А жена нам отварит хорошей баранины.
Пока женщина возилась у печки, накладывая в котел с водой большие куски мяса, мужчины тихо беседовали.
— Я давно хотел повидать тебя, Лувсан-гуай. Не с кем мне поделиться сокровенными мыслями. Верить стало никому нельзя.
— Да-да. Ужас, что делается на нашей земле. Наш скот и имущество раздают налево и направо этим неимущим. Бывшие вечно голодными вдруг разбогатели за наш счёт и стали сыты-
ми. Ничего, их животы скоро лопнут. — А мы будем сидеть сложа руки и смиренно смотреть на эти безобразия? Нет, Лувсан. Мы с тобой, преданные бурхану его послушники, должны защищать нашу веру против всех неверных. — Если бы я знал, как ее защищать, то и живота своего не пожалел бы. Сейчас я похож на горного барса, изъеденного муравьями и обессилевшего.
— Не говори так. Бурхан нас не оставит. Придет время, и он протянет нам свою щедрую длань. А мы, чтобы возблагодарить его, не пожалеем ни золота, ни своей крови.
— Ай, правильно говорите, Дамиран-гуай. Я тоже частенько об этом подумывал.
— А если так, то помоги возвести субурган. Пожертвуй, что гожешь. А бурхан, благословляя тебя и очищая прегрешения твои, сторицей тебе воздаст.
— На воздвижение святого субургана ничего не пожалею, Пока мои стада принадлежат мне, я сам распоряжусь Ими. Ина-че не успеешь оглянуться, как они будут в руках у Сэда.
— Я верил в тебя, потому и приехал, Лувсан-гуай. Но об этом не надо нигде говорить громко. — Дамиран понизил го-лос. — Вообще, я кое-что скажу тебе по секрету. — Засучив щи-рокне рукава дэли, он выбрал с подноса самый большой и жир-ный кусок баранины и начал есть, громко чавкая от удоволъ-ствия, отрезая куски большим широким ножом возле самых губ и уставившись сальными глазками на жену Лувсана, сидевшую
у очага. Время от времени он подмигивал ей и многозначительно улыбался. Этот низкорослый тайджи в молодости был большим ветреником, никто не мог точно сосчитать, скольких девушек он соблазнил и бросил. В преклонные годы характер его остался прежним, поэтому жена Лувсана быстро поняла намеки тайджи, в ответ чуть заметно кивала головой и тихонько хихикала.
Не вставая с подушек, хозяин юрты вытащил из сундука заветный кувшинчик с водкой, припрятанный на особый случай.
— Подогрей-ка водочку, да побыстрей. Мы с тайджи еще не-много попьем, — крикнул он жене.
С тех пор как ушла последняя служанка, всё заботы о до-машем очаге легли на ее плечи. Чтобы не выслушивать злых окриков и брани не в меру гневливого мужа, она безропотно исполняла любую его прихоть. Молча подав мужу подогретый
кувшинчик с водкой, женщина, затянула полог и прилегла отдохнуть.
— Дорогой Дамиран, теперь нам никто не будет мешать говорить откровенно. Я ведь тоже ненавижу эту власть. Судьбой свыше нам была предопределена совсем другая жизнь, особая. Мы были поставлены над всеми оборванцами, протягивавшими к нам свои грязные руки за куском. А теперь посмотри-ка, что делается? Теперь, выходит, мы должны есть с ними из одного котла, — вздыхал Лувсан.
— Народная власть долго не продержится. Только одними вздохами тут не поможешь. Слушай, — Дамиран перещел на шепот, — постарайся сделать все возможное, чтобы окрестные араты поголовно приняли участие в воздвижении субургана и чтобы жертвовали ружья, сабли, кинжалы — одним словом, любого рода оружие. Золото — золотом, а главное сейчас — это оружие. Ясно? Скотоводы будут защищать свою власть с пеной у ртд, как свой очаг. Вот и надо оставить у них в руках одни кнуты. Понимаешь? Нужно вооружать лам, которые день и ноЧь возносят молитвы бурхану за наши прегрешения. Отец нашей религии святой и всемогущий Банчин-богд благословляет своей десницей деяния наши, направленные на освобождение послушников бурхана из цепких рук неверных.
Схватив Лувсана за лацкан рубахи и притянув его багрово-сизое лицо.к самым своим губам, Дамиран зашептал:
— С той стороны, откуда встает солнце, придет войско, всю нечисть сметет с лица нашей земли, и все повернется по-старому. Все ламство — истинные защитники нашей веры — поднимется с оружием в руках на священную войну за веру. А вместе с ними и мы. Понял теперь, зачем я пришел к тебе?
— Сам бурхан всемогущий прислал вас, почтенный тайджи, в мой дом. Сам святой богд изрекает мудрые речи вашими устами. Ай, как хорошо, если японское войско придет сюда и вернет мне мои табуны...
— Обязательно придет, я это знаю точно. Только ты не болтай лишнего. Смотри осторожней будь. Не то эти революциоц-ные оборванцы быстро упекут тебя в каталажку.
— Вы же меня знаете. Конечно, я не так учен, и мой ум не так широк, как ваш, но все же я ваш единомышленник и очень этому рад... Уже за полночь, тайджи, И водка вся кончилась... Ложитесь спать.
— Неужели ты думаешь, что я пришел к тебе за этим? — Дамиран кивнул на опустевшие кувшины. — Этого добра у меня, слава бурхану, всегда с избытком. Открой-ка лучше уши да слушай, что еще скажу. Выспаться успеем. Объявился в ваших краях один революцонер. Сэдом звать. Слыхал про такого?
— Слыхать-то слыхал, а что такое?
— Убрать его надо с нашей дороги — вот что!
— Как это — убрать?
— Очень просто: повернуть лицом к нирване, попросту говоря — убить. Мы решили поручить это ответственное дело тебе. Больше надеяться не на кого. Ты теперь не спорь с Сэдом. Наоборот, постарайся во всем с ним соглашаться й войти к нему в доверие. Я думаю, когда ты таким образом сойдешься с ним поближе, то без труда сможешь лишить его возраста, не вызвав ни у кого подозрений. Выполнишь? Ты должен это сделать!
От такого поручения Лувсан окончательно протрезвел. Все внутри у него похолодело, он сидел, открыв рот, не говоря ни «да», ни «нет».
— Дорогой Лу, ты ведь не ребенок, скрепи сердце, возьми себя в руки, — увещевал кургузый тайджи. — Бурхан не забудет тебя. Каждый, кто понравится бурхану, удостаивается ега великих милостей. Так всегда бывает, я знаю.
«Как же я смогу выполнить подобное? Сейчас не те време-на, когда можно было за пару коров купить на такое дело любого голодного арата. Нет, сейчас никому нельзя довериться. Почему бурхан послал мне такую тяжелую долю? — Лувсан бросил недобрый взгляд в сторону развалившегося на волосяном тюфяке Дамирана. — Ему-то что? Вон как сладко спит. Со своих плеч свалил тяжелое бремя, взвалив на меня непосильную ношу. Но раз бурхану угодно подобное, пусть свершится...»
Едва из-за холма вылетел на дорогу всадник в широкополой шляпе, как вездесущая босоногая детвора загалдела:
— Председатель бага приехал! Председатель Сэд приехал! Дети вперегонки бегали по хотону от юрты к юрте, передавая радостную новость:
— Председатель приехал! Говорить будет!
Сэд, молодой энергичный парень, в окружении целой ватаги ребятишек прошел в большую пятистенную юрту старого скотовода Жамбы.
— А ну-ка, ребятки, зовите всех сюда: Важное сообщение хочу сделать.
Вскоре юрта была битком набита людьми. Окинув взглядом собравшихся, Сэд развязал узелок, вытащил из него небольшую тетрадь и обстоятельно начал говорить:
— Дорогие товарищи, в нашей местности усиленно распространяются клеветнические слухи, направленные на подрыв нашей мирной жизни. Поэтому я получил задание от сомонского начальства подробно ознакомить вас с политикой нашей партии
и правительства.
Сразу же прекратились всякие разговоры и шепот, люди затаили дыхание. Даже старики вытащили изо ртов трубки и с открытыми беззубыми ртами ожидали, что скажет Сэд.
— Светские и духовные феодалы, лишенные всех привилегий, а также их приспешники нарочно выдумывают всякие небылицы, чтобы опорочить деятельность нашей народной партии и правительства. По хотонам и аилам враг разбрасывает листовки следующего содержания: «Революционные араты отбирают у верующих и сжигают в огне костров предметы религиозного культа, а верующих аратов заставляют выполнять непосильную работу, после чего ссылают за море». Некоторые из вас тоже, возможно, читали эту ложь. Некоторые, еще отсталые араты услышав подобную фальшивку, принимают ее за чистую монету и падают духом. А это как раз на руку нашим врагам, мечтающим лишить вас всех ваших завоеваний, лишить свободной и счастливой жизни, вернуть себе привилегии и, ничего не делая, опять жить вашим трудом. Товарищи! Будьте бдительны, не поддавайтесь на подобные провокации!
Вы знаете, что наша конституция гарантирует право на свободное вероисповедание. Это, я считаю, является своего рода уважением, проявленным нашей народной властью к верующим и защитой законом их интересов.
Краснолицый Лувсан, помня наставления Дамирана, поспешил вставить словечко:
— Правильно говорит председатель. Только глупцы, которым бурхан зря под носом сделал рот, распространяют всякую ерунду. Чего вздор болтать, если государство на законном основании разрешает свободу вероисповедания? Верно? — обратился он за поддержкой к Сэду. — Такую околесицу только темные невежи нести могут, неграмотные, отсталые кочевники...
— Откуда ты взял, что лживые слухи против народной власти распространяют отсталые араты? Нечего сваливать на отсталых и невежественных! А не кажется ли тебе, что клевета на революционеров — дело рук некоторых «умников»? — с места возмутился согбенный старик, недавний крепостной богатого феодала.
Сэд внимательно выслушал слова старика и в знак солидарности кивнул головой.
— Товарищи! Не стоит сейчас рядить-судить о том, кто распространитель вредоносных слухов. Главное, товарищи, не поддаваться провокациям и панике. Будьте бдительны к проискам врагов нашей с вами народной власти. Это правда, что государство гарантирует свободу религии, но использовать ее во вредных для государства целях запрещено законом. Прошу всех принять это к сведению.
Слова попросил пожилой караванщик с огрубевшим от степного ветра и солнца корявым лицом и вышел на середину юрты.
— Народная власть — это наша власть, она дала нам свободу. Зачем же мы будем против своей же власти сети плести?
Правильно председатель сказал: клевета на нашу власть и попытки посеять смуту — дело рук бывшей знати.
— Правильно, дед Жамба, — хором поддержали Караванщика собравшиеся.
— Конечно, Жамба-гуай прав, — поспешил реабилитировать себя Лувсан, — я ведь ничего Плохого не хотел сказать. Я только хотел вставить пару слов в поддержку народной власти.
— Кто еще хочет выступить? Высказывайтесь, товарищи,- кто то думает. Не бойтесь. Может, у кого вопросы есть?
С места поднялась бойкая на язык старуха Ульдзий, известная округе Жалобщица.
— Говорят, что в здешнем монастыре будут возводить боль-ой субурган. Правда ли это? И можно ли вносить свои пожертвования на возведение субургана?
Вопрос этот, вероятно, волновал сердца всех жителей хотона, поэтому, ожидая, что скажет Сэд, все сразу замолчали.
— Пока никаких официальных заявлений насчет возведения субургана не поступало. По слухи 6 новом субургане, видимо, не лишены основания. Лепту, разумеется, вносить никому не запрещено. Каждый вносит, что хочет. Однако наивно думать, что с воздвижением субургана все сразу станет прекрасным и что ваши желания тотчас сбудутся. Никакой субурган, даже самый огромный, не принесет абсолютно никакой пользы аратам. По-моему, чем отдавать ламам деньги и ценности, лучше купить в магазине вещи, которые пригодятся вам самим в вашем хозяйстве.
— Сколько веков мы безропотно поклонялись и молились бур-хану, но жизнь наших дедов и отцов от этого не становилась лучше. Бедные нищали, а богатеи еще больше жирели. Если бурхан действительно посылает свое благословение верующим за их великие пожертвования, то почему он благословляет только богатых? А вот народная власть, которой и десятка лет не наберется, уже изменила нашу жизнь в корне. Мы, бедняки, никогда не евшие досыта, а только пасшие бесчисленные стада феодалов, сейчас имеем скот и хорошие юрты для жилья. И все сыты, обуты, одеты. Зачем же мы будем отдавать на субурган свое имущество и скот, которые дала нам народная радеть? Мы должны сами ими пользоваться.
Это выступил член народно-революционной партии Цултэм, отец которого работал табунщиком у краснолицего Лувсана, но упал с необъезженного коня, сильно расшибся, долго болел да так и не встал с постели. Место его с ранних лет занял Цултэм, на которого постоянно сыпались шлепки, подзатыльники й пинки злого и жадного хозяина. Сколько унижений, оскорблений и издевательств он вынес в детстве! Но вот пришла в их край новая жизнь, сделавшая всех граждан равными и свободными. И жизненная дорога показалась Цултэму длинной и широкой. Увидев среди собравшихся надменное лицо своего' бывшего хозяина Лув-
сана, вспомнил Цултэм, как однажды толстая жена Лувсана измывалась над его голодным: сынишкой. Она заставляла его сортировать мучную приправу для чая и не давала ребенку ни щепотки, чтобы утолить голод; вспомнил Цултэм, как она обзывала его сына недоноском, ублюдком и дико при этом хохотала. В тот вечер, пригнав табун и с трудом успокоив плачущего сына, Цултэм собрал пожитки, взвалил их на арбу и перекочевал в другой хотон, где скотоводы уже объединились в артель. Артельщики, учитывая бедственное положение Цултэма, выделили ему в безвозмездное пользование двух дойных коров и коня из конфискованного у феодалов скота. С этого дня Цултэм понял, что значит народная власть, и стал ее верным защитником. Из года в год жизнь артельщиков становилась зажиточней, и бедняки давно перестали заглядывать в чужие котлы.
— Я не забыл, как некоторые слали мне проклятья, когда я прошлым летом вступил в партию, — продолжал Цултэм. — Они пугали меня тем, что если я вступлю в ряды нашей партии, то на моих родителей найдет порча, и они умрут, а бурхан накажет меня и моих детей. Некоторые пытались даже повлиять на меня через моих родных и близких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19