Пейтон подняла голову – небо заволокла мрачная туча.
– Пойдем! Пойдем! – вскричал Сянь Жун, схватив ее за руку. – Это тайфун.
Поспешное бегство не помогло: дождь хлынул как из ведра, и Пейтон насквозь промокла – с волос струилась вода, а платье облепило все тело, выставив напоказ и без того заметную грудь.
В вестибюле собралась взбудораженная толпа, распространяя терпкий запах парфюма и сигаретного дыма.
А где Сянь Жун? Пропал! Остаться одной, в незнакомом месте, промокшей до нитки – только этого не хватало! Но вот, славу Богу, и он, хотя и сам похож на мокрую курицу.
– Я наводил справки, – сказал Сянь Жун. – Этот тайфун надолго, и последний рейс на Гонконг отменен.
– Что же делать? Я промокла, замерзла. Давай снимем номер, я мечтаю о ванне.
– В этом отеле номера очень дороги, – сконфуженно сказал Сянь Жун. – У меня мало денег. Лучше поехать в другую гостиницу, подешевле.
– Я не тронусь с места, – с отчаянием в голосе ответила Пейтон. – Я сама заплачу за номер.
И они вместе провели ночь в мягкой, чистой, теплой постели, расстеленной почти что под самой крышей высоченного здания. Они вместе провели ночь, сплетясь в единый клубок и извиваясь, словно угри, и оба были немы как рыбы. Их языки не работали, за них говорили тела – неистово, яростно, исступленно.
Желание Пейтон осуществилось, и она мечтала лишь об одном: чтобы оно не угасло.
Глава одиннадцатая
В субботу, проводив в аэропорт Барри, пообещавшего, вернувшись в Чикаго, звонить каждый день, Пейтон села на поезд и поздно вечером была уже дома.
По воскресеньям, в отличие от большинства сверстниц, находивших возможность для развлечения, Пейтон обычно сидела дома, проводя время в тесной квартире вместе с тронутой матерью, а иногда и со старшим братом, если только тот не сидел.
Наступившее воскресенье сулило разнообразие – Нелл предложила прогуляться по магазинам.
– Тебе нужно подвенечное платье, – сказала она. – Купить его лучше загодя.
Пейтон вздохнула. Денег в обрез, а хочешь, не хочешь – раскошеливайся. А чем плохо обыкновенное нарядное платье? Так нет же, покупай подвенечное, да еще непременно белое, говорящее о девственности невесты, хотя редко какая может похвастаться целомудрием.
– Сходим в магазин уцененных товаров, – продолжила Нелл. – Там наверняка найдутся красивые платья: богатые женщины тоже не разбрасываются деньгами, после свадьбы платья относят в скупку.
– Ма, я не хочу платья с чужого плеча. Может, купим платье в магазине для новобрачных?
– Там дорого, не про нас.
В магазине уцененных товаров было не продохнуть: в каждом зале – толпа. В изобилии была и одежда. Вот великое множество свитеров, но новых, ненадеванных – единицы; большинство – растянутые, бесформенные. Одни – розовые, ворсистые, видимо, из акрила, другие – с блестками, из пожелтевшего кашемира, третьи – полушерстяные, в горошек… А вот джинсы из синтетической ткани, выбирай – не хочу… Дальше – майки, блузы, рубашки… А вот ряды платьев с пышными рукавами и накладными плечами самых разных размеров. Но только почти каждая вещь – либо поношена, либо по какой-то причине возвращена в магазин.
Пейтон поморщилась: да это не магазин, а настоящее кладбище – кладбище физических оболочек еще, видно, здравствующих людей. Без чистки купленной вещи не обойтись, но только одежда эта все равно сохранит следы чужого прикосновения. Пейтон пришла в уныние, а тут еще мать, ежеминутно подзывающая к себе, чтобы взглянуть то на блузу, давно вышедшую из моды, то на рулон блеклой материи, то на жакет из мятого бархата…
В глубине магазина нашлась вешалка с подвенечными платьями, неказистыми, непривлекательными изделиями из блестящего белого атласа с глубоким вырезом на груди в виде сердечка и накладным шлейфом.
Перебрав платья, Пейтон тоскливо произнесла:
– Вот это вроде бы ничего, только шлейф грязный, да и порван местами.
– Великолепное платье! – воодушевленно сказала Нелл. – Правда, оно тебе велико, но я его перешью.
– Ма, из тебя швея еще та. Ты будешь перекраивать платье целую вечность. Может, отдать платье портному?
– А у тебя есть знакомый портной? Пейтон покачала головой.
– Не отчаивайся! – произнесла Нелл. – Отдадим платье в химчистку, там тебе его и подгонят. Только не говори этой… как ее… Грейс, где ты купила платье. По твоему описанию, твоя будущая свекровь – властная, своенравная женщина, кичащаяся своими деньгами.
– Мне нет дела до Грейс! – раздраженно сказала Пейтон. – Раз у нас нет тысячи долларов, чтобы купить платье в магазине для новобрачных, удовольствуюсь этим.
– И правильно сделаешь. Платье – это не главное. По материнской линии ты из знатного рода, а Тоулы и в лохмотьях останутся Тоулами. А платье все-таки отдадим в переделку. Шлейф я сошью сама, вышью на нем цветочки, я недаром кончала курсы.
– Мы, эти курсы тебе приснились.
– А хоть бы и так. Главное – я искусная вышивальщица.
Пейтон взглянула на ценник. Старая цена – 118 долларов – была перечеркнута, а вместо нее красовалась новая – 59 долларов.
– Да это почти задаром! – ахнула Нелл. – Дорогая, я заплачу за платье сама. Подарок к свадьбе. Не возражай.
Расплатившись за платье, Нелл присмотрела себе «чудную» шапку, на вид из крысьего меха.
– Ма, на мехе плешинка, – заметила Пейтон.
– Ничего страшного, – ответила Нелл. – Она еле видна. Зато какой мех. Это шиншилла. Шикарная вещь! Покупаю, не отговаривай.
Весьма довольная шикарным приобретением, Нелл направилась к выходу с гордо поднятой головой. Пейтон с пакетом в руке поплелась сзади. На стоянке у магазина их ждала видавшая виды покоробленная машина с покрытыми ржавчиной дверцами и помятыми крыльями, по возрасту достойная места в музее истории автотранспорта. Нелл в последнее время лечили электрошоком. Она стала менее раздражительна, более собранна и после долгого перерыва снова села за руль.
В машине Пейтон сняла с платья ярлык и неожиданно обнаружила рядом с молнией большое кровяное пятно, позволявшее допустить, что невесту лишили невинности прямо у алтаря.
– Ма, взгляни, – произнесла Пейтон, – на платье пятно. Его можно вывести?
– Наверное, можно. Отдадим платье в химчистку. Не расстраивайся, если пятно не выведут, я на этом месте вышью цветочки. Будет даже красивее. Ты голодна? Я бы с удовольствием выпила чашечку кофе. Здесь неподалеку «Макдоналдс». Заедем?
Не встретив возражений, Нелл лихо подрулила к кафе. В кафе толпился народ, в каждую кассу – длинная очередь, однако при всем разнообразии лиц на них было одинаковое, отсутствующее выражение; сонливые взгляды устремлены к кассам, за которыми на обшарпанных табуретах сидели упитанные девицы в фирменных шапочках с козырьком.
На стенах – реклама с изображением разрезанных пополам поджаренных круглых булочек с вложенным в них куском сочного мяса: «БигСлэм», «БигМак», «Де-люкс» – ничего не говорящие невразумительные названия привлекательного съестного для людей с низким достатком.
Нелл и Пейтон, удовольствовавшись салатом в пластиковых коробках, нашли два места за столиком у дальней стены. Их соседями оказались двое мужчин. Один был приземистым толстяком с благодушной внешностью филантропа, другой – тощим, прилизанным, с брюзгливым невозмутимым лицом.
– Так вот, – втолковывал толстяк своему собеседнику, – чтобы покупной соус к спагетти приобрел тонкий домашний вкус, нужно взять три-четыре головки отборного чеснока, дольки мелко нарезать и немного обжарить…
– Вы, наверное, повар, – вступила в разговор Нелл, кокетливо улыбаясь и доставая из сумочки помятую сигарету. – Не премину воспользоваться вашим рецептом.
Веселое выражение глаз знатока домашней кулинарии сменилось кислой улыбкой. Худощавый поморщился.
– Ма, здесь не курят, – сказала Пейтон.
Нелл тяжко вздохнула, убрала сигарету в сумочку и, орудуя вилкой, уткнулась в пластиковую коробочку.
Пейтон своим салатом похвастаться не могла: латук оказался съедобным, а вот кусочки курицы было не разжевать.
– Возьми часть моего, – предложила Нелл. – У меня шеф-салат.
– Свинина с сыром евреям не полагается, – тоскливо сказала Пейтон, – а мне пора привыкать к новым обычаям.
Эти обычаи, по разумению Пейтон, были слишком мудреными. К примеру, Грейс с Леонардом вне дома ели все, что заблагорассудится, кроме бекона, омаров и креветок. Зато у них дома о свиных отбивных лучше было не заикаться. Молоко и мороженое подавались на стол лишь от случая к случаю. – Грейс объясняла, да Пейтон так и не поняла. Мясо есть можно, но только из магазина, торгующего кошерной едой.
– Я вижу, тебе не очень хочется замуж, – произнесла Нелл. – Если не хочешь, не выходи – никто тебя не неволит. – Ее лицо стало дергаться от волнения.
– Ма, успокойся. Я собралась замуж и выйду.
– Не уверена, что ты сделала правильный выбор. Барри – симпатичный молодой человек с хорошей профессией, но если ты не любишь его, зачем лезть в петлю? – Нелл сверкнула глазами, приходя в еще большее возбуждение. – Бери пример с меня: я сделала из твоего отца человека. Кем он был? Чидокумо! А кем стал? Чидлом! Правда, не настоящим, не бостонским. Во всем Бостоне я одна знатного рода. Я – Тоул!
– Ма, успокойся, пожалуйста. Твои достоинства никто не оспаривает.
Нелл внезапно запела:
Раздается свадебных колокольчиков звон,
Я выхожу замуж. Дин-дон, дин-дон.
– Ма, что с тобой?
На лице Нелл появилась мечтательная улыбка. Она с чувством продолжила:
Как приятен свадебных колокольчиков звук.
Мое сердце вторит ему: тук-тук-тук, тук-тук-тук.
– Ма, мы здесь не одни.
Не обратив внимания на неуместную реплику, Нелл продолжила дальше:
Мое сердце и само, как колокольчик в груди.
Нас ждет с тобою счастье впереди, впереди…
– Ма, возьми себя в руки. Ты же – Тоул.
Нелл удовлетворенно кивнула и сказала с назиданием в голосе:
– Тоулы приехали в Америку в поисках религиозной свободы. Их помыслы были чисты.
– Черт их дернул сюда приехать, – в сердцах возразила Пейтон. – А что касается религиозной свободы, то эта свобода – всего лишь одна из форм религиозного принуждения. Этой свободы придерживались святоши, клеймившие позором оступившихся женщин, заставляя их носить на груди алую «А».
Эти интересные сведения Пейтон получила еще в школьные годы, когда преподаватель английского языка – мистер Стил, пожалуй, единственный, кто пользовался любовью учеников – прежде чем дать задание прочесть «Алую букву», сводил класс на фильм, поставленный по мотивам этого душещипательного романа.
– Не охаивай моих предков! – возмущенно сказала Нелл. – Они были благородными, порядочными людьми, с незапятнанной репутацией. А с кем приходится общаться теперь? Оглянись, взгляни на этих жвачных животных, поглощающих ужасные бургеры. Проститутки! Гомосексуалисты!
– Ма, успокойся, тебе нельзя волноваться. Лучше скажи, если я не выйду за Барри, как получше устроить жизнь.
– Да существует масса возможностей. Если тебя не устраивает нынешняя работа, поступи на курсы бухгалтеров или пойди учиться на медсестру. Прекрасная перспектива. Ты обретешь новых знакомых, среди них отыщется и жених. Вот тогда ты сможешь купить подвенечное платье в магазине для новобрачных.
Пейтон вздохнула. Нелл явно не понимает и вряд ли когда поймет, что существует мир бедняков, которым суждено выполнять грязную, тяжелую, непривлекательную работу, питаться в «Макдоналдсе», покупать обновы на распродаже и связывать надежды на лучшее будущее с выигрышем в лотерею.
Что толку учиться на медсестру или ходить на курсы бухгалтеров? Ничего не изменится, хотя вполне вероятно, что на новом месте работы она познакомится с приличным интересным мужчиной, который сделает ей предложение. Но кем он будет? Или бухгалтером, или медиком. Так стоит ли начинать новую жизнь? Ее нынешняя работа, хотя и монотонна, нудна, но не очень обременительна. Существует и перспектива: можно объездить мир. Ее жених – врач. Правда, Барри не идеал, но он любит ее. Разве этого мало?
Воспользоваться купленным платьем Пейтон было не суждено. Увидев платье, Грейс пришла в ужас, не помогли даже вышитые цветочки – «очень миленькие», по утверждению Нелл. Поахав и покачав головой, Грейс снисходительно пояснила, что надевать подвенечное платье с чужого плеча – неразумно, рискованно, ибо носившая его женщина могла успеть развестись или, может, вовсе не вышла замуж. В конце концов, решительно заявив, что платье следует купить в магазине для новобрачных, и сообщив, что сама оплатит расходы, Грейс повезла Пейтон в «Клайнфелд», правда, выбрав тот единственный день в году, когда в магазине продавали одежду со значительной скидкой – по половинной цене.
У магазина клокотала, бурлила, гудела огромная очередь, состоявшая из возбужденных девиц, их матерей и подруг. Каждой покупательнице разрешали примерить только три платья, и, если ни одно из них не оказывалось по вкусу, приходилось занимать очередь снова. Такой порядок Пейтон нисколько не огорчил – более трех примерок ей было не выдержать. Но вот подошла ее очередь.
Грейс, в отличие от прочих сопровождающих соискательниц свадебного наряда, которые втискивались с ними в примерочную, терпеливо ждала, когда Пейтон, примерив платье, выйдет к ней из кабины.
Первое платье ей не понравилось.
– Вы в нем слишком грудасты, – сказала она.
Второе платье оказалось чрезмерно простеньким. Зато третье, ниспадавшее скульптурными складками, вызвало одобрение.
– Прекрасное платье! – воскликнула Грейс, окинув Пейтон взглядом художника. – Вы в нем просто очаровательны. Правда, платье немного длинно и излишне широко в бедрах, но это легко исправить. Я вас сведу к своему портному. У вас хороший вкус, Пейтон. Я бы и сама выбрала это платье.
Платье стоило три тысячи долларов. Цена показалась невероятной. Как может столько стоить кусок материи? Пожав плечами, с коробкой в руке, Пейтон вышла из магазина. Очередь по-прежнему клокотала, бурлила, гудела. Многие десятки девиц, полных и стройных, маленьких и высоких, неприглядных и привлекательных, стремились внутрь, в магазин, чтобы, очутившись в тесной кабине, купить красивое платье и шагнуть в нем в новую жизнь, полную неизвестности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39