Река была здесь слишком широкой. И слишком бурной. Зацепились за какой-то каменный выступ, выросший перед самым носом. Я старался грести изо всех сил. Волны то подхватывали нас, то быстро возвращали обратно. Я крутанул правым веслом, и мы скользнули вбок.
— Вот и переправились, — сказал я.
Шум воды заглушил мой голос. Адела нагнулась ко мне, но в это время лодка ударилась в берег, и девушка схватилась за мои плечи, чтоб не упасть.
Бросив в лодку весла, я сильно оттолкнул ее от берега. Сквозь шум воды слышно было, как она ударилась о какую-то скалу. Теперь никому в голову не придет искать нас здесь.
Мы шли по берегу. Вдруг мне показалось, будто кто-то зовет меня по имени.
— 0...во...йо...во...йо!
«Старая история», — подумалось.
Почва под ногами стала наклонной. Мы поднимались в гору. Было не более двух часов пополуночи.
— Удачно! — вздохнула Адела.
— Тебе было страшно?
—- Нет, — ответила она. — Ты ориентировался по. течению?
Гора круто поднималась вверх. Мы свернули на северный склон. Во тьме мне удалось разглядеть тропинку, и мы пошли по ней.
Моя дивизия намеревалась перейти в Боснию через Сутьеску. Чтобы попасть сюда, мне понадобилось двадцать девять дней. Река за спиной звучала все глуше, почти утихая совсем. Оставшись позади, она словно чертой отделяла пережитое от предстоящего. Кто знает, что нас ждет? Я не знал и знать не хотел. И, может быть, это было к лучшему!
Мы часто останавливались и садились на островки травы под соснами, словно в домике из хвои. Чуть брезжил рассвет, и мы стали различать тропы, по которым двигалось зверье. Заросли дикой ежевики цеплялись за ноги. Плодов на ней не было. Я вспомнил, что вчера мы видели вдали село. Нивы были огорожены изгородью.
Последние несколько дней пути остались в памяти как сплошная прогулка, поскольку ни разу нам не угрожала опасность. «Повезло», — думал я. Все дни были солнечными, ночи — ясными. В селах нам удавалось выпросить что-нибудь из еды. Мы спокойно поднимались в горы и устраивались где-нибудь под деревом.
По ночам, до этой последней, мы рано укладывались спать, и я, прислушиваясь к лесным шорохам, радовался, как пригодилось нам полотнище старой палатки, которое я раздобыл мимоходом. Теперь мы расстилали его на траве, сбрасывали куртки и накрывались ими.
Я любил подолгу смотреть в ночное небо, как в распахнутое окошко. Спалось хорошо, воздух по ночам был свежий и чистый. И война в эти мгновения казалась далекой-далекой.
Порой мы уклонялись в сторону от своего маршрута. Если тропинка в гору оказывалась слишком крутой, мы сворачивали на пологие склоны и шли между деревьями. Сейчас я вспоминаю об этом времени, как о самом прекрасном в своей жизни.
Мы шли по горам, словно по главной улице большого города, рассматривая мимоходом витрины магазинов. В этом городе было много отелей, и мы устраивали передышку через каждый час пути. Образ большого города неотступно вырисовывался на фоне кустов и деревьев, и я в этой пестрой мозаике различал парки и городские площади. Это была иллюзия, но что из того. Меня манил к себе город, огромный, как лес, где всякий занят своими заботами и никого не касаются чужие дела. Мечтая о таком городе, я мечтал о свободе. Было бы неплохо жить вместе с Аделой в таком городе..,
«— Жалко, — сказал я, — что наше путешествие так затянулось.
— Было очень увлекательно.
Мы уходили от каньона Дрины. Солнце еще не взошло, и было зябко.
— А что, если нам отдохнуть? — спросила Адела.
— Давай, — согласился я, — если ты устала.
— Вот мы и в Боснии, — произнесла Адела, когда мы сели.
У нее было хорошее настроение. Клочья тумана подкрадывались к нам откуда-то с юга.
— Все в прошлом, — сказал я.
— Ты не радуешься?
— Радуюсь.
— Это большой каньон.
— Это всего лишь большая долина. В темноте она кажется каньоном. Никак не могу вспомнить, где точно мы пересекли границу двух областей?
— Я тоже. Знаю лишь, что это верхнее течение реки. Пока Адела отдыхала, я поднялся на гору и осмотрел местность.
Когда я вернулся, Адела сидела в глубокой задумчивости.
— Что с тобой происходит? — спросил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Вчерашнее.
— Слишком ты стал самостоятельный, — сказала она. — Занят только собой.
— Неужели?
— Да.
— О чем ты думаешь? Вчера ты так на меня смотрела, будто ненавидишь меня.
— И ненавижу.
— Это невозможно!
— Я многое в тебе ненавижу. Но к тебе у меня, конечно, ненависти нет.
— Что ты ненавидишь во мне?
— Ты слишком поглощен собой, слишком независим, и теперь это больше бросается в глаза, чем раньше.
— Ты должна понять, что я солдат.
— Я знаю. Ты — солдат, но ты не должен быть эгоистом.
— А что это такое? — старался отшутиться я. Она не поняла моей шутки и объяснила:
— Себялюбие...
Быстро наступал рассвет. Адела, помолчав, вдруг сказала:
— Прости меня. Я, наверное, глупая.
— Нет, — возразил я. — Ты права.
Стало совсем светло. Осматривая местность, я искал, где бы мы могли укрыться на день.
XVI
Еще засветло я почувствовал подозрительное движение в лесу. Я не принял близко к сердцу опасность, хотя по многим признакам понимал, что вокруг рыщет банда. На одном из отвесных склонов мы увидели пещеру. К ней можно было подобраться лишь с одной стороны. Скала господствовала над местностью. Волей случая или нет, но мне пришло в голову там укрыться.
Мы полезли в гору. Тяжело дыша, жадно втягивая воздух, мы наконец добрались до пещеры. Очутившись на ее каменном полу, окинули взглядом лежавшую внизу холмистую местность. Не теряя времени, я стал устраивать бруствер — на всякий случай. Природа словно специально позаботилась о нас, и камней перед входом в пещеру было предостаточно.
Я работал, Адела мне помогала. Я воздвигал бруствер у самого входа.
Пещера была удобной во всех отношениях. Из нее мы могли любоваться восходом и заходом солнца, а чуть перегнувшись, — наблюдать за окружающим нас миром. Определив направление, откуда могла появиться опасность, я сделал расчет. Четкость его успокоила меня. Позиция была как нельзя лучше.
Возможно, во мне был развит тот неведомый инстинкт, который помогает животным заранее уловить опасность— пожар или землетрясение. Вероятно, поэтому я остановил свой выбор на таком месте. Оно как будто издавна было предназначено на самый крайний случай. Я готов был спорить, что эта позиция нужна нам только на один день.
С битвы у реки наступили тридцатые сутки. «Ну и что из этого, — спрашивал я себя. — Пусть и тридцатые! День, как любой другой из всех двадцати девяти. Но... завтра начинается новый месяц...»
Движимый каким-то предчувствием, я насыпал земли и песку на то место, с которого брал камни для бруствера, и забросал его травой и ветками.
— А для чего это? — спросила Адела.
— Они могут подойти снизу. А так ничего незаметно.
Помолчав, девушка еще усерднее принялась за работу. Вскоре мы, уставшие, могли позволить себе отдохнуть,
Я лежал, прислушиваясь. Где-то далеко потрескивали выстрелы. Они доносились со стороны Дрины. Там, может быть, наступали пролетеры.
Деревья, как часовые, стояли у подножия скалы. Солнце еще пряталось где-то за линией горизонта, и его безмятежный свет, отражаясь от облаков, серебристо-белым пламенем озарял окрестности. Как в пенящемся молоке застыли гребни гор. С появлением солнца они словно вынырнули на поверхность, медленно приобретая свой первозданный вид. На востоке по небу тянулись какие-то переплетающиеся меж собой длинные полосы. Небесный свод походил на мирный океан, украшенный иссиня-белыми барашками волн.
Солнце осветило пробуждающийся мир. Огромный гребень вдали, серый, как сталь! Пастушьи хижины и контуры утесов. В безмятежной тишине рассвет наступал с горных вершин. Туманная дымка таяла на глазах. Словно на турецком ковре, заиграли всюду краски. Наш лес еще был окутан туманом, и деревья казались сотканными из паутины.
Рядом с нашей пещерой деревьев не было. Вниз уходил изрезанный каменистый склон, кое-где испещренный желтовато-зеленой растительностью да редкими кустами можжевельника.
Увлеченный своими наблюдениями, я словно забыл обо всем на свете и об Аделе. Вдруг в поле моего зрения попали два человека в темной одежде, с винтовками на плечах. Они шли через открытое пространство по тропе к лесу. Как притаившийся зверь, наблюдал я за ними. Убить их мне ничего не стоило, но разумнее было не выдавать себя. Если они обнаружат нас, будут стрелять. Один из них остановился у скалы и посмотрел вверх, в нашу сторону. Другой медленно и вяло прошел немного вперед и встал у поваленного дерева.
Значит, мы снова встретились с бандитами. Я видел открытого выстрелу врага и не смел стрелять, чтоб не раскрыть нашего убежища. И уйти нам было некуда, поскольку они здесь кишат вокруг. Я уже, казалось, ничего не испытывал — ни ненависти, ни страха. Слишком давно все это началось, и я уже притерпелся.
На тропе появился третий бандит. Он сел на камень и закурил.
Они, казалось, еще не видели нас, как публика не видит актеров, но я чутьем уловил их план по лукавому повороту головы того, что сидел и покуривал. Их близость постепенно приводила меня в ярость. Я попытался сообразить, откуда им может быть известно о нашем убежище. Сидевший снова повернул голову к нам. Я разглядел его красивое продолговатое лицо. На меховой шапке сверкнула эмблема — череп. Бандит еще раз вынул кисет и угостил товарища. В бинокль я наблюдал за их мирной беседой и с трудом подавлял желание выстрелить.
В это время далекое потрескивание выстрелов заглушил сильный взрыв. Словно земной шар раскололся надвое, словно кто-то, приведенный в бешенство царящей вокруг тишиной, изнутри потряс его.
Земля продолжала вздрагивать.
— О, — произнесла Адела, удивленно глядя на меня.
— Наверное, бомба или где-нибудь взорвали склад боеприпасов.
Небо затрепетало от нарастающего гула. Он надвигался на нас все ближе и ближе, заполняя собой окружающее пространство. В безоблачном утреннем, в его голубой выси, показались стайки мерцающих самолетов. Серебристые воздушные крепости, сверкая на солнце, напоминали своими крыльями стрекоз. Множество других самолетов, поменьше, летело ниже и выше их.
Самолеты с ревом наплывали на нас, словно невидимые нити тянули их в этом направлении. Никогда прежде не доводилось мне видеть такую тучу самолетов. Да и никто в этих краях, я уверен, не видывал ничего подобного. Словно стаи серых колючих шершней, летели бомбардировщики, а истребители, сопровождавшие эти страшные чудовища, походили на комаров. Земля дрожала от их гула.
Один из бандитов задрал голову, схватил винтовку и отшвырнул окурок. Двое других растерянно уставились в небо, Однако время от времени, как мне казалось, они украдкой бросали взгляды в нашу сторону.
Я поймал в окуляр один самолет. На его крыльях была белая пятиконечная звезда. Громовые раскаты обрушились на землю.
XVII
Адела озабоченно смотрела на меня. В этот момент из-за облака, как золотое яблоко, выглянуло солнце. Почему бандиты не уходят? Ясно, они не знают, есть ли кто в пещере, иначе бы так не выставлялись. Может быть, ими овладело обыкновенное человеческое любопытство: им хочется подняться наверх и проверить. Но осторожность их останавливает: если кто и есть в пещере, ему не уйти незамеченным.
— Куда же они полетели?
— На Румынию. На Плоешти.
— Откуда ты знаешь?
— По направлению — на северо-восток. Другой цели здесь нет. Иначе и не стоило бы поднимать столько машин. Ты видела на них белые звезды?
— Такие же, как у нас. Только у нас красные. Я больше люблю красные звезды.
— Приятно слышать, — сказал я.
На сучковатом дереве неподалеку заверещал какой-то маленький зверек: белка перескакивала с ветки на ветку. Мне показалось странным, что она выбрала это одинокое дерево. Ведь белки обычно не любят отдельно стоящих деревьев. Должно быть, перебралась сюда по желтой траве и камням. В бинокль я видел, как она спускалась по стволу, потом замерла и поглядела в нашу сторону. «Любой черт смотрит сегодня на нас!»
Этой троицы там, внизу, не было видно. Наверное, лежали на земле, спрятавшись за поваленное дерево. Я заметил, как кто-то из них размахивал руками, видимо, что-то доказывая. Удобно устроились!
Вскоре один из бандитов встал и начал осматривать тропинку, что вела к пещере, Я прекрасно видел, как он изучал след через лупу. Потом появилась еще одна группа из трех человек. Они о чем-то поговорили с «йашими старыми знакомыми» и скрылись в лесу.
Локтем правой руки я чувствовал винтовку. Мне хотелось верить, что в то утро ничего не случится, хотя бандит и разглядывал наш след. Двое продолжали сидеть. Меня это тоже успокаивало, Но почему они все-таки не уходят?
Вдруг опять раздался страшный грохот. Где-то взорвалась авиационная бомба. Воздушная волна прошла над пещерой. Я почувствовал, как вздрогнула земля, словно разъяренный бык.
— Это на западе, у реки, — сказал я.
Бандиты находились в какой-нибудь сотне метров от нашего убежища. Мы старались сохранять хладнокровие. Призвав на помощь весь свой военный опыт, я пытался угадать, как поступят эти люди в следующий момент. Я видел, что они колеблются в принятии решения, но внутренний голос мне подсказывал, что, как бы там ни было, они к нам нагрянут. Оставалась лишь крохотная надежда: вдруг их позовут или что-то другое помешает осмотреть им пещеру. «Даже спрятавшись, человек не должен считать себя в безопасности, ибо враг может нюхом почувствовать его...»
Я казался себе человеком, у которого почва уходит из-под ног. И чтобы снова твердо встать на ноги, нужно переменить направление, а это не в моих силах. Я был подобен паруснику, который может подойти к берегу лишь в том случае, если изменится ветер на море. Притаившись в засаде, я вовсе не хотел драться с ними, надеясь мысленно направить их действия в другую сторону. Нервы мои были напряжены до предела.
В это время я услышал выстрелы неподалеку. Они вывели меня из состояния оцепенения, но радоваться было нечему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25