– А че за проблема-то?
Радкин выходит и что-то говорит ему, оглядываясь. Эллис оборачивается, вздыхает:
– Вот черт, – и выходит из машины.
Я сижу на заднем сиденье «ровера» и наблюдаю за ними.
Мужик удаляется вместе с Эллисом.
Радкин снова садится в машину.
– Как его зовут? – спрашиваю я.
Радкин смотрит на меня в зеркало заднего обзора.
– Ты что, не можешь мне сказать, как его зовут?
– Спроси лучше Крейвена, – говорит он. Потом:
– Черт, пересаживайся вперед. Он уходит.
Я сажусь вперед, он заводит мотор, и мы срываемся с места.
Я беру рацию, пытаюсь связаться с Эллисом.
Без результата.
– Этот мудак все еще тявкает, – бросает Радкин сквозь зубы.
– Надо было мне пойти одному, – говорю я.
– Не надо. Один ты уже достаточно напортачил.
Мы стоим на перекрестке с Хэйрхиллс.
Белая «кортина» Фэйрлофа с черной крышей поворачивает налево, в сторону Лидса.
Я снова пытаюсь связаться с Эллисом.
Он отвечает.
– Вытащи, бля, свой долбаный палец из задницы! – кричу я. – Он едет в Лидс.
Я прерываю связь прежде, чем он успевает рассердить Радкина еще больше.
Фэйрклоф поворачивает направо на Раундхей-роуд.
Я пишу:
04.06.77, 16:18, переулок Хэйрхиллс, правый поворот на Раундхей-роуд.
Он выжимает газ, я пишу дальше:
Бэйзуотер Кресент.
Бэйзуотер Террес.
Бэйзуотер Pay.
Бэйзуотер Гроув.
Бэйзуотер Маунт.
Бэйзуотер Плейс.
Бэйзуотер-авеню.
Бэйзуотер-роуд.
Он поворачивает направо на Баррак-роуд, мы едем прямо.
– Правый поворот на Баррак-роуд! – кричит Радкин мне, я – в рацию Эллису.
Я вижу Эллиса в зеркало заднего обзора, он включает правый поворотник.
– Он у него на хвосте, – говорю я.
Голос Эллиса скрежещет в нашей машине:
– Он паркуется у клиники.
Мы поворачиваем направо и съезжаем к обочине за перекрестком с Чапелтаун-роуд.
– Подбирает жирную пакистанскую сучку с кучей барахла, видно, затарилась в магазинах, – говорит Эллис. – Движется в вашем направлении.
Мы смотрим, как «кортина» проезжает мимо нас и выворачивает обратно на Раундхей-роуд.
– Мы едем за ним, – говорю я в рацию.
Радкин отъезжает от обочины.
– Скажи Эллису, чтобы подхватил его у следующего светофора, – говорит Радкин.
Я выполняю команду.
Радкин паркуется.
Мы стоим у въезда на Спенсер Плейс, у входа в дом Дженис.
Я смотрю на него.
– Тебе надо доделать свои дела, – говорит он, наклоняясь через мое сиденье и открывая мне дверь.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего. Будь здесь в семь.
– А что с Фэйрклофом?
– Мы сами справимся.
– Спасибо, Скип, – говорю я и выхожу из машины. Он закрывает дверь и уезжает по Раундхей-роуд
с рацией в руке. Я смотрю ему вслед.
Я смотрю на часы.
Полпятого.
Два с половиной часа.
Я стучу в дверь и жду.
Ничего.
Я поворачиваю ручку.
Дверь открывается.
Я вхожу.
Окно открыто, ящики вытащены из комода, с кровати снято белье, по радио – «Горячий Шоколад»: «Ты снова победил»…
Шкафы пусты.
Я беру с туалетного столика письмо.
Бобу.
Я читаю.
Она ушла.
* * *
Звонок в студию: А дело-то в том, что на половине домов британские флаги висят вверх ногами, черт побери.
Джон Шар к: Как можно!
Слушатель: Конечно, вы, Джон, можете смеяться, но представьте, каково это, если повсюду будут висеть перевернутые распятия.
Джон Шарк: Ну, перевернутый флаг и перевернутое распятие – это все-таки не одно и то же.
Слушатель: Разумеется, одно и то же, глупый ты мудак. На флаге-то что? Крест. Так ведь?
Передача Джона Шарка
Радио Лидс
Воскресенье, 5 июня 1977 года
Глава восьмая
– Еще один случай, – сказал Хадден.
Но я лежал не шевелясь, глядя, как крохотные черные и белые шотландцы стоят на коленях и голыми руками выдирают из земли траву с корнями. Телефон выскользнул из моей руки, я думал: Кэрол, Кэрол, вот так оно теперь и будет всегда, во веки веков, а, Кэрол?
– Пресс-конференция завтра.
– В воскресенье?
– Понедельник – общегосударственный выходной.
– Это подпортит тебе освещение юбилейных торжеств.
– Она жива.
– Правда?
– Ей просто повезло.
– Ты так думаешь?
– Олдман считает, ему помешали.
– Молодец Джордж. Шапку долой.
– Олдман говорит, что, если ты что-то получишь, ты должен немедленно с ним связаться.
– Значит, он что-то с нее взял?
– Олдман не говорит. И ты помалкивай.
О, Кэрол, разве на том свете не бывает чудес?
Очередной голос в брэдфордской квартире, там, в темноте, за плотными шторами.
Ка Су Пен подняла глаза, ее губы шевелились, слова отставали от них:
– В октябре прошлого года я была проституткой.
Она приехала сюда за десять тысяч миль, чтобы сидеть среди тусклой, обшарпанной мебели, с серой кожей и с синими волосами, за десять тысяч миль, чтобы трахаться с йоркширскими мужиками за грязные пятерки, зажатые в потных кулаках.
Десять тысяч миль, чтобы кончить вот так:
– Я тут мало кого знаю, поэтому я обычно одна. Я работаю на Ламлейн ранним вечером, до закрытия пабов. Он подобрал меня у Персевиранс, или Перси, как тут говорят. Машина была темная, чистая. Он был дружелюбен, молчалив и дружелюбен. Сказал, что мало спал, что очень устал. Я говорю, я тоже. Усталые глаза, у него были такие усталые глаза. Мы поехали на спортивную площадку у Уайт Эбби, он спросил сколько, я сказала – пятерка, он сказал, что заплатит мне потом, но я сказала – деньги вперед, потому что потом он может не заплатить, такое уже бывало. Он сказал – хорошо и чтобы я пересела назад. Я вышла из машины, он тоже, и тут он ударил меня по голове молотком. Он ударил меня три раза, и я упала на траву, а он хотел ударить меня еще раз, но я закрыла глаза и подняла руку, тогда он ударил меня по руке, потом он вдруг перестал, я слышала, как он дышал мне в ухо, а потом дыхание прекратилось, и его уже не было, а я лежала, все было черно-белое, мимо ехали машины, потом я встала и пошла к телефонной будке, позвонила в полицию, они приехали и отвезли меня в больницу.
На ней была кремовая блузка и такие же брюки, она сидела, сжав ноги, ее босые пальцы касались друг друга.
– Вы помните, как он выглядел?
Ка Су Пен закрыла глаза, закусила губу.
– Простите, – сказал я.
– Ничего. Я не хочу помнить, я хочу забыть, но я не могу забыть, только помнить. Я только и делаю, что помню.
– Если вы не хотите об этом говорить…
– Нет. Он был белый, ростом около пяти футов и шести дюймов…
Я почувствовал руку на своем колене, он снова был рядом, словно по мановению волшебной палочки, улыбаясь во мраке; у него в зубах застряло мясо.
– Плотный такой…
Он похлопал себя по брюху и рыгнул.
– С темными вьющимися волосами и усами, как у Джейсона Кинга.
Он пригладил волосы, поправил усы, эта улыбка.
– У него был местный акцент?
– Нет, кажется, ливерпульский.
Он приподнял бровь.
– Он сказал, что его зовут Дейв или Дон, я точно не помню.
Он нахмурился и покачал головой.
– Он был одет в желтую рубашку и джинсы.
– Что-нибудь еще?
Она вздохнула:
– Это все, что я помню.
Он подмигнул и исчез, словно по мановению волшебной палочки.
– Этого хватит? – спросила она.
– Даже слишком много, – прошептал я.
После кошмара, завтра и послезавтра.
– Вы думаете, он когда-нибудь вернется? – внезапно спросила она.
– А он что, ушел?
– Иногда, иногда я слышу его дыхание на подушке, рядом со мной, – сказала она.
Ее печальное лицо жестоко изранено тупым инструментом, черные и синие пряди волос печально колышутся над увечьями.
Я протянул в темноте руку:
– Разрешите?
Она наклонилась вперед, раздвинув волосы.
В дальней комнате она задернула занавески.
Я положил десятифунтовую купюру под часы, стоявшие на столике у изголовья. Было воскресное утро. Мы сидели спиной друг к другу по разным сторонам односпальной кровати и раздевались.
Я встал и спустил штаны.
Потом я обернулся – она лежала на кровати уже голая.
Я лег на нее. У меня не стоял.
Она подвигала рукой у меня между ног, потом перестала, опрокинула меня на спину, потянулась к столику, достала презерватив.
Она надела его на мой член, потом села на меня верхом, и я вошел в нее.
Она начала двигаться вверх-вниз, ее грудь – одни соски, вверх-вниз, ее желтоватое тело – одни кости, вверх-вниз, глаза закрыты, вверх-вниз, рот открыт, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх, вниз, вверх, вниз, вверх.
Я закрыл глаза.
Вниз.
Мы оделись, не говоря ни слова.
В дверях я сказал:
– Можно я кончу…
– Опять? – спросила она, и мы оба рассмеялись ее вопросу.
Заместитель начальника уголовного розыска Джордж Олдман с важной улыбкой:
– Господа, как вы уже знаете, четвертого числа, в субботу, в районе трех часов ночи, тридцатишестилетняя миссис Линда Кларк, проживающая в Бирли, стала жертвой жестокого нападения, имевшего место на пустыре у храма Сикхов по адресу Боулинг Бэклейн, Брэдфорд. В ходе нападения миссис Кларк получила серьезную черепно-мозговую травму и ряд колотых ранений в области спины и живота. В субботу утром миссис Кларк была прооперированна. Ей предстоит еще одна операция в конце этой недели. Однако, несмотря на тяжесть полученных ею ранений, миссис Кларк была в состоянии предоставить нам подробный отчет о времени, непосредственно предшествующем инциденту.
Он сделал паузу, глотнул воды и продолжил:
– Миссис Кларк провела вечер пятницы в танцевальном клубе «Мекка», расположенном в центре Брэдфорда. Она была одета в длинное черное бархатное платье и зеленый хлопчатобумажный жакет. Приблизительно в два часа ночи миссис Кларк покинула «Мекку» и направилась в сторону Чипсайд, где она заняла очередь на такси. Примерно через десять минут она решила пойти пешком по направлению к Бирли. Минут через тридцать водитель автомобиля «Форд-кортина-2» белого или желтого цвета с черной крышей «под атлас» предложил миссис Кларк подвезти ее до дома. Она согласилась. Это произошло на Уэйкфилд-роуд, откуда он повез миссис Кларк в переулок Боулинг Бэк-лейн, где и произошло нападение. Миссис Кларк смогла дать нам подробное описание водителя.
Он снова замолчал.
– Интересующий нас мужчина – белый, приблизительный возраст – тридцать пять лет, рост – около шести футов, телосложение крупное. Согласно описанию, у него светло-каштановые волосы до плеч, широкие брови и пухлые щеки. Мы обращаемся ко всем гражданам, которые знают мужчин, обладающих данными приметами и водящими белый или желтый «Форд-кортина-2» с черной крышей, либо имеющих доступ к данному автомобилю, с просьбой незамедлительно обратиться в Отдел чрезвычайных происшествий Брэдфорда или в местное отделение полиции.
Еще один глоток воды, еще одна пауза.
– Одно добавление: результаты судмедэкспертизы дают мне основания предполагать, что мужчина, совершивший нападение на миссис Кларк, также виновен в убийствах Терезы Кэмпбелл, Клер Стрэчен, Джоан Ричардс и Мари Уоттс. Более того, это – тот же самый человек, который совершил нападения на Джойс Джобсон в Галифаксе в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, на Аниту Берд в Клекхитоне также в тысяча девятьсот семьдесят четвертом и на мисс Ка Су Пен в Брэдфорде в октябре прошлого года.
Пауза.
Весь зал:
Йоркширский Потрошитель.
Я написал: Клер Стрэчен?
Я обвел ее имя.
Олдман попросил задавать вопросы:
– Роджер?
– Не мог бы господин заместитель полиции рассказать поподробнее о результатах судмедэкспертизы, указывающих на то, что последнее нападение – дело рук… дело рук Йоркширского Потрошителя?
– В данный момент нет.
Он ускользает…
– Джек?
– Описание, данное миссис Кларк, несколько противоречит предыдущим официальным описаниям преступника. Например, Анита Берд и Ка Су Пен утверждали, что у напавшего на них мужчины были темные вьющиеся волосы, а также борода или усы…
Джордж с шашкой наголо:
– Да, Джек, но дама из Брэдфорда, мисс Пенг, также утверждала, что у преступника был ливерпульский акцент, что противоречило данным Аниты Берд, а описание самой Аниты Берд было сделано на основании предположения, что на нее напал мужчина, несколькими минутами ранее обогнавший ее на улице.
– Предположение, которое вы поддерживали.
– Это было раньше, Джек. Это было раньше.
Я пошел обратно через заброшенный Киркгейстский рынок, через городские улицы, погрузившиеся в воскресную тишину, мимо красно-бело-синих флажков, по солнцепеку, в три часа пополудни.
Я повернул в аллею, мощеную и тенистую, я искал стену и слово, написанное красной краской.
Но слова не было, или аллея была не та, и единственные слова, попавшиеся мне по дороге, были «Ненависть» и «Лидс».
Я пошел дальше по Бриггейт, потом по Хедроу. Я дошел до собора и вошел внутрь.
Я сел сзади, в черной холодной тишине, с меня лил пот, я дышал тяжело, как собака.
Старуха с палкой пыталась встать с одной из скамей, ребенок читал молитвенник, тусклые низкие светильники висели вдоль алтаря, скульптуры и картины не сводили с меня глаз.
Я поднял голову, мой пот высох, дыхание замедлилось.
Я сидел перед Ним, перед распятием, думая о совокуплениях и убийствах, совершенных с помощью молотка, видя гвозди в Его руках, думая о совокуплениях и убийствах, совершенных с помощью отвертки, видя гвозди в Его ногах, слезы в их глазах, слезы в Его глазах, слезы в моих глазах.
Потом ребенок повел старуху за руку по проходу. Дойдя до моей скамьи, они – тени на алтаре – замерли на секунду под картинами и скульптурами. Ребенок протянул мне свой раскрытый молитвенник. Я взял его, провожая их взглядом до самого выхода.
Я опустил глаза на страницу и прочел:
ПСАЛОМ 88
Господи, Боже спасения моего!
днем вопию и ночью пред Тобою:
да внидет пред лице Твое молитва моя;
приклони ухо Твое к молению моему,
ибо душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя
приблизилась к преисподней.
Я сравнялся с нисходящими в могилу;
я стал как человек без силы, между мертвыми брошенный,
– как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь
и которые от руки Твоей отринуты.
Ты положил меня в ров преисподний, во мрак, в бездну.
Отяготела на мне ярость Твоя,
и всеми волнами Твоими Ты поразил меня.
Ты удалил от меня знакомых моих,
сделал меня отвратительным для них;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34