https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/vodyanye/m-obraznie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

У нас не хватает смелости спуститься на землю и трезво взглянуть в глаза горькой действительности. И конечно, от такой политики незаконнорожденное дитя ничуть не страдает. Напротив, извлекает из нее пользу. Формирует миллионные армии. Налаживает военную разведку. Даже во внешней политике проделывает головокружительные трюки. По моему глубокому убеждению, если бы большевики не заключили с немцами Брестский мир, их судьба была бы уже решена. В России нормаль-
ное положение уже восстановилось бы. Мирный договор с немцами должны были подписать мы, и мы должны были двинуть всю Европу на Москву. Большевики опередили нас. Где же наша хваленая дипломатия? Где наши прославленные дипломаты? Одним ходом Ленин объявил им мат. В результате—незаконнорожденное дитя из просторов России перешло в тесные кварталы Европы. Один бог знает, что оно там натворит!
Генерал снова промолчал. Я понял, что зашел слишком далеко. Закурил и, стараясь передать слово генералу, спросил:
— Кажется, я ударился в философию? Маллесон наконец нарушил молчание:
— Раз на то пошло, полковник, объясните мне еще одно. В телеграмме говорится: «Лондон одобрил предложение о срочном выводе наших войск из Закаспия». В чем причина такой спешки?
Я улыбнулся:
— События развиваются слишком стремительно. В Лондоне хотят опередить события! Генерал поднял рюмку.
— По-моему, наши горе-политики соревнуются в глупости. Да, да... Это глупость. Абсолютная глупость! — выпалил он и одним глотком выпил коньяк.
На этот раз промолчал я.
Выйдя от генерала, я прошел к себе, чтобы немного отдохнуть. Надел пижаму, прилег на диван, просмотрел журналы, газеты. Но только-только я задремал, в дверь постучались. Я не успел подняться, как вошла Элен. Прерывающимся голосом она объявила:
— Генерал лежит и не может подняться. У него сердечный приступ!
Не переодеваясь, в чем был, я кинулся в комнату отдыха. Маллесон лежал на диване, закрыв глаза, бледный как полотно.
Я осторожно прикоснулся к его руке:
— У вас болит сердце?
Генерал открыл глаза и через силу ответил:
— Ничего опасного... Это пройдет...
Но было видно, что он сильно ослабел: в лице не было ни кровинки, глаза глубоко ввалились, он дышал тяжело и прерывисто. На лбу выступил холодный пот.
Мы с Элен сняли с генерала сапоги, расстегнули на нем пояс и поудобнее уложили его на диване. К этому времени подоспел доктор. Осмотрев Маллесона, он дал ему выпить микстуру и сказал:
— Полный покой... На несколько дней вам придется забыть о делах, господин генерал.
Генерал нахмурил брови:
— Несколько дней?
— Да.
— Так долго я не выдержу.
— Выдержите. Понадобится — пролежите и месяц. С сердцем не шутят. Сердце — не любовница, чтобы обниматься с нею, когда пожелаешь.
Грубая шутка доктора явно не понравилась генералу, но он промолчал. С врачом не спорят!
Позвав коменданта, я пошел с ним к себе в кабинет. Комендант рассказал, как прошел митинг. Большевистские элементы выступили с осуждением и нашей политики, и политики Закаспийского правительства. Он добавил еще, что Дружкин намерен сегодня ночью провести большую операцию.
Как стремительно меняется обстановка! Несколько часов тому назад и я был полон желания провести такую операцию и расправиться с бунтовщиками. А теперь вынужден укротить свой гнев. Ведь если бунтовщиков арестуют, положение осложнится еще больше. А нам не нужны осложнения. Нужно позаботиться о том, чтобы уйти без шума, спокойно.
Я решительно приказал коменданту:
— Найдите Дружкина и от моего имени скажите: из участников митинга никого не арестовывать! Почему — я объясню ему завтра сам!
Когда комендант вышел, я закурил сигарету и опустился в кресло, чтобы еще раз восстановить в памяти все происшедшее и наметить дальнейшие пути. Меня удивляло одно: чем так огорчен генерал? Неужели он боится, что похоронит свою карьеру в Закаспии? Опасаться этого не было никаких оснований; напротив, именно оставаясь здесь, мы рисковали попасть в безвыходное положение. Атмосфера с каждым днем накалялась, и, как
ни убеждали мы себя, было ясно — почва под нашими ногами колеблется.
Разумеется, после стольких пышных слов и щедрых обещаний нелегко было уходить отсюда. Больше того, это было позорно. Перед моим мысленным взором предстали картины ближайшего будущего. По всему городу.. . по всему краю побежит молва: «Англичане уходят!» Большевики будут торжествовать, начнут выступать открыто. Друзья наши будут потрясены. Будут умолять... плакать. .. рыдать... А может быть, и осыпать нас проклятиями!
Пришла усталая Элен, положила передо мной папку с телеграммами. Я раскрыл папку, и вдруг сердце мое тревожно забилось. В телеграмме из Мешхеда я прочитал: «Двадцатого февраля во время охоты близ Джела-лабада убит эмир Хабибулла-хан. Третий сын эмира Ама-кулла-хан объявил себя эмиром Афганистана. Подробности уточняются...»
Перед глазами сразу почему-то возник Асадулла-хан, и мои мысли от границ Закаспия устремились к Афганистану.
Сразу по возвращении в Асхабад я рассказал Ораз-сердару о своей встрече в Каракумах с беглыми дайха-нами и Балкан-палваном. Сердар, оказывается, знал пал-вана. Он объяснил мне, что Балкан-палван — прирожденный бунтовщик, и обещал послать в погоню за беглецами своих конников. Свое обещание сердар выполнил. Но беженцы оказали его людям вооруженное сопротивление И даже вынудили первый отряд отстуиить. Тогда сердар послал второй, большой отряд, добавив к нему русских пулеметчиков, и жестоко разгромил беженцев. Вчера ночью в Асхабад привели человек десять старейшин беглецов, и, как теперь с торжеством объявил мне сердар, среди них оказался и мой приятель, Балкан-палван. Я решил еще раз встретиться с палваном и приказал привести его в миссию.
Когда я вошел в комнату, Балкан-палван был уже там. Он уставился на меня долгим взглядом. Я закурил и, пустив в него густое облако дыма, спросил, холодно улыбаясь:
— Что, не узнаёшь?
Не отводя от меня взгляда, палван с обычным хладнокровием ответил:
— Я узнал вас в ту же ночь. Уже тогда я понял, что вы не простой человек. Но я не думал, что вы англичанин.
— А кто же?
— Я подумал, что вы один из полоумных мусульман.
— Разве бывают такие?
— Еще бы! Бывают и такие, что, вывернув наизнанку свою совесть, продают ее. От них-то все наши беды!
Я отлично помнил, как важно, громко говорил Балкан-палван в ту ночь, в песках Каракумов. Интересно, что он теперь запоет? Я решил проверить его. Наклонился над ним с деланной улыбкой:
— Ты обещал мне подарить верблюда с верблюжонком за совет, который я дал в Каракумах? Это правда?
— Правда!
— И устроить пир, если вернутся большевики? Тоже правда?
— И это правда!
Я вытащил браунинг и прицелился прямо в лоб палвану:
— Тогда я тоже скажу тебе правду: твоя жизнь теперь в моих руках. В этом ты убежден?
— Нет! — ответил Балкан-палван, ничуть не испуганный. — Моей жизнью никто, кроме создателя, распоряжаться не может!
— Вот как? — Я отступил на шаг и грозно закричал: — Становись на колени!
— Не стану! Не стану, даже если вы сдерете с меня шкуру!
Я прицелился чуть повыше правого уха палвана и нажал на спуск. Грохот наполнил комнату, кисло запахло порохом. Я не отрывал глаз от палвана. Он остался сидеть в той же позе, словно прирос к месту. Но все же был напуган, лицо его побелело. Страх смерти, видимо, действует на каждого!
Я дослал в ствол браунинга новый патрон и опять пригрозил:
— Еще есть время... Становись на колени!
Глядя прямо на меня, палван попытался улыбнуться:
— Создатель отвел от меня одну вашу пулю. Быть может, отведет и остальные.
Я бросил браунинг на стол и, смягчившись, совсем другим тоном сказал:
— Молодец! Ты, оказывается, мужественный человек. Я хотел проверить твою смелость. Да, ты настоящий пал-ван!
Балкан-палван ничего не сказал.
Я сел за стол и, еще более смягчаясь, спросил:
— Я вижу, тебе надоело жить?
— Нет... Жизнь никому не может надоесть. Что может быть слаще жизни? Но жить, втянув голову в плечи, тоже нелегко. Нет больше сил терпеть. Нынче на нас нападают люди Ораз-сердара. Завтра — налетают конники Хаджимурад-хана. Каждый божий день на наши головы обрушивается новое бедствие. И всему этому, как говорят они, виной — вы.
— Мы?
— Да.... Они говорят, что выполняют приказ генерала Молла-эсена.
— Они лгут! Все, что нам нужно, мы привозим из Индии. Покупаем в Персии.
— Этого я не знаю... Они ссылаются на вас...
Мы знали, что они ссылаются на нас. «Англичанам нужно... Генерал Маллесон требует...» Нам было известно, что и Ораз-сердар и другие сваливают все на нас. Мы, конечно, брали у населения и зерно, и фураж, и скот. Но и наши друзья не отставали! И самое главное, они все совершали, прикрываясь нашим именем. И мы были бессильны. Кучка упрямых болванов! Что с ними поделаешь!
Я решил одной пулей убить сразу двух зайцев. Вызвав дежурного офицера, приказал снять наручники с Балкан-палвана. Затем подошел к нему вплотную и серьезно сказал:
— Если бы мы, англичане, были плохими людьми, то все мусульманские народы, от арабов до персов, не искали бы у нас защиты. Вас обманывают. Мы не пришли сюда грабить ваш народ. Пришли, чтобы помочь вам, защитить. Ступай, возвращайся в свой аул. Позаботьтесь о завтрашнем дне. В Каракумах вы не найдете счастья!
Балкан-палван, видимо, не ожидал этого. Разминая свои сильные руки, он с каким-то смешанным чувством посмотрел на меня и спросил:
— Вы тоже англичанин? Я мягко улыбнулся:
— Да, англичанин... Правая рука Маллесона. Полковник Форстер!
Балкан-палван еще некоторое время пристально смотрел на меня. Затем глубоко вздохнул и робко спросил:
— Я могу уйти?
— Ступай... Твои односельчане тоже вскоре придут вслед за тобой!
Старик сразу как-то обмяк, мне даже показалось, что в его потускневших глазах блеснули слезы. Как сложна человеческая натура. Перед пулей он не дрогнул... А услышав доброе слово, сразу ослабел!
Вчера мы встретили представителя главнокомандующего, генерала Горина. А сегодня, проработав целый день, составили план эвакуации. Обстановка оказалась намного сложнее, чем мы предполагали. Одна из самых трудных задач состояла в том, как отвести наши войска к Асхабаду. Ведь эти части были опорой всего фронта. Их внезапный отход мог привести к катастрофе. Разумеется, большевики, узнав об отходе наших сил, тут же перейдут в наступление. Отряды Закаспийского правительства и всадники Ораз-сердара не смогут устоять и немедленно будут разгромлены. Одновременно начнутся диверсии на железной дороге, а местные большевики усилят свою деятельность. В результате создастся поистине безвыходное положение. И друзья наши впадут в панику, и наш отход будет затруднен. Как быть?
После длительного обсуждения мы пришли к следующему: необходимо разослать побольше лазутчиков по обе стороны фронта и распространять среди населения слухи о том, что наши войска отходят в сторону песков умышленно, чтобы затем перейти Амударью под Чарджуем и ударить неприятелю в тыл. Тем временем части, дислоцированные в районе Мерва, постепенно оттянуть к Асхабаду и тайно перевезти в Персию ценные грузы, больных и раненых. А военного министра Закаспийского прави-
тельства Крутеню назначить полномочным представителем и послать в Баку — требовать у Деникина срочной военной и финансовой помощи.
По нескольку раз переписывая и перечеркивая оперативный план, мы наконец уточнили его и отправили командованию, с просьбой дать нам время хотя бы до конца марта, чтобы осуществить намеченные меры. Ответ пришел быстро: наш план принимался, предлагалось всю эвакуацию закончить самое позднее к началу апреля. Мы немедленно принялись за дело. В нашем распоряжении оставалось не больше месяца, а работы было очень много. В рассылке верных людей для распространения слухов о том, что мы готовимся ударить большевикам в тыл, большую помощь нам могла оказать Бухара. Поэтому мы от имени Маллесона направили специальное послание эмиру и командировали в Бухару одного из наиболее опытных офицеров.
Не менее трудной задачей было — сообщить о подлинном положении дел членам Закаспийского правительетва. Над этим пришлось призадуматься. Было ясно, что неожиданное известие потрясет наших друзей. Что, если все они вдруг решат уйти в отставку? Найдется ли в таких условиях хоть один безумец, который согласится занять министерское кресло? Пока что мы решили поставить в известность обо всем одного только Дружкина. Это был наш человек, все, что нужно было провести от имени правительства, можно было осуществить с его помощью. Мы решили, однако, предупредить Закаспийское правительство, что дополнительной военной помощи от нас не будет и что если в Индии положение осложнится, то и войска, находящиеся в Закаспии, возможно, будут нами отведены. Это была только частица правды. Передать эту частицу членам правительства генерал поручил мне.
На этот раз в совещании приняли участие всего четыре человека. Ораз-сердар уехал в Мерв, полковник Хаджимурад до сих пор был болен.
Для начала я напомнил о приезде генерала Мильна, о том, что наша миссия поставила перед ним вопрос об усилении военной и финансовой помощи Закаспию. Затем, сгущая факты, сообщил о том, что в Афганистане и в Индии обстановка все более осложняется, что влияние
большевиков начало распространяться и там. А в заключение осторожно намекнул, что сейчас на дополнительную присылку войск рассчитывать трудно, наоборот, возможно даже, что и имеющиеся силы придется отвести
назад.
В кабинете наступила тишина. Это было затишье перед бурей. По лицам присутствующих было видно, что они потрясены. Продолжительное молчание нарушил наконец Зимин. Укоризненно глядя на меня, он
спросил:
— Значит, вполне возможно, что мы останемся одни?
— Да... Если положение в Индии осложнится, то войска, возможно, будут переброшены туда.
— А обещания? Договоры, скрепленные печатями?
Что будет с ними?
— С ними? Они останутся в силе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51


А-П

П-Я