https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/90x90/kvadratnye/
Увидеть чужую брезгливость. Даже тень опаски, подозрение, мысль… Эрфан должен был предупредить.
Плащи, перчатки, плотные ткани. Бархатная отделка, шелковые подкладки. Реквизит в этом театре дорого стоил и был до мелочей продуман. Все – теплое, приятное на ощупь: тонкая, одурманивающе пахнущая кожа, мягкая шерсть, невесомые кружева, легкий батист. Ни миллиметра обнаженного тела ниже подбородка. И изысканный шейный платок там, где у всех на виду должна биться под кожей жилка.
Эрфан от природы любил сложные костюмы и знал толк в моде, Джерард же ненавидел, но привык. До такой степени, что – спал в рубашке и брюках, ощущая себя почти голым.
Так уж совпадало, что он то и дело выходил из Межмирья либо ранней весной, либо поздней осенью, и ощущение лета стерлось, потерялось, как терялись многие другие приятные вещи, еще связанные с жизнью в повседневном мире.
Его ухоженность, его роскошная глянцевая раковина, лакированная таинственностью, привлекала женщин. Но внутри раковины, невидимый людям, дрожал, затаившись, мягкий и мерзкий моллюск его отравленной Межмирьем сущности, дрожал и ужасался при мысли о том, чтобы распахнуть хоть на мгновение свои створки. Лучистая, кошачья, расслабленная хитреца давно погасла в зеленых глазах Джерарда, и ледяной, отработанно-отталкивающий взгляд тоже являлся инструментом личной безопасности.
Бывали среди дам и натуры понастойчивее. Но если они все-таки получали то, к чему стремились, то не произносили впоследствии ни единого слова, и мнение свое хранили в святом молчании. Джерард же их попросту не помнил. Ему было все равно, даже если бы они болтали направо и налево. Но как раз молчаливость и странно загадочный вид его случайных пассий пробуждал неуемное любопытство в их подругах, знакомых, и огонь интереса продолжал пылать тем ярче, чем откровеннее Джерард затаптывал это ненужное ему пламя. Легенда сложилась сама по себе, раньше, чем ему исполнилось двадцать пять. В тридцать он был абсолютно мифологизирован безо всякого своего в том согласия.
Коляска дернулась, остановившись. Порывшись в кармане, Джерард обнаружил там несколько м онет, расплатился и через мгновение уже стоял перед зеленой свежевыкрашенной дверью кабаре.
– Чего надо? – явный вышибала с полудебильным выражением лица тянул слова, не переставая ковыряться в зубах спичкой. – Закрыто.
– Мистресса Хедер здесь?
– Допустим… К ней не пускаем. Не велено.
– Передайте ей вот это, – Джерард со значениям поиграл брошкой в пальцах. – Сейчас передайте. Важно.
Брошка произвела некоторое впечатление, и вышибала выбросил спичку щелчком за дверь, едва не прямо в лицо Джерарду. Потом захлопнул створку, и стали слышны удаляющиеся шаги.
Ожидание длилось недолго. Тот же полудебил важно произнес:
– Мистресса желает видеть вас.
И приотворил дверь на такое расстояние, что и стройной балеринке не протиснуться, не то, что рослому мужчине, да еще плотно одетому. Джерард приложил усилия, двинул двери на себя, проник внутрь. Опять не оставив на посту у двери никого, вышибала потопал через роскошный просторный холл к незаметной дверце под лестницей. За этой дверцей, будто в сказке, находилась малая лесенка, винтовая, узкая.
– Три пролета наверх, дверь со стеклянным кружочком, – пробасил сопровождающий.
Ага, значит, не желает ползти вверх еще раз, боится, тушка застрянет. Правильно боится.
Дверь «с кружочком» вообще являлась единственной дверью на этаже.
Постучал.
– Открыто, – сухой строгий голос из-за двери. Вошел и сюда. Уже третьи воротца этого теремка. В кресле сидела и сама хозяйка, боком к нему, что-то писала в большой книге. Не подняла головы, не взглянула. Узоры на ее халате так дивно гармонировали с мебелью, что при желании можно тут эту хрупкую даму и потерять.
– Откуда у вас это? – без предисловий спросила дама, продолжая уделять внимание только записям.
– Вы – мистресса Хедер? – уточнил он.
– Да. А – вы?
– А я – нет.
– Не поняла?
Да подними же голову! Поплыли долгожданные картинки памяти. Смутные, смутные.
– Откуда у вас брошь Лайоли?
– Девушка, которая дала мне эту брошь, умерла.
– Вы убили ее?
Какой светский тон вопроса, вот уж выдержка. Посмотри на меня!
– Я убил волка, который ее загрыз.
– Рос-Брандтовский оборотень… О нем писали в газетах. Значит, это правда?
Ага, не все так просто, вот голос и дрогнул.
– Правда. Но не вся. Лайоли была его последней жертвой. Мне очень жаль.
Он прислушался к себе. Жаль? Кажется, да.
– Спасибо, что принесли это сюда. Чего же вы хотите?
– Она говорила, что меня примут с почестями, – усмехнулся Джерард.
Мадам выломала вопросительно бровь. Вычеркнула строчку, нахмурилась.
– О каких именно почестях идет речь?
– Мне нужно пожить где-то некоторое время.
– Тут не гостиница. Ваши требования не имеют под собою оснований.
– Речь идет скорее об убежище, чем о развлечениях, – откровенно сказал Джерард. – И я не требую. Я прошу. И принимаю любой ответ.
– Ваш голос знаком, – задумчиво поднялась с кресла мистресса. – Вы не бывали здесь раньше?
– Нет, мадам.
– Кто вы и чем занимаетесь?
– Я Иноходец.
Мадам неотрывно смотрела на гостя, вертела брошку. Пчелка стукнула о пол и откатилась почти под самый шкаф. На тонком пальце женщины обиженно дрожала капелька крови.
– Джерри! Ты?!
И пополз долгожданный кусочек незрелой ореховой пленки, искусно ретушируя бледное лицо мистрессы Хедер, припудривая обрисовавшиеся скулы, затирая нежнейшей пуховкой морщинки, намечая кисточкой искорки, давно погасшие в радужках глаз.
Еще один мучительный нырок на глубину 10 лет.
Джерри-7
Плие. Анкор плие! Гран батман…
Сороконожка
– Ты большой и тяжелый, – сказал Эрфан, стоя над поверженным в пыль тренировочной площадки юношей. – Пора с этим что-то делать.
То был один из довольно длинных периодов просветления, и Эрфан бил Джерри так, для острастки, не угрожая всерьез. Мокрый от пота, парень с трудом поднялся, приглаживая слипшиеся волосы. Пыль, смешавшись с потом, покрыла тело липкой грязью. По сравнению с этим крупным распаренным существом Эрфан выглядел тоненьким и прохладным, как змея из-под камня.
Что ж, такое телосложение досталось Джерри от отца, разве он спорил? Молодой организм потреблял огромное количество пищи и сжигал ее в топке беспощадных тренировок, нигде не виднелось даже крошечной жировой складочки.
Если ему удавалось дотянуться до Эрфана, хозяин бывал сбит с ног. Если. В большинстве случаев приходилось выносить удары в спину – почки, плечи, лопатки являлись сплошным синяком.
Эрфан вздохнул и швырнул ему полотенце.
– И походка у тебя крестьянская. Воду на тебе возить. Или навоз на поля.
Иноходец, раздраженный, покинул замок в тот же час. И только вечером тренированное ухо Джерри уловило его личную, эрфановскую, музыку открывающегося Межмирья. Раздался голос, и ученик попытался определить, в каком настроении возвратился наставник. Интонация показалась очень мягкой. Пьян, что ли?
Но раздался и второй голос. Не принадлежащий прислуге! Джерри прямо в чем стоял, помчался в большой оружейный зал за любимую занавеску. Эрфан НИКОГДА не водил НИКОГО в свой дом. Чужой голос – как глоток воздуха в подземелье. Кто это?
Тихая ласковая музычка лилась сверху, с Тупиковой лестницы. Эта витая узенькая лестница без перил никуда не вела, упиралась в стену, но Эрфан жуть как любил открывать Межмирье на самом верху. И еще долго не захлопывая нору, на ее мерцающем фоне спускаться вниз. Дикий выпендреж. Эффектно, только когда видишь в первый раз. И если факелы горят вполсилы.
Все было как надо, и факелы едва освещали. Только не для ученика-распустехи повторялось на бис представление. Эрфан шел медленно, боком, чуть накрест переставляя ноги по невысоким ступенькам. Сто раз наблюдая сей фокус, Джерри горячо надеялся, что Эрфан наступит на край своего длинного тяжелого плаща. Сегодня, придерживая плащ левой рукой, правую Иноходец изящным призывным жестом протягивал кому-то…
Из полной тьмы в полумрак обеденной залы вплывал сначала сборчатый подол, потом пояс с кистями, потом окутанные мехом плечи. Женщина?!
Сердце забилось сильнее. Антураж «появления» внезапно показался уместным. Это не девчонка, с какими Джерри было легко молвить словечко о том, о сем. Это – дама. Вон какая осанка. Спускается, будто с небес на землю, да с большим одолжением. Медальонный профиль Эрфана, и в его черной перчатке – женская перчатка, тонкой светлой кожи, с меховой отделкой. Медленное завораживающее шествие, ступенька за ступенькой. Легкая музыка.
Однако, мастер, вздохнул Джерри. Такому нигде не учат. Это природа.
Для полноты впечатлений не хватало только маски. Но некоторые вещи Иноходец чтил невероятно. Маска – для работы.
– Госпожа, мы на месте, – проговорил, как пропел Эрфан. – Горничные, надеюсь, уже приготовили вашу комнату. Не стесняйтесь, распоряжайтесь ими. Это им только на пользу. Распустились без хозяйской руки, а я так часто в отъезде.
«Когда целиком, а когда только крыша», – подумал Джерри.
– О, да, рид Эрфан. Я вижу. Экономят даже освещении!
«Рид» – означает «господин», и причем знатный. Ой ли…
Иноходец засмеялся, тихонько, но как-то многообещающе.
– Каюсь, госпожа, это моя прихоть – полумрак. В нем все кажется таким… – элегантный вензель перчаткой в воздухе. – Таким необыкновенным. У тьмы особая магия, вы не находите?
Отворилась боковая дверь, теперь уже вполне настоящая, Эрфан придержал ее, пропуская гостью, и Джерри потерял их из виду.
Наутро Джерри торчал навытяжку в огромном холодном зале и как мог почтительнее взирал на ночную посетительницу.
Строгая дама с ледяным взглядом светлосерых глаз, невозможно стройная в черном костюме для танцев, с волосами «в узел» на затылке и бесстрастным выражением лица стояла, слегка опираясь локтем левой руки на станок. Изящная, небрежная поза.
В странных штанах в обтяжку, с жестким поясом на шнуровке, который заканчивался чуть ли не под грудью, было трудно дышать. И еще было страшно стыдно глядеть на себя в зеркало. Даму же, видимо, это не смущало. Она подошла и вдумчиво обозрела Джерри в течение минимум двадцати минут. Парень залился краской и смотрел в пол.
– Называй меня госпожа Хедер. Я твой хореограф. Как же твое имя?
– Джерри.
– Джерри, – в ее глазах была насмешка, задрав подбородок, она заглядывала в лицо преувеличенно снизу вверх. – Есть ли у тебя имя побольше?
– Джерард, – полу проглоти л он.
– Джерард, – повторила дама, с удовольствием выделив каждую букву «р». – У тебя, говорят, проблемы? А ну, пройдись до окна, я посмотрю.
Он прошелся. Туда, обратно. Женщина нахмурилась – не сердито, оценивающе.
– Да, – сказала она спустя минутку. – Но было бы странно человеку твоего роста порхать по-птичьи. Есть грация фламинго, а есть грация дракона. Каждому свое. А маневренность слабовата лишь потому, что ты не балансируешь, просто бросаешь вес, куда придется. Будем учиться распределять.
– Можно вопрос, госпожа Хедер?
– Да?
Он помялся:
– А мне обязательно носить эти… это…
– Повернись-ка.
Джерри повернулся. Дама за что-то схватилась и дернула с недюжинной силой. Воздуха поубавилось.
– Это корсет, Джерррард, – наставительно сообщила она. – Пожалуй, стоит добавить еще ремень и ошейник для осанки.
Ему захотелось завыть и убежать.
– Ого! – отреагировал Эрфан, появляясь в зале, и окидывая пошлым взглядом униформу воспитанника. – Во что здесь играют?
– Нам нужен канат, – непреложным тоном заявила госпожа Хедер. – И еще музыка.
– Будет вам и музыка, будет и канат.
За неимением личного оркестра Эрфан приволок откуда-то механическую птицу в клетке. И толстенький канат. Насчет музыки Джерри раздумывал, а не открыть ли Межмирье – тренировался, научился, похвастаться не перед кем, и, кстати, его личная мелодия очень ритмична. Но Эрфан давал четкие указания насчет несанкционированных действий. Проще говоря – водить даму Хедер за руку по Межмирью и изображать из себя легендарное существо полагалось только одному человеку.
– Ты собираешься лезть на канат в ботинках? – удивилась хореограф, когда веревка была подвешена, а Эрфан уже откланялся и исчез по делам.
На его семнадцатом эффектном падении с высоты человеческого роста мистресса растерянно поправила в прическе шпильку и жестом подозвала к станку.
– Какие танцы ты знаешь?
Какие? Где же разъезжают театры в повозках? Село, деревня, поле, лес. Такие и танцы.
Учительница по-своему истолковала его молчание:
– Ничего. Не страшно. В принципе, с сотворения мира мало кто добавлял действительно новое движение. И совсем уж неестественных для человеческого тела практически нет. Да они тебе и незачем. Шаг есть самое простое и одновременно самое сложное. Шаг бывает…
Вообще-то Джерри думал, что шаги это то, чем ходят, но такой функции балетмейстеры всех эпох за шагом не признавали. К концу первого занятия Джерри забыл, как ходил до этого, а по-новому еще не научился.
– Ну, как? Полная безнадега? – кивнул в его сторону возвратившийся Эрфан. – Слышал, чтобы у людей руки не оттуда росли, но чтобы ноги…
– Да зря вы так, ноги там в порядке, – не согласилась мистресса. – Хорошие, можно сказать, ноги. У него на удивление классическая ступня канатоходца – длинная, узкая. Но – баланс. Мешает абсолютное отсутствие баланса. Надеюсь, поправимо.
– А ну, на конюшню, – огрызнулся Эрфан, заметив, как завороженно Джерри слушает мнение хореографа о своей персоне. – Или устал? Массаж с розовым маслом не заказать?
На втором занятии госпожа заметила, как сильно стесняется ученик своего вида, и разрешила накидывать сверху рубашку.
Джерри втайне желал новой преподавательнице всего хорошего за вот эти подъемы после первых петухов. Пока не приметил, что она-то просыпается гораздо раньше, да еще в том же самом классе проделывает упражнения, для которых его, например, потребовалось бы вначале сварить. Человеческие конечности ТАК не гнутся! Он устыдился, заткнулся и стал гораздо прилежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Плащи, перчатки, плотные ткани. Бархатная отделка, шелковые подкладки. Реквизит в этом театре дорого стоил и был до мелочей продуман. Все – теплое, приятное на ощупь: тонкая, одурманивающе пахнущая кожа, мягкая шерсть, невесомые кружева, легкий батист. Ни миллиметра обнаженного тела ниже подбородка. И изысканный шейный платок там, где у всех на виду должна биться под кожей жилка.
Эрфан от природы любил сложные костюмы и знал толк в моде, Джерард же ненавидел, но привык. До такой степени, что – спал в рубашке и брюках, ощущая себя почти голым.
Так уж совпадало, что он то и дело выходил из Межмирья либо ранней весной, либо поздней осенью, и ощущение лета стерлось, потерялось, как терялись многие другие приятные вещи, еще связанные с жизнью в повседневном мире.
Его ухоженность, его роскошная глянцевая раковина, лакированная таинственностью, привлекала женщин. Но внутри раковины, невидимый людям, дрожал, затаившись, мягкий и мерзкий моллюск его отравленной Межмирьем сущности, дрожал и ужасался при мысли о том, чтобы распахнуть хоть на мгновение свои створки. Лучистая, кошачья, расслабленная хитреца давно погасла в зеленых глазах Джерарда, и ледяной, отработанно-отталкивающий взгляд тоже являлся инструментом личной безопасности.
Бывали среди дам и натуры понастойчивее. Но если они все-таки получали то, к чему стремились, то не произносили впоследствии ни единого слова, и мнение свое хранили в святом молчании. Джерард же их попросту не помнил. Ему было все равно, даже если бы они болтали направо и налево. Но как раз молчаливость и странно загадочный вид его случайных пассий пробуждал неуемное любопытство в их подругах, знакомых, и огонь интереса продолжал пылать тем ярче, чем откровеннее Джерард затаптывал это ненужное ему пламя. Легенда сложилась сама по себе, раньше, чем ему исполнилось двадцать пять. В тридцать он был абсолютно мифологизирован безо всякого своего в том согласия.
Коляска дернулась, остановившись. Порывшись в кармане, Джерард обнаружил там несколько м онет, расплатился и через мгновение уже стоял перед зеленой свежевыкрашенной дверью кабаре.
– Чего надо? – явный вышибала с полудебильным выражением лица тянул слова, не переставая ковыряться в зубах спичкой. – Закрыто.
– Мистресса Хедер здесь?
– Допустим… К ней не пускаем. Не велено.
– Передайте ей вот это, – Джерард со значениям поиграл брошкой в пальцах. – Сейчас передайте. Важно.
Брошка произвела некоторое впечатление, и вышибала выбросил спичку щелчком за дверь, едва не прямо в лицо Джерарду. Потом захлопнул створку, и стали слышны удаляющиеся шаги.
Ожидание длилось недолго. Тот же полудебил важно произнес:
– Мистресса желает видеть вас.
И приотворил дверь на такое расстояние, что и стройной балеринке не протиснуться, не то, что рослому мужчине, да еще плотно одетому. Джерард приложил усилия, двинул двери на себя, проник внутрь. Опять не оставив на посту у двери никого, вышибала потопал через роскошный просторный холл к незаметной дверце под лестницей. За этой дверцей, будто в сказке, находилась малая лесенка, винтовая, узкая.
– Три пролета наверх, дверь со стеклянным кружочком, – пробасил сопровождающий.
Ага, значит, не желает ползти вверх еще раз, боится, тушка застрянет. Правильно боится.
Дверь «с кружочком» вообще являлась единственной дверью на этаже.
Постучал.
– Открыто, – сухой строгий голос из-за двери. Вошел и сюда. Уже третьи воротца этого теремка. В кресле сидела и сама хозяйка, боком к нему, что-то писала в большой книге. Не подняла головы, не взглянула. Узоры на ее халате так дивно гармонировали с мебелью, что при желании можно тут эту хрупкую даму и потерять.
– Откуда у вас это? – без предисловий спросила дама, продолжая уделять внимание только записям.
– Вы – мистресса Хедер? – уточнил он.
– Да. А – вы?
– А я – нет.
– Не поняла?
Да подними же голову! Поплыли долгожданные картинки памяти. Смутные, смутные.
– Откуда у вас брошь Лайоли?
– Девушка, которая дала мне эту брошь, умерла.
– Вы убили ее?
Какой светский тон вопроса, вот уж выдержка. Посмотри на меня!
– Я убил волка, который ее загрыз.
– Рос-Брандтовский оборотень… О нем писали в газетах. Значит, это правда?
Ага, не все так просто, вот голос и дрогнул.
– Правда. Но не вся. Лайоли была его последней жертвой. Мне очень жаль.
Он прислушался к себе. Жаль? Кажется, да.
– Спасибо, что принесли это сюда. Чего же вы хотите?
– Она говорила, что меня примут с почестями, – усмехнулся Джерард.
Мадам выломала вопросительно бровь. Вычеркнула строчку, нахмурилась.
– О каких именно почестях идет речь?
– Мне нужно пожить где-то некоторое время.
– Тут не гостиница. Ваши требования не имеют под собою оснований.
– Речь идет скорее об убежище, чем о развлечениях, – откровенно сказал Джерард. – И я не требую. Я прошу. И принимаю любой ответ.
– Ваш голос знаком, – задумчиво поднялась с кресла мистресса. – Вы не бывали здесь раньше?
– Нет, мадам.
– Кто вы и чем занимаетесь?
– Я Иноходец.
Мадам неотрывно смотрела на гостя, вертела брошку. Пчелка стукнула о пол и откатилась почти под самый шкаф. На тонком пальце женщины обиженно дрожала капелька крови.
– Джерри! Ты?!
И пополз долгожданный кусочек незрелой ореховой пленки, искусно ретушируя бледное лицо мистрессы Хедер, припудривая обрисовавшиеся скулы, затирая нежнейшей пуховкой морщинки, намечая кисточкой искорки, давно погасшие в радужках глаз.
Еще один мучительный нырок на глубину 10 лет.
Джерри-7
Плие. Анкор плие! Гран батман…
Сороконожка
– Ты большой и тяжелый, – сказал Эрфан, стоя над поверженным в пыль тренировочной площадки юношей. – Пора с этим что-то делать.
То был один из довольно длинных периодов просветления, и Эрфан бил Джерри так, для острастки, не угрожая всерьез. Мокрый от пота, парень с трудом поднялся, приглаживая слипшиеся волосы. Пыль, смешавшись с потом, покрыла тело липкой грязью. По сравнению с этим крупным распаренным существом Эрфан выглядел тоненьким и прохладным, как змея из-под камня.
Что ж, такое телосложение досталось Джерри от отца, разве он спорил? Молодой организм потреблял огромное количество пищи и сжигал ее в топке беспощадных тренировок, нигде не виднелось даже крошечной жировой складочки.
Если ему удавалось дотянуться до Эрфана, хозяин бывал сбит с ног. Если. В большинстве случаев приходилось выносить удары в спину – почки, плечи, лопатки являлись сплошным синяком.
Эрфан вздохнул и швырнул ему полотенце.
– И походка у тебя крестьянская. Воду на тебе возить. Или навоз на поля.
Иноходец, раздраженный, покинул замок в тот же час. И только вечером тренированное ухо Джерри уловило его личную, эрфановскую, музыку открывающегося Межмирья. Раздался голос, и ученик попытался определить, в каком настроении возвратился наставник. Интонация показалась очень мягкой. Пьян, что ли?
Но раздался и второй голос. Не принадлежащий прислуге! Джерри прямо в чем стоял, помчался в большой оружейный зал за любимую занавеску. Эрфан НИКОГДА не водил НИКОГО в свой дом. Чужой голос – как глоток воздуха в подземелье. Кто это?
Тихая ласковая музычка лилась сверху, с Тупиковой лестницы. Эта витая узенькая лестница без перил никуда не вела, упиралась в стену, но Эрфан жуть как любил открывать Межмирье на самом верху. И еще долго не захлопывая нору, на ее мерцающем фоне спускаться вниз. Дикий выпендреж. Эффектно, только когда видишь в первый раз. И если факелы горят вполсилы.
Все было как надо, и факелы едва освещали. Только не для ученика-распустехи повторялось на бис представление. Эрфан шел медленно, боком, чуть накрест переставляя ноги по невысоким ступенькам. Сто раз наблюдая сей фокус, Джерри горячо надеялся, что Эрфан наступит на край своего длинного тяжелого плаща. Сегодня, придерживая плащ левой рукой, правую Иноходец изящным призывным жестом протягивал кому-то…
Из полной тьмы в полумрак обеденной залы вплывал сначала сборчатый подол, потом пояс с кистями, потом окутанные мехом плечи. Женщина?!
Сердце забилось сильнее. Антураж «появления» внезапно показался уместным. Это не девчонка, с какими Джерри было легко молвить словечко о том, о сем. Это – дама. Вон какая осанка. Спускается, будто с небес на землю, да с большим одолжением. Медальонный профиль Эрфана, и в его черной перчатке – женская перчатка, тонкой светлой кожи, с меховой отделкой. Медленное завораживающее шествие, ступенька за ступенькой. Легкая музыка.
Однако, мастер, вздохнул Джерри. Такому нигде не учат. Это природа.
Для полноты впечатлений не хватало только маски. Но некоторые вещи Иноходец чтил невероятно. Маска – для работы.
– Госпожа, мы на месте, – проговорил, как пропел Эрфан. – Горничные, надеюсь, уже приготовили вашу комнату. Не стесняйтесь, распоряжайтесь ими. Это им только на пользу. Распустились без хозяйской руки, а я так часто в отъезде.
«Когда целиком, а когда только крыша», – подумал Джерри.
– О, да, рид Эрфан. Я вижу. Экономят даже освещении!
«Рид» – означает «господин», и причем знатный. Ой ли…
Иноходец засмеялся, тихонько, но как-то многообещающе.
– Каюсь, госпожа, это моя прихоть – полумрак. В нем все кажется таким… – элегантный вензель перчаткой в воздухе. – Таким необыкновенным. У тьмы особая магия, вы не находите?
Отворилась боковая дверь, теперь уже вполне настоящая, Эрфан придержал ее, пропуская гостью, и Джерри потерял их из виду.
Наутро Джерри торчал навытяжку в огромном холодном зале и как мог почтительнее взирал на ночную посетительницу.
Строгая дама с ледяным взглядом светлосерых глаз, невозможно стройная в черном костюме для танцев, с волосами «в узел» на затылке и бесстрастным выражением лица стояла, слегка опираясь локтем левой руки на станок. Изящная, небрежная поза.
В странных штанах в обтяжку, с жестким поясом на шнуровке, который заканчивался чуть ли не под грудью, было трудно дышать. И еще было страшно стыдно глядеть на себя в зеркало. Даму же, видимо, это не смущало. Она подошла и вдумчиво обозрела Джерри в течение минимум двадцати минут. Парень залился краской и смотрел в пол.
– Называй меня госпожа Хедер. Я твой хореограф. Как же твое имя?
– Джерри.
– Джерри, – в ее глазах была насмешка, задрав подбородок, она заглядывала в лицо преувеличенно снизу вверх. – Есть ли у тебя имя побольше?
– Джерард, – полу проглоти л он.
– Джерард, – повторила дама, с удовольствием выделив каждую букву «р». – У тебя, говорят, проблемы? А ну, пройдись до окна, я посмотрю.
Он прошелся. Туда, обратно. Женщина нахмурилась – не сердито, оценивающе.
– Да, – сказала она спустя минутку. – Но было бы странно человеку твоего роста порхать по-птичьи. Есть грация фламинго, а есть грация дракона. Каждому свое. А маневренность слабовата лишь потому, что ты не балансируешь, просто бросаешь вес, куда придется. Будем учиться распределять.
– Можно вопрос, госпожа Хедер?
– Да?
Он помялся:
– А мне обязательно носить эти… это…
– Повернись-ка.
Джерри повернулся. Дама за что-то схватилась и дернула с недюжинной силой. Воздуха поубавилось.
– Это корсет, Джерррард, – наставительно сообщила она. – Пожалуй, стоит добавить еще ремень и ошейник для осанки.
Ему захотелось завыть и убежать.
– Ого! – отреагировал Эрфан, появляясь в зале, и окидывая пошлым взглядом униформу воспитанника. – Во что здесь играют?
– Нам нужен канат, – непреложным тоном заявила госпожа Хедер. – И еще музыка.
– Будет вам и музыка, будет и канат.
За неимением личного оркестра Эрфан приволок откуда-то механическую птицу в клетке. И толстенький канат. Насчет музыки Джерри раздумывал, а не открыть ли Межмирье – тренировался, научился, похвастаться не перед кем, и, кстати, его личная мелодия очень ритмична. Но Эрфан давал четкие указания насчет несанкционированных действий. Проще говоря – водить даму Хедер за руку по Межмирью и изображать из себя легендарное существо полагалось только одному человеку.
– Ты собираешься лезть на канат в ботинках? – удивилась хореограф, когда веревка была подвешена, а Эрфан уже откланялся и исчез по делам.
На его семнадцатом эффектном падении с высоты человеческого роста мистресса растерянно поправила в прическе шпильку и жестом подозвала к станку.
– Какие танцы ты знаешь?
Какие? Где же разъезжают театры в повозках? Село, деревня, поле, лес. Такие и танцы.
Учительница по-своему истолковала его молчание:
– Ничего. Не страшно. В принципе, с сотворения мира мало кто добавлял действительно новое движение. И совсем уж неестественных для человеческого тела практически нет. Да они тебе и незачем. Шаг есть самое простое и одновременно самое сложное. Шаг бывает…
Вообще-то Джерри думал, что шаги это то, чем ходят, но такой функции балетмейстеры всех эпох за шагом не признавали. К концу первого занятия Джерри забыл, как ходил до этого, а по-новому еще не научился.
– Ну, как? Полная безнадега? – кивнул в его сторону возвратившийся Эрфан. – Слышал, чтобы у людей руки не оттуда росли, но чтобы ноги…
– Да зря вы так, ноги там в порядке, – не согласилась мистресса. – Хорошие, можно сказать, ноги. У него на удивление классическая ступня канатоходца – длинная, узкая. Но – баланс. Мешает абсолютное отсутствие баланса. Надеюсь, поправимо.
– А ну, на конюшню, – огрызнулся Эрфан, заметив, как завороженно Джерри слушает мнение хореографа о своей персоне. – Или устал? Массаж с розовым маслом не заказать?
На втором занятии госпожа заметила, как сильно стесняется ученик своего вида, и разрешила накидывать сверху рубашку.
Джерри втайне желал новой преподавательнице всего хорошего за вот эти подъемы после первых петухов. Пока не приметил, что она-то просыпается гораздо раньше, да еще в том же самом классе проделывает упражнения, для которых его, например, потребовалось бы вначале сварить. Человеческие конечности ТАК не гнутся! Он устыдился, заткнулся и стал гораздо прилежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30