Из этого правила всего два исключения. Одно - если кому-то посчастливится напрочь отстрелить нам голову. Обезглавить - действенный способ. Мало кто способен жить без головы, а у вампира голова - единственная часть тела, которая не отрастает заново, если ее отрубить. Второе - если ружье заряжено серебряными пулями и их достаточно, чтобы попасть прямо в сердце. Это не так-то просто сделать. Ни один вампир не будет стоять на месте, изображая для тебя мишень. Скорее он доберется до тебя и загонит ружье тебе в задницу прежде, чем ты успеешь причинить ему серьезный ущерб. Но в любом случае серебряные пули - это больно, и их можно использовать, чтобы лишить вампира подвижности, а потом прикончить твоим колом. При этом лучше поторапливаться, потому что вампир будет здорово взбешен. Душить, топить - все это без толку. Мы делаем вдох примерно раз в час и почти совсем не нуждаемся в кислороде. Изредка вдох-другой, чтобы добавить в кровь капельку кислорода, и нам этого вполне хватает. Одышка в нашем понимании - это когда мы вдыхаем каждые несколько минут. По этому признаку можно определить, когда вампир утомлен. Он начинает дышать, чтобы взбодриться. Электрический разряд, отравляющие газы, смертельные яды, наркотики... все это не работает. Запомнила? Теперь тебе известны наши слабые места.
- А никак нельзя проверить какую-нибудь из этих теорий?
Он укоризненно погрозил мне пальцем:
- Хватит уже! Мы с тобой партнеры, не забыла? А если начнешь забывать, советую вспомнить, что все перечисленное прекрасно действует на тебя.
- Я пошутила, - соврала я.
Он взглянул в ответ так, что сразу стало ясно: не поверил.
- Основная мысль - что покончить с нами очень трудно. Как ты умудрилась закопать на грядке шестнадцать наших - выше моего понимания, хотя, впрочем, чего-чего, а дураков в мире всегда хватает.
- Эй, - обиделась я, - я бы и тебя распотрошила, если бы ты не заставил меня сесть за руль и потом не оглушил исподтишка, когда я отвела глаза.
Он снова рассмеялся. Смех преобразил его лицо, сделав его, как я вдруг заметила, очень красивым. Я отвернулась, потому что хотела видеть в нем только чудовище. Опасное чудовище.
- Котенок, зачем, по-твоему, я посадил тебя за руль? Я тебя раскусил в пять секунд. Новичок, зеленая, как трава, и, стоило отступить от заученного хода действий, беспомощная, как младенец. Конечно, я тебя оглушил исподтишка. Драться можно только одним способом - грязным. Благородством и рыцарством в драке добьешься только одного - очень быстро умрешь. Всегда стреляй в спину, бей ниже пояса, без колебаний пинай лежачего, и тогда, может быть, живой останешься ты. Запомни это. Драка идет смертельная. Это не боксерский поединок, здесь нельзя выиграть по очкам.
- Дошло. - Как ни грустно, но так оно и было.
Он был прав. Каждая моя схватка с вампиром была смертельной. Включая и эту.
- Но мы отошли от темы. Со слабостями мы разобрались. Теперь о сильных сторонах, а их у нас много. Скорость, острота зрения и слуха, чутье, физическая сила - во всем этом мы превосходим человека. Я учую тебя задолго до того, как увижу, и расслышу биение твоего сердце за милю. Сверх того все мы в какой-то мере можем контролировать человеческое сознание. Вампир может высосать из тебя пинту крови, а ты через несколько минут и не вспомнишь, что его видела. Это у нас в клыках - капелька галлюциногена, который, в сочетании с нашей властью, делает тебя особенно внушаемой. Вот, например, никто не впивается тебе в глотку, а просто ты встретила парня, вы с ним поболтали, а теперь тебе хочется спать. Так питается большинство наших. Глоточек здесь, глоточек там. Никто и не заметит. Если бы все вампиры убивали ради еды, нас бы уже много веков назад выкурили из нор.
- Ты можешь контролировать мое сознание? - ужаснулась я.
Его карие глаза вдруг загорелись зеленым светом и впились в меня.
- Иди ко мне. - Он сказал это шепотом, но слова гулко отозвались у меня в голове.
- Ни за что, - ответила я, похолодев от внезапного порыва откликнуться на зов.
Его глаза мгновенно погасли, и он весело ухмыльнулся.
- Нет, как видно, не могу. Молодец, это очень удачно. Мы ведь не можем допустить, чтобы ты размякла и забыла о деле, верно? Возможно, дает себя знать твое происхождение. С вампирами это не проходит. И с людьми, напившимися вампирской крови, тоже. Полагаю, в тебе достаточно от нас. Часть людей тоже иммунна, но лишь доля процента. Чтобы не допустить нас в себя и не позволить распоряжаться своим сознанием, им нужна выдающаяся сила воли или естественная сопротивляемость. МТБ и компьютерные игры справляются с большей частью человечества. Да и телек, если на то пошло.
- Телек? Это кто?
Он насмешливо хмыкнул:
- Телевидение, что же еще. Ты что, английского не знаешь?
- Ты-то, наверняка не знаешь, - буркнула я.
Он нахмурился и покачал головой:
- День в разгаре, милая. У нас впереди еще долгий разговор. С восприятием и мысленным контролем мы разобрались, но не забывай о нашей силе. И о зубах. Вампиры достаточно сильны, чтобы разорвать тебя пополам и одним пальцем поднять половинки. Если нам вздумается, мы можем отбросить твою машину. И можем растерзать тебя зубами. Вопрос в том, много ли этой силы досталось тебе.
Я неохотно начала перечислять свои отклонения:
- У меня хорошее зрение, и темнота мне не мешает. Ночью я вижу не хуже, чем днем. Я проворнее всех, кого я знаю, если говорить о людях. И слышу издалека, хотя, может быть, не так далеко, как вы. Иной раз ночью я слышу, как внизу бабушка с дедушкой шепчутся обо мне.
Я запнулась, поняв по его взгляду, что слишком откровенно разговорилась о своих личных проблемах.
- Не думаю, что способна контролировать чьи-нибудь мысли. Никогда не пробовала, но думаю, если бы могла, люди бы относились ко мне иначе. - Черт побери, опять я перед ним раскрылась! - В общем, - продолжала я, - я давно знала, что сильнее обычного человека. Мне было четырнадцать, когда я побила троих мальчишек, хотя все они были больше меня. После того случая я уже не могла скрывать от себя, что со мной что-то не так... Ты видел мои глаза. Они не такие. Когда я выхожу из себя, мне приходится следить, чтобы кто-нибудь не увидел, как они светятся. Зубы у меня вроде бы нормальные. Во всяком случае, никогда не торчат.
Я поглядывала на него исподлобья. Никогда еще я ни с кем так открыто не говорила о своей ненормальности, даже с матерью. Ей было тяжело даже думать об этом, не то что говорить.
- Давай уточним. Ты сказала, что в четырнадцать лет осознала свою уникальность. Ты что, прежде об этом не знала? Что твоя мама говорила про отца, пока ты была маленькой?
Это была больная тема, и от воспоминания меня пробрала дрожь. Вот уж не подумала бы, что стану говорить о таком с вампиром.
- Она никогда не упоминала об отце. Если я спрашивала - а такое бывало, пока я была маленькой, - она переводила разговор на другое или сердилась. Но я узнала от других детей. Они обзывали меня безотцовщиной с тех пор, как научились говорить.
Я на секунду закрыла глаза. Стыд жег и теперь.
- Как я уже говорила, когда я стала подростком, то начала чувствовать себя... еще более иной. Гораздо хуже, чем когда была ребенком. Труднее стало скрывать свои странности, как велела мне мама. Я больше любила ночь. Часами бродила по саду. Иногда не могла уснуть до рассвета. Но пока те мальчишки не загнали меня в угол, я не знала, как плохи мои дела.
- Что они сделали? - спросил он мягко, почти ласково.
Их лица словно и сейчас стояли у меня перед глазами.
- Они в который раз доводили меня. Толкали, обзывались - все как обычно. Это бы меня не взбесило. Такое повторялось чуть не каждый день. Но когда кто-то из них, не помню который, назвал мою мать гулящей, я взорвалась. Я швырнула камнем и вышибла ему зуб. Остальные набросились на меня, и я их поколотила. Они никому об этом не рассказывали. Наконец, в мой шестнадцатый день рождения мама сочла меня достаточно взрослой, чтобы узнать правду об отце. Я не хотела ей верить, но в глубине души знала, что это правда. В тот вечер я впервые увидела, как светятся мои глаза. Она поднесла мне зеркало и уколола меня в бедро. Не со зла. Она хотела меня напугать, чтобы я увидела, что делается у меня с глазами. Примерно через полгода после того я убила своего первого вампира.
Глаза у меня жгло от непролитых слез, но я не плакала. Нельзя же расплакаться перед этой тварью, которая заставила меня пересказать то, о чем я старалась забыть!
Он очень странно смотрел на меня. Если бы не знала, подумала бы - с жалостью. Конечно, этого быть не могло. Он ведь вампир, а вампиры не знают жалости.
Я резко поднялась.
- Кстати о моей матери, мне нужно ей позвонить. Она заболеет от беспокойства. Я и прежде иногда задерживалась, но никогда не исчезала из дома так надолго. Она подумает, что кто-то из вас, кровососов, меня убил.
Тут у него брови поползли вверх.
- Твоя мамочка знает, что ты заманиваешь вампиров, обещая им себя, и потом убиваешь? И она тебе разрешает? Черт, я-то думал, ты пошутила, когда сказала, будто она знает, что ты сокращаешь нашу популяцию. Будь ты моя дочка, я бы запирал тебя по ночам в спальне. Не понимаю я, как это люди нынче позволяют ребятишкам творить, что им вздумается!
- Не говори о ней так! - взорвалась я. - Она знает, что я делаю доброе дело. Почему бы ей меня не поддержать?
Его глаза - чистые темные прудики - очень долго всматривались в мои. Наконец он передернул плечами:
- Будь по-твоему.
Он уже стоял передо мной. Я и моргнуть не успела, такой он был быстрый.
- Ты должна научиться попадать в цель, когда что-то швыряешь. Сама видела прошлой ночью, когда метнула в меня свой крестик. Подумай, всего несколькими дюймами ниже, и сейчас ты могла бы высаживать маргаритки у меня на голове. - Он ухмыльнулся, будто эта картина показалась ему очень забавной. - Мы займемся отработкой быстроты движений и точности. Для тебя безопаснее, если ты научишься убивать на расстоянии. Вблизи ты, черт побери, слишком уж беззащитна.
Он схватил меня за руку повыше локтя. Я дернулась, но он держал крепко. Скорее подались бы железные прутья.
- Сила у тебя оставляет желать много лучшего. Ты сильнее мужчины-человека, но едва сравняешься с самым слабым вампиром. Над этим мы тоже поработаем. И растяжка у тебя дерьмовая, так что ты в драке совсем не пользуешься ногами. А ноги - ценное оружие, забывать о них не следует. Что касается твоего проворства... ну, тут, возможно, ничего не поделаешь. Но мы все же попробуем. По моему расчету, у нас будет около шести недель, прежде чем тебя придется взять на дело. Да, пять недель на усердные тренировки и неделя, чтобы заняться твоей внешностью.
- Внешностью? - От возмущения я заговорила в полный голос. Как смеет этот мертвец меня критиковать? - Чем плоха моя внешность?
Кости снисходительно улыбнулся:
- Да нет, все не так ужасно, но, прежде чем выпускать тебя в свет, кое-что придется подправить.
- Ты...
- В конце концов, мы ведем охоту на крупную рыбу, милая. На мешковатые джинсы и заурядную мордашку такие не клюнут. Ты не узнаешь сексапильность, даже если она цапнет тебя за задницу.
- Боже мой, я хочу...
- Хватит болтать языком. Ты собиралась позвонить мамочке? Идем. Мой мобильный в задней комнате.
Мысленно я подвергла его связанное и беспомощное тело всем известным мне пыткам, но в реальном мире прикусила язык и пошла за ним в глубину пещеры.
4
«Усердные тренировки» в его устах означали жестокие, мучительные, беспощадные испытания, каким не подвергают новобранцев даже в самых крутых родах войск.
Кости гонял меня по лесу на скорости, какой не выдержала бы и машина. Я спотыкалась о поваленные стволы, о камни, корни и колдобины и выматывалась так, что меня даже на рвоту не хватало. Обморок тоже не прерывал занятия. Он попросту плескал мне в лицо ледяную воду, пока я не приходила в себя. Я столько тренировалась в метании ножа, что костяшки пальцев у меня растрескались и стали кровить. А он что? Небрежно бросил мне неоспорин и велел не измазать ладони, чтобы рукоять не скользила. А как он представлял себе поднятие тяжестей? Швырять здоровенные валуны, постепенно выбирая все более тяжелые. Шведская стенка? Лазать приходилось по стенам пещеры, да еще с привязанными к спине камнями.
Спустя неделю я сбросила весь этот гандикап и заявила, что, если бы заранее знала, что он задумал, предпочла бы смерть. Кости улыбнулся мне, показав клыки, и предложил это доказать. Поняв, что он не шутит, я снова навязала на себя булыжники и устало потащилась дальше.
А самыми мучительными тренировками были рукопашные с ним. Он растягивал мне суставы так, что у меня слезы катились по щекам, и все ругал при этом мою растяжку. Потом в рукопашном бою он вышибал из меня дух, и никакая ледяная вода не могла привести меня в чувство. Очнувшись, я чувствовала во рту вкус его крови, после чего все повторялось заново. Сказать, что мысленно я убивала его тысячу раз на дню, было бы недооценкой. Но я добивалась успехов, поскольку выбора у меня не было. Кости ставил вопрос так: совершенствуйся или умри.
Первые признаки повышенной выносливости появились после второй недели тренировок. Мы с Кости схватились, и я не вырубилась до самого конца. Он по-прежнему избивал меня, как грушу, но я все время оставалась в сознании. Преимущество было сомнительное: правда, я гордилась тем, что не отправляюсь бай-бай посреди схватки, но зато была в своем уме, когда он кормил меня кровью.
- Гадость! - сплюнула я после того, как он сперва уговорами, потом угрозами вынудил меня слизать кровь с его пальца. - Как вы можете этим жить?
Я ляпнула, не подумав, как бывало уже не раз.
- Необходимость - мать аппетита. Поневоле научишься любить то, без чего не можешь выжить, - коротко ответил он.
- Смотри, как бы твоя кровь не превратила меня в вампира. Об этом мы не договаривались.
Мне мешал спорить его палец у меня во рту, поэтому я откинула голову подальше, чтобы мокрый палец выскользнул наружу. Жест получился почти сексуальным. Как только у меня в голове мелькнула эта мысль, я покраснела до ушей. Он заметил, конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40