Она лежала в ванне. Волосы накручены на бигуди. Просто убивала время, отмокая в воде, когда услышала вопль Крисси:
– Эмма!
Черт бы побрал Крисси! Эмма отозвалась:
– Сейчас! – И неохотно вышла.
Когда она вошла в гостиную, Крисси нетерпеливо потребовала:
– Ну? Что вы делали в конюшнях в полдень?
– Сара Хардич пригласила меня на чай.
– Я не могу поверить в это! – Глаза Крисси блестели. – А может это было приглашение мистера Хардича?
– Сара пригласила меня. – Эмма любила Крисси. Она была очень симпатичная девочка, щедрая, любящая, но бестактная. Эмма чувствовала сильное нежелание обсуждать Марка Хардича с нею. Но было бы неприятно, если бы ей не поверили, что у нее сегодня свидание с Марком. Эмма сказала: – Я увижу Марка в восемь часов.
– О! – Крисси причмокнула губами. – Высший класс!
– Мы только ужинаем вместе. – Это она сказала уже для отца. – Не стоит поднимать шум из-за этого.
– Но… – Крисси была решительна, – уже несколько месяцев мистер Хардич никуда не выходит. После несчастного случая. У него, конечно, с тех пор не было девушки.
Боже, как они все раздували случившееся! Если Марк узнает, то все закончится. Эмма попросила:
– Пожалуйста, не говори никому, Крисси.
Крисси обещала:
– Ни слова. Куда вы идете?
– Я не знаю.
– Что ты наденешь?
– О, костюм, платье. Я не знаю.
Крисси сказала внезапно:
– С волосами, уложенными так, ты похожа на нее.
Волосы Эммы все еще были весьма неаккуратно собраны в пучок и кое-как заколоты шпильками. Ее губы внезапно пересохли.
– На кого?
– На госпожу Хардич.
– Гиллиан? – Она припомнила фотографию и не увидела никакого сходства. Никто не говорил об этом. Она сказала: – Но она была блондинка.
– Да, – сказал Крисси. Она закусила губу, глубокомысленно изучая Эмму. – Не могу объяснить… Возможно, форма твоего носа. Какое-то неуловимое сходство.
Томас Чандлер вошел в комнату, и Крисси сказала:
– Посмотри, папа, когда у Эммы закручены волосы, разве не походит она на госпожу Хардич?
Возможно, в этом была причина, по которой Марк заметил Эмму три года назад и пригласил ее сегодня вечером?
– Я этого не нахожу, – безапелляционно произнес отец.
– Высокие скулы, – продолжала Крисси. – Возможно, они.
Эмму вдруг забил озноб. Ей было как-то неприятно походить на жену Марка. Ей хотелось, чтобы Крисси наконец остановилась.
– Не хочешь чашечку чаю? Поставь чайник, сделай милость, а я поищу журнал, который у меня есть для тебя. – И Эмма ушла в гостиную.
Журнал был где-то здесь, но, главное, она ушла от Крисси. Она подошла к журнальному столику. Зеркало висело над ним, и она подняла голову, чтобы посмотреть на свое отражение.
Она видела свое собственное лицо, видела комнату за собой, камин. И Корби, сидящего около него.
– Жаль, мой цветочек, но сравнение не поможет. Последняя госпожа Хардич была сама красота, – сказал он.
– Почему вы не сидите дома вечером? – вспылила она.
– Кто бы говорил!
– Кто вам сказал? – Это было уже чересчур. – Мой отец, полагаю. – Она стала раздраженно рыться в кипе журналов, ища номер для Крисси. – И если вы будете все еще здесь, когда Марк позвонит, пожалуйста, держитесь вне его поля зрения!
Корби усмехнулся и нарочито смиренно ссутулил плечи:
– Не подобает мне вставать на пути господина Хардича.
Эмма нашла журнал, свернула его в трубочку и, смеясь, швырнула вверх, так что он просвистел мимо головы Корби.
– Говорил ли вам кто-нибудь, что вы – особо тяжелый случай?
– Мне все равно, что обо мне говорят.
– Это заметно.
Она пошла к двери, а он тихо сказал:
– Эмма…
– Да?
– Не верьте всему, что слышите.
– Слышу о чем?
Он не улыбался. Он сидел не двигаясь. И внезапно она почувствовала такую тяжесть, как если бы она никогда не видела его раньше, а тут зашла в эту комнату в собственном доме и вдруг нашла там этого загорелого человека, ожидающего ее.
Она быстро вышла, не дожидаясь ответа на свой вопрос.
Глава 5
Свидание Эммы с Марком прошло так, как она и предполагала. С того момента, как она открыла дверь и пошла к автомобилю рядом с ним, возникло чувство, что это случалось много раз раньше. Между ней и Марком Хардичем никогда не прерывалась связь – это она знала точно.
Они поехали в ресторан, что находился в городе приблизительно в десяти милях от Хардичей. Марка там не знали, но его вид и манеры, несомненно, произвели впечатление на официанта, и он сопроводил их к лучшему из свободных столиков. Он оказался в самом центре зала, и Марк указал на другой, расположенный в углу и затененный колонной.
Когда же они остались одни, Марк сказал:
– Ты не против этого перемещения? Я не хотел бы, чтобы ты подумала, что я прячусь.
– Я не против, – сказала Эмма. Из чувства самосохранения она не возражала Марку. Она хотела быть наедине с ним.
Это был тихий ужин. Марк Хардич уже привык за эти полгода обедать в одиночестве или с сестрой. Эмма ощутила это. Поэтому было безопаснее говорить поменьше, предоставляя Марку выбор тем.
Только когда Марк вез Эмму домой, он слегка расслабился. Уже у дома он спросил, хотела бы она сходить на концерт на следующей неделе. Послушать Баха. Она, конечно, хотела. Все равно куда, все равно на что. Лишь бы Марк был рядом.
Следующим утром, когда она смотрела в окно на «Хардич-Хаус», радость переполняла ее, как три года назад. Она громко смеялась, широко раскрывала руки, словно пыталась обнять весь мир. А затем она вспомнила про мельницу. Мельница была на месте, конечно. Она всегда была видна, все годы она смотрела мимо нее на «Хардич-Хаус», но Корби сумел сделать так, что теперь нельзя было считать мельницу просто фоном.
Даже с такого расстояния он мог бы видеть ее в окне почти танцующей, в очень легкой ночной рубашке. Она уронила руки и пошла одеваться, думая при этом, что сейчас она согласна с Сарой Хардич – лучше бы отец продал луг Марку.
Из-за Корби могли возникнуть проблемы. Марк не заговаривал о нем вчера вечером, и Эмма чувствовала, что и ей лучше избегать этих разговоров. Но Сара будет ждать своего шанса. Если что-либо подтверждающее более тесные отношения Эммы и Корби достигнет Сары Хардич, она сделает все, чтобы Марк тоже был в курсе. А вдруг Сара вообще наймет частного детектива. Это была сумасшедшая мысль, но присутствие Корби все-таки создавало проблемы.
Придя домой в понедельник вечером, она снова нашла его в кухне и вздохнула:
– Я знаю, что вы готовите обед время от времени, но никто не предупреждал меня о сегодняшнем вечере.
– Никто ничего и не готовил, – сказал он, – это – холодная говядина, а ваш отец занят с Серой Леди. Он нашел кого-то знающего и пошел разузнать о ней.
– А что вы делаете здесь?
– Он попросил, чтобы я сообщил вам.
– Но почему он не оставил записку?
Корби пожал плечами:
– Спросите его. Сегодня не ваш день рождения, не так ли?
– Нет. А что?
– Кто-то прислал вам цветы днем.
Это мог быть Дэвид Хавкинс – один из нескольких экс-поклонников, от которых Эмма уехала. Но вдруг это Марк? Ее «Где?» было произнесено с затаенным дыханием.
– В ванне, – сказал Корби.
Огромный букет белых роз, столь совершенных, что она едва смела коснуться их. Она взяла крошечный конверт и открыла его дрожащими пальцами. «Спасибо, Эмма. Марк », – было написано на открытке внутри.
Она была на седьмом небе от счастья. О, как она была счастлива!
– Спасибо – за что? – произнес Корби с любопытством, прочитав открытку, так как Эмма все еще держала ее в руке, и она непроизвольно отдернула руку.
– Как вы смеете? – прошипела она.
– Вы должны признать, что это похоже на компромисс.
Спасибо. За первую брешь в каменной стене одиночества, за понимание, за заботу… Это не имело смысла для Корби, и она не хотела ничего обсуждать с ним.
Она нежно подняла букет. Должно быть, в нем три или четыре дюжины роз. Слишком красивый, чтобы быть реальным. Она забеспокоилась. Цветы будут увядать, и она потеряет первый подарок Марка.
Корби наклонялся вперед, нависая темной головой над белыми цветами.
– Никакого аромата, – сказал он. – Но шипов также нет.
Она сказала жестко:
– Не касайтесь моих цветов!
– Что же будет, если дотронусь?
Она испугалась на мгновение, что он заберет их у нее. Мучая ее, будет держать их высоко над головой, чтобы она не могла достать, или вообще выкинет в окно. Он улыбался, но это не будет шуткой, это будет чудовищно. Если он коснется цветов, то никогда больше не войдет в этот дом. Она остановит его. Она скажет…
– Вы думаете, что они завянут? Они не завянут. Вряд ли они вообще когда-нибудь завянут. Думаю, что они сделаны из пластмассы.
– Не смешите. – Эмма дотронулась до ближайшего лепестка губами. Он был бархатно мягок.
Корби рассмеялся:
– Вы не были уверены, не так ли?
– Они красивы, – сказала Эмма. – Я никогда не видела таких красивых роз. – Они с трудом поместились бы в двух больших вазах. Она засушит несколько бутонов между страницами какой-нибудь толстой книги отца.
Зазвонил телефон.
– Я подниму трубку? – предложил Корби.
– Хорошо. – Ее руки были полны роз, но вдруг она поняла, что это Марк. – Стойте! – Она бросила розы назад в ванну. – Я сама подойду.
Корби снова засмеялся. Поскольку она спешила к телефону, он сказал:
– Буду краток. Если я дотронусь до них, то запачкаю их.
Это был Марк.
– Розы, – сказала она. – Спасибо за розы.
– Спасибо, – отозвался он.
Она смежила глаза и вообразила, что он здесь, рядом, в небольшом холле.
Он говорил о программе концерта в четверг вечером, и она с энтузиазмом поддерживала разговор, хотя в действительности знала весьма немного о Бахе.
– Пикули с холодной говядиной? – спросил Корби с порога.
Она покачала головой.
– Кто это? – спросил Марк.
– Брат, – ответила она и удивилась своему спокойствию. Это выскочило так быстро, она даже не прекратила смотреть на Корби. Но все шло прекрасно. Если бы она сказала: «Это – Кемпсон, человек, про которого я говорила, что едва его знаю. Он накрыл на стол», блаженство тут же бы кончилось.
Все равно она была удивлена, что струсила. Она снова поблагодарила Марка за розы, и они попрощались. Затем она повернулась к Корби. Щеки ее горели.
– Вы ненавидите его, не так ли?
– Да, – сказал Корби, громыхая посудой.
– И он ненавидит вас, а я не сказала, что вы здесь. – Она задыхалась. – Тем более, что мы здесь одни. – Она была смешна, но она заслужила это.
Он аккуратно поставил приправы и отошел в сторону оценить сервировку.
– Все просто, – сказал он. – Я уже говорил, вы можете называть меня братом.
Она уже не могла успокоиться. Она завопила:
– Не знала, что смогу так легко соврать!
– Вы недооцениваете себя.
Она печально улыбнулась:
– Я не люблю себя. Почему вы накрываете на стол? Почему я должна врать о такой ерунде?
Корби пожал плечами. Он казался незаинтересованным. Он сказал:
– Хотите соленого?
– Я не знаю. – Она не любила соленья.
– Вы меня удивляете, – сказал он. – Я думал, что вы всегда знаете, чего хотите.
Она словно в рот воды набрала – он же смеялся над нею. Она вспомнила, когда в первый раз почувствовала недоверие к нему. Она тогда остерегалась говорить ему что-либо лишнее, что он мог бы использовать против нее. Хорошо, теперь она дала ему понять, что Марк обидится даже на товарищеские отношения между ними. Соврала, и Корби слышал ее ложь.
Она сказала решительно:
– Я все расскажу Марку.
– Теперь?
– Да, теперь.
– Вы расскажете ему, что вы и я были здесь наедине? Что вы притворились, что я ваш брат, потому что знали, как он будет на это реагировать?
– Я пришла домой, а здесь были вы.
– Это еще вопрос. Хорошо, теперь, – он уселся напротив нее; но она не села, она не чувствовала голода, – даже самый заклятый враг Марка Хардича не сможет обвинить его в отсутствии чувства юмора. Как же ему не рассмеяться над всем этим?
– Что же вы… – начала она.
– Я скажу вам, что я буду делать, – сказал Корби с видом игрока, – я буду держать пари с вами – мельница против обеда с бифштексом: когда вы сообщите ему о вашем промахе, это будут последние пластмассовые розы, которые вы получили от него в подарок.
Она ненавидела его за эту улыбку и за то, что он был прав. Так мало было надо сейчас, чтобы разрушить ее отношения с Марком.
Она сказала:
– Я рискну.
– Не думаю, что рискнете.
– Вы думаете, это смешно? У вас есть чувство юмора.
– Я говорю о том, что считаю нелепым, – сказал Корби. Вдруг он встал и включил свет. Уже стемнело. – Вдруг Марк Хардич пойдет под окном и увидит вас и меня сидящими за столом вместе.
Она спрашивала себя, поверил ли ей Марк, когда она сказала, что это был Кит. Мог бы он пройти под окнами? Конечно нет. Это было бы недостойно, унизительно. Она подошла к окну, отдернула занавеску и сказала холодно:
– Ужинайте. Я поем позже.
Корби сказал:
– Надеюсь, мой цветочек, у вас хорошо кончится с Хардичами!
Лучшее, что можно было придумать, – это держаться от Корби подальше. У него было дикое свойство характера: умение вывернуть любую ситуацию наизнанку, что раздражало Марка и мучило Эмму. Было не слишком трудно избежать общения с ним, хотя он все еще свободно посещал «Милл-Хаус», как если бы он принадлежал ему. Отец не пытался помешать ему. Но Эмма не хотела, чтобы ей испортили счастливое время. Даже более счастливое, чем те восемь недель три года назад, потому что теперь она знала, что в жизни Марка нет другой женщины.
Каждый день казалось, что узы, их связывающие, крепли. Не было разговоров о любви. Потребуется время, прежде чем золотой призрак его жены потускнеет. Но, благодаря Эмме, Марк Хардич не был больше отшельником. Он медленно возвращался в мир, и Эмма была его постоянной спутницей. Он не зависел от нее. Он был сильным человеком, но она все же помогала ему. И так восхищалась им, что все еще казалось невероятным, что Марк Хардич нуждается в ней, звонит ей.
Сара Хардич осталась в стороне. Эмма видела ее три раза в сентябре: дважды в «Хардич-Хаус» и однажды, когда Сара вошла в магазин, чтобы купить себе что-нибудь на осень. Сара мало говорила во время этих встреч и была почти тиха, словно, притаившись, поджидала своего часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22