Разве ваша дочь Не имеет права поговорить с человеком? Она сама за себя отвечает!
— Пока что мы с отцом за неё Отвечаем!
— Да успокойтесь вы. Скоро в нашей баге будет праздник, Хотим устроить концерт. Пусть каигдый Покажет свой талант. И Должин тоже пусть споет хорошие песни. У нее же прекрасный голос, все знают. Ее отказ может обидеть односельчан. Понимаете?
— Что тут понимать, — вздохнула мать. — Ты же нас зна-ешь. Всю жизнь скот пасли, коровьи хвосты крутили. Что мы вВидели? Что понимаем? Уж ты не сердись, Цултэм, что зря на тебя накричала. Ладйо, пусть поет. Но чтоб у меня не дурить! — погрозила пальцем мать.
Возвращаясь домой, она точила зуб на старого сводника Да-мирана, лижущего хамбе зад и шатающегося по чужим аилам, забросив своё собственное хозяйство.
Хучир, два морин-хура и одна Лимбэ, несколько певцов и танцоров репетировали свой номера в Юрте Цултэма. Когда заиграла музыка, в двери, толкая друг друга, начали просовываться головы соседей. Прищелкивая языками, они подбадривали исполнителей. Некоторые протискивались вперед, спрашивая у Цултэма разрешения участвовать в концерте. Даже всем известный рассказчик, балагур й анекдотист Дамба решил показать своё искусство, изобразить пародий йа лам.
В юрте хамба-ламы собрались самые приближенные и доверенные лица для обсуждения важного вопроса: кого из них выслать к границе Навстречу халхасскому хану Дамдин-Очиру, давшему высочайшее согласие Принять участие в церемоний освящения субургана. В назначенный день и час, о котором великий хан и каноник уведомлял в недавно полученном от него посланий, он с сопровождающими его лицами должен выехать из Баргут-ской кумирни, лежащей по другую сторону границы, на территории Южной Монголии. Кто встретит великого хана на восточной границе Монголии и невредим сопроводит сюда, в монастырь Святого Лузана? Кто поедет? Кто в случае опасности грудью защитит великого хана?
— Высокочтимый наставник, если вам будет угодно, пошлите
меня, — от волнения голос Балдана дрогнул. — Здесь тайджи Дамиран управится один,
— Не так это просто, как кажется, — вступил в разговор кургузый тайджи. — Непременно должен ехать человек, хорошо знающий дорогу. Степь широка, и холмов одинаковых много. Разминуться — пара пустяков, А разве Балдан когда-нибудь ездил в ту сторону по этой дороге?
— Отсюда, из монастыря Святого Лузана, к тому месту я не хаживал, но прежде много лет работал среди баргутов и сунэдов по ту сторону границы Монголии, места знаю неплохо. Не подумайте, что я набиваюсь ехать встречать халхасского хана...
Хамба, как желтый истукан, сидел неподвижно, скрестив ноги, не отдавая никому предпочтения. Наконец он открыл рот:
— Пусть поедет Балдан. Пусть посланник Страны восходящего солнца встретит великого хана и сопроводит сюда. Дамиран останется здесь. Праздник субургана, надо полагать, явится своего рода смотром и испытанием наших сил и возможностей.., А также и того, что кроется за этим праздником, — вы понимаете, тайджи? С Балданом пусть отправится Гомпил.
Присутствовавшие с возгласами «ухай, ухай» закивали головами, одобряя выбор своего мудрого наставника,
Балдан и Гомпил оба в дэли цвета горячего солнца, какие обычно носят ламы, выехали в открытую степь,
— Приближается развязка, дружище. Постараемся закончить свою работу с таким же успехом, с каким ее начали. А если случится одному из нас погибнуть, пусть другой доведет дело до конца, чего бы это ему ни стоило. — Балдан привстал на стременах, — Какая красотища! Какой необъятный простор! А дышится-то, дышится-то как! — Они помолчали немного, вслушиваясь в тишину осеннего утра.
— Главное, Гомпил, сохранять хладнокровие. Даже лишний взгляд может насторожить тех, кого едем встречать. Это опытные, нюхавшие порох, не раз переходившие границу враги, И наверняка хорошо вооружены.
— Я не подведу, все понимаю, только мне как-то не по себе. От волнения, что ли?
— Ничего, друг, все будет хорошо, А я мечтаю поскорей вернуться домой. Почти три года не видел жену, детей, Как Гэсэр, забывший свой дом... — Балдан грустно улыбнулся.
Кругом, куда ни кинешь взгляд, широкая, безлюдная, не обжитая человеком степь, пересеченная грядами холмов с тупыми вершинами, а за холмами опять холмы, и холмы, и снова степь...
— За теми холмами, что справа, — указал рукой Балдан, — я знаю одну пещеру с потайным входом. Раньше, до революции, в ней скрывались так называемые благородные разбойники, объявленные властями вне закона.
— До тех холмов, пожалуй, еще целый уртон будет. Уже на заходе солнца они подъехали к узкой расщелине на вершине гранитной скалы, заваленной камнями, поросшими сорной травой.
— Здесь. — Балдан отвалил камни, обнажив небольшое отверстие, в которое не без труда мог протиснуться человек. За щелью же открывалась просторная сухая пещера размером: с пятистенную юрту и с хорошо утрамбованным полом. Ничто не говорило о присутствии здесь человека. Видимо, последние годы пещеру никто не посещал. Только в углу, в неглубокой ямке валялись чисто обглоданные кости каких-то мелких животных да небольшие клочки грязно-желтой шерсти — прошлой осенью в пещере ощенилась волчица.
— Хороша пещера. Чем не дворец для халхасского хана? Как думаешь, Гомпил? Сюда завтра и пригласим его величество укрыться от солнца и отдохнуть с дороги, А сейчас вскипятим чайку и закусим.
— Вот это дело! — весело отозвался Гомпил.
Через несколько часов на рассвете следующего дня к подножию этой скалы подъедет Дамдин-Очир с телохранителями, а отсюда уже в сопровождении Балдана и Гомпила двинется к монастырю Святого Лузана на долгожданную встречу с хамбой Содовом.
— Как думаете, сколько телохранителей возьмет с собой Дамдин-Очир до границы?
- Думаю, не менее двух, а то и больше. А едет сюда новоявленный халхасский хан вовсе не на праздник субургана. Он едет на тайный съезд крупных духовных сановников. Обсудят внутреннее положение Монголии, назначат конкретные сроки начала ламского переворота при поддержке японцев, и он вернется восвояси. Вернее, должен вернуться, но он не вернется!
Японская разведка в очередной шифровке назначила Балдана одним из основных помощников в работе Дамдина-Очмра. Связавшись в тот же день с Центром, Балдан получил руководство к действиям и уведомление о том, что пограничная застава в местечке, где намечен переход границы, будет предупреждена и поставлена в ружье.
...Переливчатая, звонкая песня степного жаворонка, возвещая о восходе солнца, заставила Балдана и Гомпила выйти из пещеры.
— Скоро прибудет халхасский хан. Теперь, Гомпил, держи ухо востро!
До рези в глазах всматривались они в даль, пытаясь заметить на горизонте всадников.
— Кажется, едут. Дай-ка бинокль, — обратился Балдан к Гомпилу, с невозмутимым видом сидевшему на камне и чистившему наган.
— Сколько их? Что видите?
— Трое верховых с одним запасным конем. Я же говорил, что с ханом будет не менее двух человек. Один — скорее всего проводник, а второй, несомненно, телохранитель. — Балдан неотрывно наблюдал за всадниками. — Лихо едут, ничего не скажешь. Теперь скоро...
А всадники все приближались и менее чем через час почти достигли подножия холма с расщелиной наверху. Подъезжая к условленному месту, они заметно сбавили ход и насторожились. Посреди в роскошном желто-оранжевом хурэме ', на прекрасном вороном иноходце, идущем мелкой иноходью, величественно, несмотря на усталость, восседал Дамдин-Очир. По правую руку от него ехал молодой лама с небольшой переметной сумой, притороченной к луке седла, а чуть впереди, понукая покрытого пеной измученного коня, трусил их проводник баргут.
— А теперь трогай! Устроим-ка халхасскому хану достойную встречу! — Балдан одним махом вскочил в седло и помчался наперерез всадникам. Не отставая от него ни на шаг, летел на горячем степном скакуне верный Гомпил. Когда до них оставалось не более двух десятков метров, Балдан придержал разгоряченного коня и выкрикнул пароль. Услышав отзыв, он спрыгнул с коня и церемонно поклонился халхасскому хану, величая его по имени, а затем по очереди приветствовал каждого из его спутников.
Когда они поднялись на вершину холма и спешились у расщелины в гранитной скале, Балдан сделал знак Гомпилу, и тот в считанные минуты вынес из пещеры оставленный на горячих углях медный чайник.
— Великий и несравненный лама! Соизвольте отведать горячего степного чайку, пахнущего дымком. Усталость как рукой снимет. Прошу вас, великий, соизвольте... — Балдан протянул Дамдин-Очиру пиалу дымящегося черного чая, но телохранитель тотчас же выхватил пиалу из его рук, расплескав чай, и поднес к губам Балдана, заставив сделать несколько глотков. После этого, выплеснув остатки на землю, он не спеша отвязал болтающуюся на шнурке и привязанную к поясу серебряную пиалу, собственноручно налил в нее чаю и подал своему повелителю.
Баргут тоже попросил чайку. Осушив большими глотками одну за другой две пиалы, он снял с коня пропитавшуюся потом старую попону и растянулся на ней в углу пещеры.
— Прекрасен степной чай, восстанавливающий силы, — похвалил хан. — Теперь вздремнуть бы часок, чтобы дать отдохнуть глазам, воспаленным от встречного ветра. — Дамдин-Очир протиснулся в пещеру, постоял немного, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, и прилег рядом с баргутом.
— Отдыхайте и вы, а мы покараулим у входа, — предложил Гомпил молодому ламе, присевшему, скрестив ноги, подле хал-хасского хана и исподлобья наблюдавшему за каждым их движением.
— Благодарствую, но я не устал. Я, пожалуй, тоже выйду на ветерок, посижу с вами у входа. Здесь не очень уютно...
Они уселись на горячие камни, нагретые солнцем, и перебросились двумя-тремя ничего не значащими фразами. Постепенно они разговорились, и молодой лама рассказал много интересного о себе. Звали его Шагдар. Оказалось, он тоже был уроженцем Халхасии, сыном некоего Ойдова, проживавшего когда-то в окрестностях монастыря Святого Лузана. После победы революции и установления в Халха-Монгрлии народной власти он как-то зашел к тамошнему хамба-ламе и за дорогой подарок уговорил погадать на костях и предсказать, какая судьба ожидает его, если он перекочует за границу, в Южную Монголию. Бросив кости и заглянув в священное писание, лама изрек:
— Там тебя ожидает поистине завидная судьба. А в будущем тебе самому или твоему сыну предначертано с великой миссией вернуться в Халхасию. Не забывай только молиться бурхану и почитать святого Банчин-богда.
Услышав эти сладкие речи и поверив хитрому настоятелю, Ойдов в скором времени перекочевал с семьей за границу. Хамба-лама попросил его оказать ему небольшую услугу: отвезти письмо одному важному господину. Письмо это впоследствии сыграло в жизни бедного Ойдова роковую роль, поскольку оно было адресовано японскому разведуправлению. По прошествии некоторого времени японская разведка стала часто вызывать его к себе, заставляя с пристрастием допрашивать южных монголов, схваченных за участие в борьбе против японского засилья. Счастливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, обернулась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужасной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и требуя от него исполнения той же работы, которая довела до самоубийства его отца, а потом заставляли каждыихраз давать клятву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко, оценив умение Шагдара хорошо держать
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.
— Ну а как вообще жизнь за границей?
— Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как велено отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Особенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.
— Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Хадха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...
— Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.
— Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как оттуда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празднику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя. С ханом я, к сожалению, лично незнаком, но знаю абсолютно все, что касается его деятельности...
— Так это вы и есть представитель японской разведки? — Лицо Шагдара вспыхнуло. — Простите, я этого не знал. Меня как раз и направили в ваше распоряжение, но я думал, что вы там... в монастыре...
— А я о вас давно все знаю.
Шагдар сразу переменился. От его подозрительности не осталось и следа, наоборот, он стал вежлив и предупредителен с Бал-даном.
Часа через два всадники уже продолжали путь к монастырю Святого Лузана.
Самый опасный участок Пути до границы Монголии проходил по низкорослому редколесью, далее лежала нейтральная полоса, а за нею по открытой степи тянулась граница. Ехали цепочкой. Впереди размашистой рысью шел конь баргута, знавшего тайный проход через границу как свои пять пальцев, за ним следовал Гомпил, в середине Дамдин-Очир и молодой лама, замыкал цепь Балдан. Конь вынес баргута на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на .много миль, и остановился, прядая ушами. Проводник привстал на стременах, озираясь вокруг и не двигаясь с места.
— Что случилось? — шепотом спросил подъехавший сзади Балдан.
— Перед нами нейтральная полоса. А за ней — халхасская земля. Смотрю, не видно ли патрулей, они всегда проходят здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19