Послушники бурхана! Не пугайтесь опасности. Ваши дела и поступки заслуживают высокой награды бурхана. Победивший и все миновавший великий и всемогущий Будда пошлет вашему роду счастливую судьбу до третьего колена.
Рябой банщик и темнолицый монашек, сидевшие за столом по левую сторону от Довчина, тоже изъявили желание войти в группу Пунцага; видимо, им не терпелось заполучить из рук бурхана счастливую звезду до третьего колена.
Пунцаг понимал, что ждет его в случае провала. Он сидел, не шевелясь и не притрагиваясь к кубку с вином. Желая воодушевить, его, хубилган обратился к сидящим за столом с высокопарной речью:
— Пунцаг — единственный среди нас человек, готовый принести себя в жертву бурхану. Он доказал это делом, повернув бывшего моего послушника Чойнхора лицом к нирване. Именно ему по велению бурхана я и поручаю теперь возглавить опасное, но благородное и святое дело, открывающее нам путь к спасению. — Прошептав заклинание, Довчин отпил из кубка вина, окинул всех сидящих тяжелым взглядом и продолжал: — Если мы теперь будем оказывать милосердие таким, как Самдан, бывший секретарем ревсомольской ячейки в дамской артели, то потом сами же станем рвать волосы на своей голове. Повелеваю каждому из вас перед началом празднования яадома повернуть лицом к нирване по одному-два наиболее ярых партийных вы-' скочек. И чтобы все было гладко! Засыпавшийся согласно обету отойдет в страну спокойствия сам, без посторонней помощи. Далее. Вырезать всех поголовно, уличенных в поношении и посрамлении нашей религий и ламства. Эту операцию проводить исклю-
чительно от имени революционной власти. Далее. От имени народно-революционной власти и правительства врываться в аилы, хватать у аратов с домашних жертвенников статуэтки бурханов, топтать их на глазах у хозяев и швырять в огонь. Этим вы вызовете гнев и ненависть аратов к новой власти... Что уставились? Ничего страшного. Потом замолите этот грех перед бурханом. Бурхан простит любой грех, принятый во имя осуществления великой цели. — Довчин кончил говорить, сложил ладони и начал читать заклинания, закатив глаза и раскачиваясь взад-вперед.
Шушма, и половины не понявший из того, что говорил хубап-ган, принялся на все лады расхваливать перерожденца, повернувшись к Пунцагу, но так, чтобы хубилган мог слышать его слова:
— Ай, перерожденец, ай, мудрейший из лам! Его волшебный, необъятный ум может предвидеть события нескольких последующих лет!
Пунцаг ничего не ответил на громкий шепот Шушмы. Он сидел молча, погруженный в свои мысли, и ел глазами Довчина. Темнолицый монашек, забитый и какой-то пришибленный, за весь вечер не вымолвил за столом ни единого слова. В душе он боготворил хубилгана, считая его самым великим человеком, и в то же время страшно боялся даже его взгляда.
Все снова выпили немного вина и поели горячей пищи. Дов-чин поманил рукой Шушму и посадил его возле себя.
— Вам поручаю в ближайшие дни сжечь ламскую артель — рассадник всякой нечисти. Привлеките в помощники своих людей, вы знаете кого. Пунцага не трогайте. У него задание особое. К тому же он сам работает в этой артели. Пунцаг, а вы будете делать вид, что спасаете имущество артели. Все понятно, я надеюсь? Разработайте план действия и доложите мне.
Когда сумерки сгустились, заговорщики поодиночке вышли из хашаяа Шушмы.
Ровно в полночь к высокому, из толстых лиственничных бревен частоколу, окружавшему дом и двор Буянта, подъехали два всадника. Один остался снаружи, держа под уздцы лошадей, другой открыл увесистый замок и вошел в хашан. Полсуток прошло с той минуты, как Гомпил один остался караулить Буянта. В домике горела керосиновая лампа, из-за двери доносился терпкий запах китайской пищи. Открыв дверь, Балдан увидел Гомпила с наганом в одной руке и с засохшим манту в другой. Рядом на табурете стояла наполовину опорожненная миска с какой-то едой. Буянт, как ни странно, не только не оказал ни малейшего сопротивления Гомпилу, а будто желая облегчить ему «дежурство», сразу же завалился на лежанку и весь день храпел. . ¦¦¦..'",, -
— Я уж совсем вас заждался!
Балдан поманил рукой Гомпила, отвел в угол и шепнул:
— На улице возле ворот нас ждет с лошадьми местный инспектор госбезопасности. Я с ним отправлю китайца. Ванчиндорж доставит его в центр аймака, а оттуда в Улан-Батор. Возвращайся домой, а завтра, как обычно, приступай к работе. Если спросят, где был, скажи, что помогал Балдану собирать пожертвования на возведение субургана. У меня в пристройке как раз лежат еще не учтенные несколько золотых и серебряных слитков, снаряжение для лошадей и оружие. Понял? И еще скажи хамбе, что скотоводы будто очень приветствуют возведение субургана. А Ванчиндоржа я провожу сам.
Балдан подошел к Буянту. По вздрагивающим векам и напряженному выражению лица сразу понял, что тот только притворялся спящим. Он, конечно, следил за каждым движением ненавистных ему людей, напрягая слух, чтобы уловить хоть одно слово из их разговора.
— Разрешите побеспокоить. Поторопитесь встать, — потребовал Балдан.
— Ваша воля, — покорно ответил Буянт и нехотя поднялся. — Куда повезете?
, Балдан, не ответив, молча указал на дверь. Правая рука не выпускала в кармане наган.
— Гомпил, развяжите ему руки, пусть оденется теплее. Ночи стоят холодные.
Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел короткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хаша-на и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это конец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожатый — человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». — Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.
— Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стрелять в меня.
Ванчиндорж подъехал к Балдану.
— Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.
— Развязывай.
Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.
— Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если рассказывать о том, что я успел сделать по заданию японской разведки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время
для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не кощунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не передал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...
— Почему вы, китаец, поступили на службу к японцам в разведывательное управление? — поинтересовался Балдан.
— Что я могу сказать? Я был беден. А все бедные прежде всего думают о своем желудке. Я, как и большинство моих соотечественников, — раб желудка своего. На что только не толкает людей голод.
Балдана подобными разговорами не разжалобить...
До рассвета ехали молча тихой рысью. Кони устали, утомились и всадники. Страшно хотелось спать, отяжелевшие веки сами опускались на глаза. Буянт раскачивался в седле, словно пьяный, делая вид, что спит. «Хитрюга. Почти сутки прохрапел на лежанке у себя дома. А теперь ждет удобного момента. Ну, жди». — Балдан изо всех сил старался преодолеть дремоту, то привставая на стременах, то насвистывая какую-нибудь мелодию.
— Друг, сон меня одолевает со страшной силой. Смотри за этим типом в оба, — шепнул он Ванчиидоржу.
Лошади шли шагом. Буянт ехал впереди, все так -же мерно покачиваясь в седле. За ним шел следом конь Ваичиндоржа. Балдан замыкал шествие.
Вдруг в предутренней тиши громовым эхом прокатился звук выстрела, и следом за ним по усохшей на солнце дороге застучали копыта. Балдан очнулся. Устремляясь к лесистой пади, галопом скакал Буянт, на земле неподвижно распласталось тело Ваычиндоржа. Все произошло в считанные секунды. Балдан пришпорил коня и помчался наперерез Буянту. Под ним был лучший конь из табуна хамба-ламы. Расстояние между Балданом и китайцем быстро сокращалось. Буянт, размахивая наганом Ваичиндоржа, что-то кричал. До леса было недалеко, китаец рассчитывал скрыться. Казалось, фортуна вновь ему улыбнулась. Но Балдан настигал врага. Буянт выстрелил и первым же выстрелом, почти не целясь, сбил с Балдана шапку, выстрелил еще несколько раз, но промахнулся. Балдан с тяжелым стоном, вырвавшимся из самой глубины сердца, прицелился, выстрелил, и конь под Буянтом, дико всхрапнув, перекувыркнулся через голову, отшвырнув тело седока на несколько метров. Балдан поскакал к китайцу, перевернул его на, спину, из угла рта тоненькой струйкой стекала на землю кровь.
— Из-за этого паршивого китайца такого коня застрелил! Встать! Быстро! Хватит притворяться.
Китаец продолжал лежать неподвижно.
— Если сейчас же не встанешь, пристрелю, как последнюю собаку. Ну!
Буянт заворочался, встал на четвереньки, вытер руками рот,
исподлобья глядя на Балдана, и вдруг, встав на колени, запричитал, раздирая на груди дэли:
— Убейте меня, я не человек, застрелите меня!
— Хватит играть спектакль, насмотрелись уже!
Балдан на этот раз крепко связал ему руки за спиной, прицепив длинный конец веревки, к своему поясу. Посадив китайца на своего коня, он пошел к тому месту, где оставил товарища. Ван-чиндорж пришел в себя и лежал на спине, зажимая ладонью рану на голове.
— Жив, друг? — обрадовался Балдан.
— Оплошал я, сон сморил, проклятый, — винил себя Ван-чиндорж. Его жег стыд.
— Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяковая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.
Он посадил Ваичиндоржа позади себя, привязал к седлу повод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.
Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, словно кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спокойствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.
Через пару часов они доехали до развилки.
— За холмом справа, километров пяток отсюда, в небольшой долинке у родников стоят несколько юрт. Там у меня есть знакомые, я могу взять чего-нибудь поесть и попросить коня. Разрешите на часок отлучиться, — попросил Ванчиндорж.
— Как у тебя с головой? Не болит?
— Нормально.
— Тогда поезжай. Долго не задерживайся. Буду ждать тебя у подножия того холма, в тени. — Балдан указал рукой вперед.
К большой белоснежной пятистенной юрте краснолицего богача Лувсана на взмыленном коне подъехал всадник. По тому, как тяжело поднимались и опускались потные бока лошади и Как, кряхтя и охая, спешился седок, с трудом переставляя подкашивающиеся ноги, было нетрудно догадаться, что конь и человек проделали немалый путь, прежде чем добрались до этогб аила. На конский тойот из юрты выбежала жена Лувсана.
— Ой, да никак это Дамиран-гуай. Я сначала вас и не узнала. Смотрю и думаю: какой-то пьяный человек приплелся!
Из юрты потянуло запахом свежевыгнанной теплой молочной водки. От знакомого запаха, который был так мил сердцу кургузого, тайджи Дамирана, он сразу приободрился и, стреляя гла-зами в сторону. толстой жены Лувсана, начал шутить:
— От такого благоуханного запаха, голубушка, который исходит из вашего дома, нетрудно осоловеть... Какие новости? Хозяин дома? — уже серьезно спросил Дамиран, стараясь скрыть от нее свою усталость.
— Какие могут быть у нас новости? Разве что вы привезли издалека что-нибудь новенькое, — захихикала женщина. — Да вы входите, входите, Лувсан дома. Он уже налакался. Вам бы только водку горячую хлебать, бездельники.
Завидев Дамирана, Лувсан вскочил с пухлого тюфяка, на котором только что лежал. Его и без того красное лицо еще больше побагровело. По старинному обычаю он протянул обе руки для приветствия и усадил Дамирана в красный почетный угол юрты.
— Благодарю счастливую судьбу, пославшую вас в мой дом, — заплетающимся языком прогнусавил Лувсан. — Я искренне рад, что вы приехали. Сейчас выпьем и закусим, а потом всласть посмеемся над новой властью, Ха-ха-ха-ха...
— Благословенный Лувсан, богатый и счастливый человек, правильно говорит. Плоды благодеяний надо уметь вкушать. Ха-ха! Попьем и поедим сначала. Ха-ха!
— Дока эти революционные голодранцы не отобрали у меня последние стада, возрадуем свои желудки, пожрем жирного мясца и запьем его горячей молочной водочкой. Никогда еще не было в этом мире места, где были бы все равны. Нам с вами предначертано свыше вкусно есть и пить... Ха-ха-ха...
— Рано или поздно эти голодранцы за свои грехи поплатятся. Проклятая новая власть лишила меня всего. Вчерашние мои слуги, целовавшие мои следы за объедки с моего стола, сегодня проходят мимо, не поклонившись, словно они теперь мои хозяева. А некоторые из этих нищих еще и счеты грозятся свести, канальи... Но у этой власти возраст будет невелик!
Хозяин внимательно следил за быстро опорожняющимися пиалами и все подливал и подливал гостю горячей молочной архи-
— Достойнейший тайджи, чего соблаговолите откушать? Надеюсь, вы не захотите возвращаться на ночь глядя и заночуете у нас?
Дамиран положил в рот большой кусок ароматной молочной пенки и, обтирая масляные пальцы о дэли, ответил набитым ртом:
— Что приготовите, то и поедим. Конь устал, а то бы я поехал.
— Нет, уважаемый,, я вас не отпущу ночью. Утром выберете из моего табуна легкого на ногу свежего скакуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19