельные,— отрезала Надя и вышла из комнаты, чтобы за ней осталось последнее слово.
К станции Гремящий Порог поезд подошел рано утром.
Чемодан был уложен с вечера, утренние сборы были недолги, и как только вагон, лязгнув буферами, остановился, Вадим, не задерживаясь, спрыгнул на сибирскую землю. По опыту многодневного пути он знал, что на таких маленьких станциях поезд стоит считанные минуты. Оказалось, правда, что стоянка тридцать минут, но только этим и схож был Гремящий Порог с большой станцией.
Вместо вокзала — брусчатый барак с маленькими, подслеповатыми окнами, неприглядный и голый: ни кустика перед ним, ни палисадника. Словно стог сена при дороге, да и у того остожье есть. За вокзалом параллельно железнодорожному полотну — дорога, посредине укатанная, по обочинам взлохмаченная застывшими комьями грязи. За дорогой несколько беспорядочно разбросанных построек. Вот она, знаменитая на всю страну станция Гремящий Порог!
И если бы выглянувшее из-за горы прохладное осеннее солнце осветило только эту унылую станцию, Вадим, наверно, снова бы подумал, как не раз думал за время долгого пути,— надо ли было ему сюда ехать?
Но солнце осветило и подступившую к станции тайгу, обдав медью стволы, густую зелень верхушек сосен, и расцвеченный золотыми пятнами березовых перелесков спуск в речную долину, и чуть достигае-
мую глазом реку, прижавшуюся стрежнем к темному скалистому берегу, оставив в долине веселые петли рукавов и проток.
Осветило солнце и Вадима и его тщательно продуманное снаряжение: потертую, оставшуюся еще. от отца кожаную куртку, высокие, с подколенными ремешками сапоги и старую кавалерийскую фуражку с синим выгоревшим околышем, которая очень шла к его смуглому по-цыгански лицу.
Все-таки не совсем уж плохо встречала Вадима сибирская сторона.
Вместе с другими сошедшими с поезда людьми Вадим вышел на дорогу. У стоявшей рядом пожилой женщины спросил, как проехать на строительство гидростанции.
Женщина растерянно посмотрела на Вадима и покачала головой. Ответил за нее высокий старик:
— Переходи, парень, на ту сторону. Здесь на пристань посадка. А кому на строительство, с той стороны.
И тут только Вадим заметил, что на обочине, по другую сторону дороги, тоже толпятся люди.
В первый автобус сесть не удалось. Вадим, придерживаясь очереди, пытался пропустить стоявшую перед ним старушку в серой, крестом повязанной шали. Старушку оттеснили, а вместе с ней и Вадима.
— До чего же оголтелый народ пошел, прости господи! И в уме того нет, чтобы старуху уважить! — причитала женщина.— А ты чего не сел?
Вадим только руками развел.
— Из отпуска, что ль, едешь, сынок? — полюбопытствовала старуха.
— Нет, на работу. На строительство,— неохотно ответил Вадим.
— На работу,— нараспев повторила старушка и внимательно оглядела его маленькими, цепкими, глубоко запавшими глазами.— Что ж это никто не встречает? Вербованный али по путевке?
- Не вербованный и не по путевке,— резко ответил Вадим. Его раздражало это назойливое любопытство.
— Самотеком, значит,— вздохнула старушка..— Ну да, тогда понятно.
«Самотеком»... Это избитое слово больно задело Вадима. Настроение опять упало.
Так же и на стройке встретят. Еще спросят: «А где вы раньше были? Есть у нас из вашей области комсомольцы, те по путевкам приехали. А вы раздумывали?» Конечно, сразу поймут: приехал потому, что в институт не попал... И за каким чертом приехал именно сюда? Будто других строек нет... Наташа?.. Очень он ей нужен! Последний разговор был не из приятных. «Болотная романтика!», «Дисциплинированная овечка!» А теперь что же, идти и каяться?..
Наконец подошел автобус.
В автобусе ехала веселая, шумная компания. Прислушиваясь к разговору, Вадим понял: геологи. Вот кому можно позавидовать! Настоящая профессия. Есть где показать себя. Опасно, интересно, почетно!.. Но тут же он понял, что все эти размышления так, для отвода глаз. Никуда он не поедет, кроме как на строительство на Гремящих порогах. Он еще себя покажет. Придет время, посмотрим, кто уж, а кто сокол...
Разговор в отделе кадров был коротким.
— Специальность? — спросила пожилая женщина в очках, инспектор отдела кадров, просмотрев паспорт Вадима.
— Не имею,— твердо ответил Вадим.
— Тяжелой работы не испугаетесь?
— А у вас и легкая есть? — усмехнулся Вадим, но, увидев, что женщина нахмурилась, поспешно сказал: — Согласен на любую работу.
Женщина заполнила узенький бланк и подала Вадиму.
— Пойдете в поликлинику. На медосмотр. Получите справку, придете обратно сюда.
В поликлинике пришлось долго ждать очереди. И в отдел кадров Вадим попал только к вечеру.
На этот раз разговор был еще короче. Собственно, разговора и не было. Женщина-инспектор взяла справку, заполнила личную карточку Вадима Орли-кова и вернула ему паспорт с вложенным в него серым листком.
— На шестой участок. Вадим вышел в коридор и, волнуясь, раскрыл паспорт. В разделе «Особые отметки» стоял продолговатый фиолетовый, штамп: «Принят на Устьгэс-строй»,— и чернилами проставлена дата: «20 октября 195.... года».
Дверь открыта. Можно входить. Вадим торопился сделать первый шаг. Сегодня же определиться на работу. Вот только как же с чемоданом? Пока разыщешь общежитие, кончится рабочий день.
Возле входной двери за небольшим квадратным столом с телефоном на нем сидел старичок вахтер. Вадим попросил его присмотреть за чемоданом. Вахтер разрешил поставить чемодан под стол и объяснил Вадиму, что шестой участок на промбазе. Доехать можно автобусом. Остановка за углом, у продуктового магазина.
Вадиму повезло. Он не прождал на остановке.и пяти минут, как подошел автобус. Вадим проворно вскочил на подножку и тут отпрянул назад.
В проходе между сиденьями стояла Наташа. Она стояла вполоборота к нему, но он узнал ее. На голове у нее была так знакомая ему голубая в белый горошек косынка.
Автобус, дав гудок, тронулся. Вадим еще раз увидел девушку в голубой косынке и понял, что ошибся. Через плечо у девушки висела кожаная сумка и катушки билетов. Он принял за Наташу кондуктора автобуса.
А если даже это была и Наташа!.. Ну и что?.. Не хотелось встречаться?.. Но это еще не значит, что надо шарахаться при встрече и трусливо прятаться... Выше голову! Ты теперь сам строитель величайшей в мире... Документ в кармане...
Вадим сказал, что ему еще надо зайти за чемоданом, оставленным у вахтера
— А что у тебя в чемодане? — грубовато спросил Ляпин.
Это была первая фраза, которую он произнес с тех пор, как вышли из конторки участка.
Неожиданный вопрос Ляпина был не совсем понятен, и Вадим даже замялся с ответом.
— Белье... ну, еще книги.
— Книг-то и здесь полно,— сказал Ляпин с пренебрежением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41