Эмма быстро встала. Это был стул с полированными подлокотниками красного дерева, обитый парчой цвета сливок. Она переместилась на стул, стоящий рядом. Настроение ухудшилось. То, как Сара сгущала краски, развлекало ее в первые минуты. Но сейчас она больше не забавлялась. Она испытывала чувство страха. С нее хватит.
Когда дверь открылась и Марк вошел в комнату, она затаила дыхание на мгновение.
– Эмма, я рад, что ты смогла прийти, – сказал он и подошел, чтобы поздороваться за руку.
Сара нахмурилась. Когда Марк хмурился, он выглядел внушительно; Сара выглядела просто злой.
Марк сел около Эммы.
– Как ты устроилась? Как дела на новом месте?
– Прекрасно. – Она была счастлива.
– Моя сестра в числе ваших постоянных клиентов.
– Гиллиан тоже была, – сказала Сара.
Она подала нарезанный пирог. Эмма больше получаса мусолила маленький бутерброд, но он не лез в горло. Она взяла пирог и начала есть его. Потом заметила, что Сара ковыряет пирог вилкой. «Аристократичные манеры», – сказал бы отец Эммы, улыбаясь. Она сомневалась, ела ли когда-нибудь Сара пирог руками.
Марк спросил Эмму о самочувствии отца.
– Все хорошо, – сказала она. И спасибо за те документы. Он нашел их очень интересными.
– Ваш бедный отец, – вздохнула Сара.
Эмма была озадачена.
– Сейчас у него все хорошо с сердцем.
– Я не говорю про болезнь, – сказала Сара.
– Тогда о чем вы?
– Я о продаже земли и мельницы тому ужасному человеку. Я не обвиняю вашего отца, я уверена, что он и не думал о продаже, пока с ним не заговорили об этом.
Выходило, будто отец не смог противостоять натиску Корби Кемпсона. Эмме пришлось более или менее вразумительно объяснить, что она тоже сначала не поверила в продажу. Она дала понять Саре Хардич, что не позволит выставлять отца идиотом.
Сара наклонилась вперед, от удивления и негодования ее голос сделался пронзительным:
– Вы знали, что все было улажено за полдня? Ваш отец встретил этого Кемпсона, а следующим утром поверенные подготовили документы. Мы и не знали ничего до появления строителей на мельнице.
– Я тоже ничего не знала, – сказала Эмма для Марка, а не для Сары.
– Вы видели его, конечно, – сказала Сара. – Я знаю, что он часто бывает в вашем доме.
– Вы говорите о Корби? Да, он бывает.
– Что вы думаете о нем? – требовательно спросила Сара, и Эмма поняла, что это вопрос с подвохом. Марк ненавидел Корби, а Сара подчеркивала, что Корби и Эмма, вероятно, друзья. «На чьей вы стороне?» – вот как на самом деле звучал вопрос. И Марк также ожидал ответа.
Эмма и Корби не были близкими друзьями, хотя теперь она заскучала бы без его визитов в «Милл-Хаус». Но сказать о симпатии означало прекратить любое общение с Марком. Никто не смог бы дружить с этими двоими людьми одновременно. Она почти слышала голос Корби: «Выбирайте, дорогая Эмма».
У нее не было выбора. Она любила Марка слишком долго. Никто не шел в сравнение с ним. Несмотря на гнев тонкогубой Сары, с неодобрением смотревшей на все происходящее, Эмма все-таки была здесь. И все из-за Марка, который велел сестре пригласить ее. Марк Хардич – сильный и гордый, полный достоинства. И Корби – беспокойный и безжалостный. Марк Хардич, как и его дом, противостоял шторму. Корби был частью шторма.
Она услышала свой собственный голос, холодно произносящий:
– Я едва знаю этого человека. Этого недостаточно, чтобы составить свое мнение о нем.
Тактика была правильной. Она показала свое безразличие, а Марк закивал с таким выражением лица, как если бы это был тот ответ, который он хотел услышать.
Она же мысленно спрашивала себя, будет ли Корби смеяться, узнав все это. Вероятно, он скажет: «Вы правы. Вы не знаете меня достаточно».
Сара не успокоилась. Она опять принялась за свое:
– Но конечно, такой постоянный посетитель…
Марк бросил:
– Сара, моя дорогая, я думаю, что мы исчерпали этот предмет.
Выражение лица Сары красноречиво говорило, что они даже не приблизились к нему. «И не подумайте заканчивать эту тему», – казалось, кричали глаза Сары, смотрящие на Эмму.
Марк поставил на стол пустую чайную чашку.
– Не хочешь ли взглянуть на конюшни? – спросил он Эмму.
Эмма ухватилась бы за любое предложение, которое позволило бы оставить Сару и уйти. Она пошла бы знакомиться даже со слесарным делом, предложи он это.
Когда ей было девятнадцать, она притворно интересовалась скаковыми лошадьми, все из-за конного завода, которым владел Марк. Но она не была на скачках с той поры, как уехала из дома в Лондон. Она не могла помнить клички лошадей, завоевавших Главный национальный приз или выигравших Дерби. Но совершенно точно, они не принадлежали Хардичу.
Они вышли из дома во внутренний двор, где стояли конюшни. Марк сказал:
– У сестры добрые намерения, но наш разговор зашел куда-то не туда.
– Нет, – тихо сказала Эмма. Он мог принять это за вежливое опровержение. Однако Эмма просто хотела сказать: «Добрые намерения – неужели?!»
В ярком дневном свете все, казалось, сверкало: от булыжников под ногами и без того блестящих крупов лошадей. Все улыбалось. Марк Хардич не был в дружеских отношениях со своими работниками, они слегка побаивались его, но все, казалось, были рады видеть его с Эммой. Это не было связано лично с ней. Просто все были рады, что он занят с кем-то, а не контролирует их работу. Она стала первым посетителем конного завода в этот день.
Крисси, в бриджах, резиновых сапогах, с расстегнутым воротом рубашки, мыла шваброй пустое стойло. Она бодро сказала:
– Привет, пришли, чтобы посмотреть, как я зарабатываю на хлеб? – А за спиной Марка изобразила Эмме, что умирает от любопытства. Как только работа закончится, Крисси с нетерпением будет ждать в «Милл-Хаус» Эмму с рассказом.
Три лошади вереницей влетели во внутренний двор после прогулки. Они все были роскошные животные, но один, темно-каштановый, атласно-блестящий, был особенно хорош.
– Ну что за красавец! – воскликнула Эмма. Она протянула руку, чтобы погладить его сверкающий бок, но Марк резко сказал:
– Не касайся его!
Повернувшись к нему, Эмма увидела, что на его щеке дергалась нервная жилка. Вокруг поднялась суматоха, лошадей поспешно увели. Марк спокойно сказал:
– Возвратимся назад?
Двигаясь по проходу, который вел мимо кухонь в зал, снова в гостиную, Эмма спросила:
– Ты ведешь меня назад, к Саре?
– Да.
– Думаю, что мне пора домой. Извини за лошадь.
Марк остановился:
– Ты поняла…
Она поняла, что это, должно быть, была лошадь, которая убила Гиллиан.
– Извини, – сказал он. – Конечно, ты не могла знать. – Он говорил с усилием. – Я не могу заставить себя избавиться от животного. Она очень любила его.
Если это был любимец Гиллиан, конечно, она обращалась с ним нежно, гладила его, как и Эмма собиралась сделать. Видимо вид девушки, стоящей рядом с этой лошадью, ласкающей именно это животное, возбудил в Марке болезненные воспоминания, тщательно запрятанные в глубины его сознания.
Довольно узкий проход был темен, и лицо Эммы оказалось затенено. Марк встал напротив Эммы, смотря на нее сверху вниз, и она осторожно спросила:
– Что ты собираешься делать теперь?
– У меня есть работа.
– Конечно есть. – Она столько раз мечтала быть рядом с Марком, иметь возможность успокаивать, помогать ему. – Но ты не должен замыкаться в себе. Не должен отгораживаться от людей.
Он поднял голову, она ждала его возражений, но Марк почувствовал, что тревога Эммы искренна, а мало кто из мужчин мог остаться равнодушным к ее трепетному вниманию.
– Пообедаешь со мной сегодня вечером? – Марк сказал это довольно резко.
– Если пригласишь.
– Я приглашаю.
Она почувствовала, что всю жизнь ждала этого момента – момента, когда она станет нужна Марку Хардичу. Если бы она могла помочь ему в его одиночестве! Для нее больше ничего и не надо. Она была бы так нежна, так осторожна, чтобы не причинять ему боли. Должно быть, судьба привела ее сюда в нужный момент. Она чуть не заплакала от счастья.
– В восемь, хорошо? – сказал Марк.
Она кивнула и улыбнулась, и они двигались по коридору дальше.
– Я только попрощаюсь с Сарой, – сказала Эмма.
– Я провожу.
– Не надо. У тебя много работы. Расстояние до моего дома не так уж велико. – Особенно через луг, но она лучше не пойдет через луг.
Как только они подошли к холлу, зазвонил телефон. В то время как Марк снимал трубку, чтобы ответить на звонок, Эмма вошла в гостиную. Сара все еще сидела у камина, но чашки уже были убраны, и она листала журнал. Увидев Эмму, она вытянула шею, ища Марка.
Эмма прошла через комнату.
– Спасибо за приглашение. Заходите теперь вы ко мне на чай, когда сочтете возможным.
В ответ Сара вскинула брови так, если бы ей предложили чай в доме, пользующемся дурной славой.
– Спасибо, – промолвила Сара Хардич холодно, – это восхитительно. Но у меня не будет свободной минуты в ближайшие дни…
– Понимаю, – сказала Эмма.
– Очевидно, вы опять увидитесь с Марком.
Эмма знала, что пылающие щеки выдают ее. Она ответила:
– Да.
Дверь в холл была открыта. Сара сидела, а Эмма стояла на некотором расстояний от нее. Сара говорила негромко, однако неистово.
– Вы – дура. Все будет как и в прошлый раз. – Она захлопнула журнал и уронила его на пол. – При виде вас он всегда будет думать о Гиллиан. Пока он с вами, он всегда будет думать о ней.
– Как в прошлый раз? – Голос Эммы был еще тише, чем у Сары, едва слышен. – Гиллиан мертва.
– Не для Марка, – сказала Сара.
Входя в комнату, он улыбнулся. Это была серьезная улыбка, обращенная к ним обеим, и Эмма спросила сама себя, случайно ли он поглядел сначала на пустой стул Гиллиан, прежде чем посмотрел на живых женщин.
Отец Эммы смотрел телевизор, когда она вернулась. Он оторвался, чтобы спросить:
– Чай у Хардичей оправдал ожидания? – И улыбнулся так, что она не смогла не улыбнуться в ответ. Его улыбка была улыбкой поддержки.
Она сказала:
– Фантастично! – И описала длинную комнату и Сару Хардич в ее резном кресле. Потом Эмма взгромоздилась на подлокотник его кресла. – Я пригласила Сару Хардич на чай, но не волнуйся, она не придет.
– Только ты и Сара Хардич, не так ли? – спросил отец с хитринкой.
– И Марк. – Тон Эммы был как бы небрежен. Она взяла газету, посмотрела программу телевидения и добавила: – Я обедаю с Марком сегодня, – равнодушно так, между прочим.
– М-м-м… ты? – пробормотал отец. Он не забыл, как Эмма покинула дом, убегая от неразделенной любви к Марку Хардичу, от его помолвки и его обручения. Однако он поинтересовался, куда они отправляются.
– Понятия не имею, – сказала Эмма беспечно. – Но постараюсь вернуться не очень поздно. – Она слезла с подлокотника. Душа ее пела, глаза светились. Радость переполняла ее. – Ложись спать, не дожидаясь меня, – сказала она и тут же рассмеялась: – Ты все сделаешь наоборот, конечно.
– Нет, – сказал отец. – Вспомни прошлый раз, когда ты ездила с Корби на ярмарку.
– Обстоятельства меняются, – сказала Эмма.
Она чувствовала вину по отношению к Корби. Ей было почти жаль, что она не сказала Саре: «Он не обманул моего отца. А вы не нуждаетесь в земле». Но Сара бы использовала это в своих целях, а это нарушило бы отношения с Марком.
Ситуация была достаточно опасной. Марк мог или замкнуться, или вернуться снова к своим друзьям и коллегам. У него было множество друзей. Эмма не сомневалась, они сделают все, чтобы он вернулся в свой круг общения. Они принадлежали, как говорила Сара, к одной социальной прослойке. И Гиллиан также.
Так как Эмма Чандлер собиралась стать главной женщиной в жизни Марка Хардича, ей необходимо было быть дипломатичной. Встать на защиту человека, которого Марк ненавидит так сильно, – это была бы большая глупость.
Да Корби и не нуждался в ее защите. Ему не было дела до Хардичей. Он тоже ненавидел их. Марка, по крайней мере. Эмма не участвовала в этой схватке. Она ничего не сказала против Корби. Она оказалась в таком положении, что вообще не смогла ничего сказать.
– Корби… – прервал отец ее размышления. – Я сказал… О, ничего, не имеет значения… – покачал головой.
– Говорили о Корби, – сказала Эмма. – Сара Хардич считает, что ты был не в своем уме, когда продал ему луг и мельницу, и она не винит тебя. Она также думает, что между Корби и мной что-то есть. Ей кажется, что он слишком много времени проводит в нашем доме.
Оба этих сообщения весьма развлекли отца: прощение и подозрения Сары. Он рассмеялся:
– Интересно, что на это скажет Корби.
– Не говори ему. – Эмма пожалела, что проболталась. – Это глупо, но я не хочу, чтобы он думал, что мы обсуждали его.
– Но вы обсуждали?
– Нет. Говорила Сара. Сара вела разговор во время чая. Она начала с продажи мельницы, и это привело прямо к Корби. Она не сказала так прямо, что он и я закадычные друзья, но, конечно, подразумевала это.
Отец извлек из кармана трубку и зажег спичку:
– О чем же вы говорили?
– Ни о чем, – сказала Эмма. – Марк молчал. Болтала только Сара.
– А потом Марк Хардич пригласил тебя на ужин, значит, ты сумела разубедить его.
– Разубедить? – отозвалась она эхом. Она знала, что он подразумевал. Он высказал ее собственные мысли.
– Не поверю, чтобы Марк хорошо относился к тому, кто дружит с Корби.
– Я не легкомысленная девчонка! – буркнула Эмма, думая, что он рассмеется.
Но он не засмеялся. Он сказал:
– Не торопись терять, Эмми. Прежде выясни, что ты приобретешь.
Она сказала тихо:
– Я иду на ужин со старым другом. Не может быть разговоров о потерях и приобретениях.
– Все равно надо все хорошенько взвесить, – сказал отец.
Когда неизвестно, куда вы пойдете на ужин, выбор одежды усложняется. Эмма осмотрела платяной шкаф. Неизвестно, будут ли они ужинать в ресторане или каком-нибудь кафе. Она решила одеться просто и со вкусом. В платье и жакете, которые она выбрала, трудновато было повернуться, но сидела эта одежда изящно, и в ней был какой-то шарм. Она знала, что Марк Хардич не приветствует, если дама вертится по сторонам.
Она была возбуждена, конечно. То, что должно произойти вечером, будет иметь важное значение. Это был второй шанс, который выпадает немногим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22