Когда я вернулся домой, обнаружил два сообщения от Зули. Вообще-то она звонила не менее восьми раз. Можно было не удивляться такой навязчивости: она всегда искала меня в ситуациях, когда у нее возникали проблемы. Но сообщения я прослушивать не стал, а сразу перезвонил ей.
Она сняла трубку.
– О, привет, Чарли. – Ее голос прозвучал совершенно спокойно, а между тем Зули никогда не разговаривала со мной нормальным тоном.
– Да, дорогая, я перезвонил тебе, потому что увидел твой номер на автоответчике. Все в порядке?
– Все прекрасно, конечно. А как ты?
Вопрос поставил меня в тупик. Не означал ли он, что она подозревала меня и проверяла мою реакцию? «Как ты?» Она никогда не спрашивала меня об этом, ее это просто не интересовало.
– Я в порядке. Все отлично.
Она слушала меня молча.
– Но ты мне звонила… несколько раз. Я же знаю.
– О, это так, ерунда. А как поживает Хелен?
Такого еще не бывало. Зули в жизни не интересовалась делами Хелен. Меня бы насторожил этот вопрос, даже если бы она задала мне его в состоянии сильнейшего наркотического опьянения, – Зули вообще не проявляла интереса к кому бы то ни было, кроме себя. Когда родная бабушка умирала в больнице, она даже не пришла повидать ее.
– Хелен? С ней все хорошо.
– Ты скучаешь по мне, Чарли?
– О, я все время думаю о тебе!
– А как ты считаешь, Хелен скучает по мне?
– Если честно, она очень занята и… у нас почти не было времени поговорить… о тебе.
Она опять замолкла. Я слышал, как кто-то рядом с ней разговаривает приглушенным шепотом.
– Так что случилось, Зули? Что-то с Казановой?
– О, я не знаю. Когда я работала с тобой и с Хелен… я всегда понимала вас. А с ним… не знаю, что меня ждет в будущем.
Возможно, в ее словах было правды больше, чем ей хотелось, поскольку происшествие в доме Данте не могло не сказаться и на ее отношениях с ним.
– Ну, может быть, ты слишком сурово поступаешь с ним, – я тихо рассмеялся, – стараешься слишком уж жестоко наказать его…
– О, Чарли, разве я наказывала тебя? Разве я чем-то обидела тебя? И как я могла бы… ведь ты всегда был таким душкой…
– Ладно, не бери в голову, я всего лишь выполнял свою работу.
– И все-таки я надеюсь, что это было не только твоей работой, а чуть большим…
Я вновь услышал мужской голос, похожий на голос Оу-Джи.
– Казанова с тобой? – спросил я.
– Вовсе нет. Чарли, ну скажи, ты не думаешь, что Хелен когда-нибудь захочет взять меня обратно?
– Зули, я не думаю, что это случится. Ты сама говорила, что Данте сделал тебе предложение, от которого нельзя отказаться.
– А если я имела в виду, что он меня шантажировал… ты никогда об этом не думал… он ведь способен и на такое…
– Правда? Я не знал, что ты способна чего-то бояться.
Я наслаждался этой двусмысленной вербальной игрой в подкидного дурака.
– Это я только внешне такая самоуверенная, а в душе просто маленькая девочка…
– В таком случае ты прекрасно это скрываешь…
Кто-то снова громко заговорил рядом с Зули. Теперь я уже не сомневался, что слышу голос Оу-Джи, особенно когда он крикнул: «Положи трубку, сучка ты эдакая!»
– Кто это?
– Никто, я стою на обочине шоссе.
– Вообще-то ты никогда не стоишь у дороги.
– Между прочим, Чарли, я очень расстроена и хотела сказать, что ты должен вернуться ко мне… Я очень скучаю. Ты мой единственный бойфренд, которому я была по-настоящему небезразлична… ты заботился обо мне…
– Неправда.
– Правда!
– А как же Казанова? Ты лучшая из его моделей!
– Я просто так связалась с ним, а не по любви…
Зули не смеялась, когда мы беседовали. И теперь я даже знаю почему – потому что в это время Оу-Джи закапывал тело Казановы неподалеку от бассейна под деревом, как раз в том месте, где застрелил его. Там же тело и было впоследствии обнаружено полицией.
Разумеется, гибель Казановы влекла за собой серьезные последствия. Для Зули его смерть означала конец карьеры. Между Оу-Джи и Данте никогда не существовало дружеских отношений, при встрече они даже не обменивались ритуальным поцелуем, и вряд ли Оу-Джи пришел в восторг, обнаружив, что получал ласки в тот роковой вечер не от девушки, а от Казановы.
И, что еще хуже, у меня появилось большое сомнение в том, что маска Оу-Джи действительно так уж тщательно закрывала его глаза и он ничего не видел. Оу-Джи не похож на человека, способного смириться с тем, что его дурачат. И хотя считает, что оральный секс не секс, и скорее всего, рассматривает эту форму удовлетворения просто как игру, его не слишком обрадовал факт участия в действе мужчины.
Что касается Данте, его положение было куда хуже, поскольку ему так или иначе пришлось бы признать, что он оказался жертвой собственной извращенности и глупости и вынужден был сосать член негра. Данте не был гомосексуалистом, но его пристрастие к садомазохистским играм привело к тому, что он, повинуясь требованию своей «госпожи», обслуживал мужчину, еще и наряженного как заправский гей.
Зули не ожидала, что Оу-Джи выстрелит Данте в спину. Должно быть, надеялась, что все сойдет за милую шутку. Я думаю, и сам Оу-Джи сделал это в порыве гнева, понимая, что как только подробности вечеринки на троих станут достоянием общественности, друзья перестанут здороваться с ним.
Боюсь, мое вмешательство в историю послужило также катализатором давно уже напряженных отношений между Зули и Данте и стало причиной сближения Оу– Джи и Зули, потому что далее события развивались самым неожиданным образом – вместе с Зули Оу-Джи улетел на Ямайку на роскошном самолете, где голубки и сыграли свадьбу. Это было второе замужество Зули и четвертый брак Оу-Джи. Полагаю, вступил он в него исключительно из соображений, что жена не станет позорить мужа и рассказывать о случившемся, иначе в тот вечер пристрелил бы и ее тоже.
Но разве я мог предположить, что в доме Казановы в спальне за зеркалом установлена камера видеонаблюдения? Меня засняли в тот момент, когда я валялся на постели, единственный посетитель дома, чье присутствие документально зафиксировано… в день убийства.
Нашли также и мои отпечатки пальцев на ручках дверей и в спальне, и на оконной раме в ванной, через которую я, по заявлению полиции, проник в дом.
И, разумеется, мотивы для преступления у меня тоже имелись. Я был управляющим компанией, которая конкурировала с Казановой. Я был экс-любовником Зули и, следовательно, страдал от ревности. Я не мог простить ей уход, ибо она приносила агентству миллионные доходы в год. К тому же служащие агентства подтвердили, что Зули давно мечтала сбежать к Казанове.
Ну и конечно, никаких объяснений, зачем я оказался в доме Данте в тот вечер, у меня не было. Время слишком позднее, способ проникновения в дом слишком экстравагантный… так что сказать мне в свое оправдание нечего.
Но после разговора с Зули все это еще не приходило мне в голову, и я просто напился и лег спать, чтобы как следует отдохнуть. Спал как младенец, не подозревая о том, что меня ждет.
Поскольку Роттвейлер в то время отсутствовала, я позвонил Тито и попросил отвезти меня к Барту. Барт был чем-то занят, в студии у него сидели девушки и с ними возился его ассистент. Встретив меня, он налил мне чашку кофе и попросил подождать.
Я выпил кофе, пока он готовил портфолио моделей, а Барт разбирался с каждой девушкой индивидуально. Он проверял портфолио и присматривался к девушке, чтобы понять, что можно улучшить или убрать вовсе.
– Тебе нужно побольше детскости! – Он отправил ее пересниматься. Затем подошел к следующей девушке, просмотрел ее портфолио. – Типичная проститутка, – прошептал он мне. – Твоя мать видела эти фото? – обратился он к девушке.
Та покраснела и рассмеялась.
– Тебе будет стыдно за себя. – Он выдохнул дым и сел – ноги на стол. – Ты только посмотри на этих малолетних потаскушек. Я ожидал более взрослых кандидаток. Раньше было лучше, модели были… как бы это сказать… профессиональнее, что ли… и уж если были шлюхами, так хоть не дешевыми…
– Барт, мне нужно, чтобы ты смонтировал кое-что для меня.
– Что-то нехорошее?
– Я просто не хочу, чтобы это кто-то видел.
– Тогда зачем было снимать? Ведь фотографии делают на память.
– Думаю, в будущем пригодится.
– Ах, вот как! – Он рассмеялся. – Больше ничего не говори. Компромат. Я люблю это. Кто же там? Сьюзан?
Пришла моя очередь смеяться.
– Кара! Скажи мне, это Кара? Я готов заплатить миллион за материал! Я заплачу миллион за компромат на обеих!
– Не хочу тебя разочаровывать…
– Ну, вряд ли это Зули. Она некомпроментабельна. Просто ее уже ничто не может скомпрометировать. Так что же там?
К Барту подошла с портфолио полноватая блондинка.
– Боже, посмотри на это!
Я немного смутился, увидев, что девушка расстроилась.
– Корова, только рогов не хватает.
– Я не знаю, – продолжал я, – в этом фильме немного странное распределение ролей. Давай поговорим после того, как ты посмотришь.
– Договорились. – Барт поднес с губам чашку кофе. – Какой у тебя размер? – Он посмотрел на блондинку.
– Восьмой, – ответила девушка.
– Пари держу, что двенадцатый, – обернулся он ко мне. – Ладно, свободна.
– Когда посмотришь, позвони мне. Лучше нам смонтировать это вместе, о'кей?
– А качество съемки сносное? Хочешь еще эспрессо?
– Нет, спасибо.
– Не волнуйся, я очень аккуратно отношусь к таким вещам. Сделаю все, что в моих силах. И сразу позвоню тебе, чтобы посмотреть все вместе.
– Звучит обнадеживающе. – Я улыбнулся.
– Послушай, Чарли, можешь прислать мне какую– нибудь красотку? Хорошенькую девочку для съемки. Она нам просто необходима, это небольшая работа в Нью-Йорке.
– Попробую.
Я вышел из студии и сразу поехал в офис, чтобы подобрать ему девушку. Когда я нашел подходящую кандидатуру, то сразу отправил ее к Барту, велев сказать, что она от меня по его просьбе.
Девушка посмотрела недоверчиво и натянуто улыбнулась. Француженка, девятнадцать лет, очень красивая, тип женщины, который Барт считал идеально подходящим для съемки.
А в три часа дня в офис приехали сотрудники полиции и напомнили мне о моих правах. Они были категорически против разрешения снимать мое задержание, но журналисты и телеоператоры все же проявили недюжинное упрямство и зафиксировали тот самый момент, когда две дамы с лесбийской внешностью в униформе вели меня под руки к полицейскому фургону. Толпа фотографов не хотела расступиться. Я просил полицейских разогнать их. Если там оказался кто-нибудь из моих друзей-сотрудников, они бы, конечно, не допустили такой вакханалии, но рядом, увы, никого не было. К тому же бесполезно было кричать и доказывать свою невиновность после того, как все узнали о моем присутствии в доме Казановы, заснятом на камеру.
Съемку моего задержания прокручивали в каждом выпуске новостей, каждый раз добавляя все более фантастические подробности и сообщая все более «волнующие» предположения о причинах совершенного мною преступления. Я же вдруг почувствовал себя невыразимо скверно и тоскливо, поняв впервые в жизни, что значит стать объектом праздного человеческого любопытства, объектом, к которому на самом деле публика не испытывает сострадания и вообще часто забывает, что это живой человек с чувством собственного достоинства.
Меня отвезли в тюрьму и поместили в камеру после унизительной процедуры обыска. Мне показали кассету с записью моего пребывания в доме Казановы и снова повторили причины моего задержания и предъявленные мне обвинения. После чего я получил разрешение позвонить своему адвокату. Я решил немедленно уведомить Роттвейлер в надежде, что у нее наверняка найдется отличный специалист по уголовным делам.
Роттвейлер! Она должна была знать, что меня арестовали в офисе. Теперь он был закрыт. Я уверен, она знала, что я там был и о том, что произошло, хотя и отсутствовала в то время в городе. Ротти вернулась после полудня. Но как я мог до нее достучаться? Я безрезультатно звонил и звонил в офис, но все словно вымерли. Включался автоответчик, и на этом все заканчивалось.
Только один телефонный звонок? Я все еще сохранял на него право. Я позвонил домой Роттвейлер. Мне ответил Тито.
– Нет, Мисс Роттвейлер нет дома, мистер Чарли!
– Тито, это вопрос жизни и смерти, я арестован. Ты должен разыскать ее и сообщить об этом. Мне нужен хороший адвокат, который бы доказал мою невиновность.
– Если я увижу Мисс…
– Тито, если ты не найдешь ее немедленно, мне конец…
Полицейский при этом стоял у меня за плечом, еще больше усугубляя критичность моей ситуации.
– Тито, это надо сделать срочно. Она может очень рассердиться, если ты не сообщишь ей немедленно. Она… тоже в этом замешана.
Я произнес слово «замешана» потому, что это был мой последний шанс. Я надеялся, что хотя бы такой угрожающий намек на него подействует. Но у Тито непредсказуемый характер, неизвестно, как он воспринял мое предупреждение. И он мог быть пьяным в то время, когда мы с ним разговаривали. Меня отвели в камеру и заперли. Я оказался единственным белым среди негров и латиносов. И самым высоким среди них, а возможно, и самым старшим. Все они уставились на меня с любопытством, но никто не заговорил.
Потом меня почти сразу привели в другую комнату. Со столом и стульями, где находились двое полицейских.
Мне сообщили, что нужно сделать снимки для представления официальной версии убийства на телевидении. Я кивнул и сидел, безучастно ожидая, когда закончит работу фотограф. Я настолько устал от случившегося, что у меня не было сил даже моргать в ответ на яркую вспышку.
Детектив велел снять с меня наручники и предложил присесть за стол.
– Чарли, вы предпочитаете черный кофе? Хотите сливки или сахар? Может быть, мате?
Я едва не рассмеялся на такое заботливое обращение.
– Самый обычный кофе, – ответил я.
– Я же говорил, он самый обычный нормальный парень, Артур, – заметил детектив.
Артур кивнул и вышел из комнаты.
– Я детектив Дайз, – представился мне собеседник, включив старый диктофон, – детектив Вайнберг вышел, чтобы принести вам кофе. Теперь, пожалуйста, расскажите, что случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53