Внешне спокойно я поднял винтовку на уровень глаз и заметил, что и бандиты зашевелились. Тихо и ловко я просунул конец ствола между двумя камнями.
Третий, тот самый, что сидел и покуривал, с изображением черепа на шапке, и которого поэтому я возненавидел больше, чем остальных, встал. По его взгляду, брошенному в нашу сторону, я понял, что именно ему надлежит принять решение. <<Ты нас откроешь, — думал я, — но поплатишься за это головой. Я ненавижу тебя. Лучше уходи!..»
Бандит отшвырнул недокуренную цигарку и стал осматриваться вокруг. Потом он пригнулся и пошел вверх. Сделав несколько шагов по склону, остановился. Минуту постоял в раздумье, подставляя солнцу свое бритое лицо. Волосы у него были длинные, как у всех бандитов. Он смотрел в небо, на запад, откуда снова донеслось далекое жужжание моторов.
У меня остановилось дыхание, словно металлические обручи стянули мне грудь: три бандита на небольшом расстоянии друг от друга поднимались по тропе. Ближе всех был ненавистный мне четник. Двое других забирали чуть в сторону, выдерживая дистанцию. Однако шли они так, будто им ничто не угрожает.
Я выровнял винтовку. Мушка лежала точно посередине груди первого. Я напряженно следил за всеми движениями бандита. Он продолжал расти перед моими глазами, словно бросая мне вызов.
— Идут прямо к нам, — прошептала девушка. Она не сводила глаз с моей винтовки.
— Решились.
— Будем стрелять, когда подойдут близко?
— Я дам тебе знак. Не волнуйся.
Она внимательно посмотрела на меня и облизала пересохшие губы.
В небе громыхали самолеты. Бандиты подходили все ближе. Первый был совсем рядом. Ему оставалось лишь посмотреть вверх, увидеть камни и что-то заподозрить. Я беззвучно скомандовал: «Огонь!» И словно сомкнулись стальные стрелки в мозгу — мушка и человек!
XVIII
Приклад ударил меня в правое плечо. Раздался выстрел. Первый бандит упал вперед, на колени. Ударился головой о камень. По тому, как он падал, я понял, что попал, куда нужно. Ведь целился я прямо в сердце. Я выбросил гильзу и достал новый патрон.
Два других бандита поднялись и, спотыкаясь, побежали вниз по склону. «Они уходят, чтоб привести своих!» Эта мысль обожгла меня. Я быстро переставил целик. Бандиты поползли в сторону по диагонали, прячась за неровностями местности. Но не могут же они все время ползти! Вот один из них снова поднялся и побежал. Добрая или злая судьба захотела, но я точно определил место, где он остановится. Менять прицел не пришлось. Согнувшись, бандит сделал еще один шаг и упал от моей пули. Я достал очередной патрон.
Третий четник успел уйти далеко: он вовремя падал, поднимался, перебегал и наконец скрылся в зарослях
Вселенная гудела от множества самолетов. Они возвращались восточнее.
Голова моя тоже гудела, словно от бесчисленных ударов. Воспаленными от напряжения глазами я всматривался в то место, где упал второй бандит. Он лежал но подвижно, как сорванный с дерева лист. «Я бью хорошо, хотя и плохо вижу...»
Мы понемногу успокоились. Никто больше не перед дулом наших винтовок. Я лихорадочно прикидывал: почему бы нам не попытаться спуститься отсюда
Но у них наверняка внизу дозор. Они могут спокойно перебить нас на открытом пространстве или взять в плен, когда мы пойдем мимо. Нет, днем опасно передвигаться! Кто виноват, что мы здесь остались? Но как
бы там ни было, ошибся я или нет, мы были там, где были.
Адела увидела, как по опушке леса бежит четник. В руках у него была винтовка. Он пробирался по склону, озираясь, как волк, и быстро скрылся из виду... Стоял безоблачный ясный день. Я окинул взглядом голубовато-фиолетовые вершины слева и зеленые луга. Мягкие холмы казались волнами под легким ветром. И весь этот край, рассеченный ущельями и плавными нагорьями, будто был знаком мне с самого детства. Это наша земля, ни в чем неповинная. И на ней совершаются убийства...
Ветер завывал в стенах нашего укрытия. Он всегда дует, когда в горах наступает полдень. Я вспомнил студеный воздух ущелий. Вспомнил, как сидел в свое время в этих ущельях. «Пусть не грызет тебя совесть. Не будь сентиментален. Это — не мужское дело...»
Зеленый массив леса вдали переходил в луга. На таком лугу однажды зимою волки залезли в загон и перерезали целое стадо. «Я убиваю бандитов, защищаясь. И это еще больше связывает меня с товарищами, погибшими на Сутьеске. Я остался один, как дерево в поле. И я буду, как скала. Я готов остаться здесь и заменить собою целую дивизию, если некому больше это сделать...
Я принадлежу своей армии. И у меня есть право так поступать. В дивизии были и юристы и крестьяне. Были ремесленники и профессиональные революционеры, учащиеся и студенты. Были и рабочие. Это суровые простые люди. Всех их объединяло желание сражаться во имя свободы. Полные веры, они считали, что только так можно спасти мир.
И как нельзя стереть из памяти войну и наш путь от Сутьески, я не могу позабыть ни одного из своих товарищей...»
Прошел час жаркого полудня. Послеполуденное время под бездонным небом подобно тонкому золотому листу, накрывающему мир. Кругом стояло безмолвие. Затишье, конечно, было временным. Хотелось поговорить чем-нибудь с Аделой. Так быстрее проходит время.
— А наши близко? — спросила девушка, словно угадав мои мысли.
Я верю, что близко. Из пяти дивизий четыре где-то пополняли свой состав. Может быть, они возвращаются по тем же тропам, по которым мы отступали. Стрельба убеждает меня в этом.
— Бандиты могут нас ликвидировать?
«Не смотри на меня такими наивными глазами! Я не виноват в том, что ты здесь. Если б я мог, то выпустил бы тебя из этой клетки!»
— Могут. Но мы не дадим им этого сделать. День кончается.
— Дай мне воды.
— Почему ты не спрашиваешь, не уйти ли нам отсюда, пока те не вернулись?
Адела молчит. Она тоже понимает, что нам некуда деваться. Недаром мы заметили на опушке подкрадывающегося четника.
— Тебе страшно? — спросил я.
Она удивленно взглянула на меня и ничего не ответила. Потом отвела взгляд в сторону: —- Как ты думаешь, мы выберемся?
— Бывало и похуже.
— Если продержимся до ночи, то сможем уйти. Ты веришь, продержимся?
— Верю. Точно так же, как верю, что я жив.
— Как эта даль напоминает море!
Я молчал. «Не думай о море, девушка. Не думай ни о чем на свете. Лучше всего не думать, но делать, что нужно. Твое плечо отливает темной медью. Щеки твои посмуглели. Ты не бойся! Поверь мне, я знаю, что делаю. Кто самый лучший на войне? Если боец командует отделением, это лучший солдат. Если он взводный, значит, тоже самый лучший. Так это и идет до командира взвода и выше...
Почему бы ей не верить мне? Она — хорошая девушка. Она — одна из лучших. Я отдал бы голову, чтоб ее не было сейчас со мной. Мужчины не любят погибать, чувствуя себя в долгу перед кем-то. Ты ведь не хотел бы, чтоб твоя мать оказалась здесь? Если б отец воскрес и встал рядом — это другое дело...
Насколько я помню, в опасных ситуациях всегда кому-то приходилось умирать. Но никогда не погибали все. Чей же теперь черед?..»
Туманная дымка затягивала долины в дальних горах. Перед моим внутренним взором вдруг со всей отчетливостью встала картина битвы на Сутьеске. Словно это было вчера...
Солнце садилось. Мы проиграли бой. Нас окружили-— и павших, и живых. Раненые прятались, отползая в кусты, и до крови кусали себе руки, чтоб не застонать от боли и не выдать себя. Багровое солнце и разгромленная дивизия. Переливающаяся всеми оттенками зелень и свинцовая поверхность реки. Мне пришлось броситься в волны, чтоб спастись. И то, что я остался тогда жив, тревожило мою совесть. Моя ли это жизнь? В память глубоко врезалась эта потрясающая военная картина...
Кому-нибудь придет в голову, что неуместно называть эту картину битвы прекрасной. Но, с точки зрения военной, это так. Если человек хочет овладеть военным ремеслом, а военное дело — такое же ремесло, как и всякое другое, он не должен испытывать ни отвращения, ни презрения, ни скорби. Он должен научиться восхищаться мастерами войны, если он хочет сам стать таким же. Ни в одном деле не уважают подмастерьев! А на войне на их долю выпадают самые солидные колотушки...
Но что общего у этой девушки с нашим ремеслом? Что общего у гимназистки с армией? Еще в прошлом году она ходила в шестой класс гимназии! А когда итальянцы захотели интернировать всю гимназию, восемьдесят девушек ушли в лес. Тогда это казалось идиллией.
«Встань, — приказал я себе, — собери патроны и посмотри еще раз, нет ли какого-нибудь выхода». Мысленно я медленно спустился вниз, дошел до леса и попытался ускользнуть. Однако по опыту войны я знал, что нельзя этого делать: я буду убит на открытом месте, прежде чем успею спуститься.
Беда заключалась в том, что выйти из пещеры можно было только в одном направлении — там, где находились бандиты. Но в этом же было и достоинство позиции. Ничего бы она не стоила, если б существовал еще один путь к ней. С точки зрения военной, это обстоятельство давало возможность организовать хорошую оборону. Любой командир одобрил бы мой выбор. Здесь я мог защищаться и нанести противнику ощутимые потери. Два человека могли сдержать роту! А что такое два человека?..
Прошел еще час. Я ждал развязки и ничего не предпринимал, кроме того, что обязан сделать в подобной ситуации солдат.
«Проверь все мелочи, на которые следует обратить внимание! Винтовки у нас есть. Сумка с патронами лежит между нами. Она наполовину пустая: часть патронов мы рассыпали, чтоб они были под рукой. Густо смазанные патроны лежали на тряпке. Высохшие, они могут застрять в стволе. Это — наше общее хозяйство. Кроме того, у каждого из нас было по пять патронов в винтовке и по десять — в карманах и в моем патронташе. Его я держу слева — чтоб не мешал. Пол — гладкий и чистый. Только в углах собирается влага и слабый запах сырости доносится оттуда. Но аромат солнечной улыбающейся земли побеждает, заполняя собой пещеру.
Взгляни на Аделу. Она ведет себя, как боец. Праг вильно стоит за бруствером. Мой глаз не может ни к чему придраться. Единственно, что остается мне неведомо, как командиру, это — ее душа, душа солдата.
А если забыть, что она боец, кто она на самом деле? Очень юная и прекрасная женщина. Солнце сверкает в ее волосах. Из-под завитков волос выглядывает маленькое розовое ухо с сережкой. Во времена Тамерлана серьги носили в качестве амулета...»
XIX
Северный ветер раскачивал сосны: значит, в ближайшие двадцать четыре часа жди перемены погоды. Будет дождь! А пока над нами палящее солнце и ясное небо.
— Хороший день, — проговорила Адела.
— Хороший. Но ночью жди дождя. Ночь будет темная.
Адела лежала спокойно, повернувшись на правый бок. «Гибкая талия, легкий румянец на щеках...» Но я не позволял себе подобных мыслей. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова, что ухудшило бы наше положение в этой засаде из камней.
«Пусть думает обо мне, что хочет, но она должна быть прежде всего бойцом. Такой я сейчас хочу ее видеть. Этого требует ситуация». У меня вздрогнуло левое веко. Говорят, не к добру, хоть я и не верю в это. «Не думай ни о чем! Подготовься лучше, как полагается бойцу, и жди! И ее тоже подготовь своим поведением... Мерзко, — говорил я себе, — очень мерзко держать на войне девушек,..»
Наша пещера, хоть и надежное место, но это — ловушка и для нас, и для бандитов.
Я ласково потрепал Аделу по щеке. Она повернулась:
— Я не боюсь.
Прошло три часа, как мы уложили двух бандитов.
— С каких пор мы в окружении? — спросила она.
— Не было еще восьми.
— Долго придется здесь оставаться.
«Человек должен выполнять свой долг. Умный человек всегда делает то, что нужно...
Слабо у тебя мозги работают сегодня, Грабовац! А может быть, лучше, чем когда-либо? Я нашел вот эту пещеру. Но не будь мы окружены, пещера не понадобилась бы. Пастухи в ней укрывались от непогоды. Когда-то в далекие времена люди прятались ъ пещерах от диких зверей и защищались от них. В годы турецкого нашествия пещеры были гайдуцкими гнездами...»
Я вспомнил, как при заходе солнца перешел через реку. Может быть, вот так же, на закате, мне суждено встретить свою смерть? На рассвете атаковали их мы, на закате — они. А пока солнце стоит высоко над горами, и прозрачный золотой день протянулся между землей и небом.
Невдалеке от входа в пещеру лежит убитый бандит...
XX
Я перегнулся через бруствер. Два четника метнулись куда-то в сторону, прячась за деревьями. «Живыми вы нас не получите!»
— Что такое счастье? — неожиданно спросила Адела. Застигнутый врасплох ее вопросом, я не знал, что
ответить, и сказал первое, что пришло в голову:
— Счастье в солнце.
— Ты за меня не бойся, — улыбнулась девушка. — Наступит ночь, и мы пробьемся. Я умею быть солдатом.
Клянусь небом, что буду сражаться не на жизнь, а на смерть! Скорее бы заходило солнце. Хотел бы я знать, кто окажется перед этой пещерой?
Мы продолжали лежать за бруствером. А этот проклятый день все тянулся.
Неужели сегодня все кончится? От реки сейчас отчетливо доносились звуки боя. Это пролетеры. А нас окружили бандиты. Лес у подножия скалы был полон таинственности.
Я еще раз осмотрел все вокруг. Древнейшая панорама!
Вдруг раздался выстрел. Затем послышался взрыв гранаты. «Значит, тот сообщил! — подумал я. — Они хотят выкурить нас отсюда. Но я не дам перехитрить себя. И не позволю смеяться над нами. Я счастлив, что выбрал это место. Это лучшая позиция, которую можно найти во всей округе. И у нас есть патроны...»
У бандитов заговорил ручной пулемет. С тонким жужжанием, как осы, над нами пролетели пули. И затем в напряженной тишине до моего уха донеслась брань по нашему адресу.
В моем сознании снова мелькнула мысль о том, что нам следовало бы уйти отсюда. «Мы обнаружены, стоит ли оставаться здесь? Дождемся ли мы заката?..»
XXI
В сосняке грянули выстрелы. Стреляли как-то вкось. Вот просвистела одна пуля, затем — другая. Я долго слушал эти звуки. Они воспринимались как угроза, но это нас не пугало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25