В ее низом голосе слышались высокопарные интонации, безапелляционные и решительные. Даже смех ее звучал иронически, и таким же было выражение ее прихотливо изогнутых, надменных губ.
– Почему бы вам не остаться у нас на несколько ней? – спросила Грейс, обтерев губы салфеткой. – Мы ы прошлись с вами по магазинам, потом вам не мешает подстричься. У меня есть знакомая парикмахерша, сходим к ней.
Пейтон поправила волосы.
– Я пока не собираюсь менять прическу, – сказала она.
– А каковы ваши ближайшие планы?
– Поеду домой. В понедельник мне на работу.
– Мне кажется, вам надо оставить работу. Впереди свадьба, надо к ней подготовиться. Останьтесь у нас на несколько дней.
– Меня дома ждет мать. Она нездорова.
– Барри мне говорил. Но если она больна, ей надо лечиться. Положите ее в больницу.
Поднявшись с Пейтон в спальню Белинды, Грейс растворила шкаф. На этот раз волей-неволей Пейтон отнеслась к висевшей в шкафу одежде внимательнее. Все вещи были как новые, на некоторых даже висели магазинные ярлычки. Пейтон стала вынимать одежду из шкафа: костюмы-двойки из кашемира, шерстяные юбки, блузы в мелкую складку – все отличного качества, но слишком строгое, чопорное.
– Что понравится, не стесняйтесь, берите, – сказала Грейс с милостивой улыбкой, словно хотела облагодетельствовать будущую невестку.
– Боюсь, что эти вещи мне велики, – ответила Пейтон. – Белинда выше меня.
– Возможно, вы правы, – недовольно сказала Грейс. – Но кое-что можно ушить, переделать. Ладно, дождемся Белинды, поговорим с ней. А пройтись по магазинам не лишнее. Может, вы найдете у нас что-нибудь подходящее.
– А у вас есть магазины уцененных товаров?
– Уцененных товаров? – Глаза Грейс округлились от удивления. – Неужели вы стеснены в расходах? Барри мне говорил, что вы живете довольно скромно, но у вас, должно быть, есть сбережения. Вы же – Чидл. Разве вы не из бостонских Чидлов?
– Нет, – обескураженно ответила Пейтон. – Мой отец – эстонец, его настоящая фамилия Чидокумо, но, видите ли, Нелл, моя мать – ее девичья фамилия Тоул – давно себе вбила в голову, что она знатного рода, и когда выходила замуж, вынудила отца сменить фамилию Чидокумо на Чидл. В качестве довода она приводила расхожие слова того времени: «У Тоулов деньги, у Чидлов – банки». Мои предки со стороны матери были действительно состоятельными людьми. У них в Бостоне был огромнейший дом. Нелл мне показывала его. Увы, на него мы можем теперь только смотреть. Времена изменились, и мы с матерью еле сводим концы с концами.
Грейс помрачнела, но быстро овладела собой и, натянуто улыбнувшись, произнесла:
– Я сейчас поеду навестить свою мать, бабушку Белинды и Барри. Она в частной лечебнице. А Барри хочет сводить вас к своему другу. Не дайте Барри у него засидеться. Не опоздайте к обеду.
Нил, однокашник Барри, жил на соседней улице в добротном каменном доме, почти не уступавшем своими размерами дому Леонарда и Грейс. Пейтон вздохнула: мир богатых людей, у которых одни заботы – купить новый шикарный автомобиль взамен старого, чуть похуже.
Нила нашли в гостиной. Он сидел в мягком кресле и смотрел по телевизору спортивную передачу. Он оказался длинноволосым, лохматым молодым человеком с крутой крепкой головой, высоким лбом, длинным носом, большим ртом и выдающимся вперед подбородком.
– А, старик, рад видеть тебя! – Нил вскочил с кресла, умильно сверкнув глазами из-под больших круглых очков. – А что за очаровательное создание рядом с тобой?
– Нил, это Пейтон, моя невеста, – с апломбом ответил Барри.
– Ты, никак, решил остепениться, старик? Похвально, пижонов хватает и без тебя. Правда, местные барышни, как пить дать, спадут с лица, узнав эту новость. Потерять такого плейбоя весьма огорчительно. – Нил подмигнул Пейтон и захохотал так, что в серванте зазвенели бокалы.
– Ничего, старик, ты заменишь меня. Да ты и так времени не теряешь. У тебя сошли все прыщи. Наглядный пример того, что секс способствует обмену веществ. – Барри повернулся к Пейтон и пояснил: – Нил в школьные годы был ужасно прыщавым. Мы звали его Бобоном.
Пейтон натянуто улыбнулась, удивляясь необычному лексикону школьных приятелей. Ее размышления прервала Айрин, мать Нила, вошедшая в комнату с подносом в руках, на котором стояли бутылочки с кока-колой и две вазочки – одна с чипсами, другая с оливками.
Айрин чем-то походила на Грейс. Правда, она казалась более женственной, носила не такую строгую прическу, но взгляд у этой круглолицей миловидной дамы был точно таким же, каким буравила Пейтон будущая свекровь.
– Не предлагаю вам ничего посущественней, – сказала Айрин, поставив поднос на стол. – У всех впереди плотный обед. – Она окинула Пейтон взглядом, в котором, казалось, сквозило неодобрение, и не спеша вышла из комнаты.
Пейтон нимало не сомневалась, что, встретившись, Грейс и Айрин станут перемывать ей косточки, осуждая и ее плохие манеры, и непрезентабельную одежду, и вульгарную внешность.
Между тем Нил и Барри, пританцовывая, дергаясь и имитируя руками игру на гитаре, запели «Ни слова о Нострадамусе», популярную песню из репертуара любителей рок-н-ролла.
Пейтон не была любительницей рок-музыки, но не могла скрыть улыбки, глядя на двух «стариков», веселящихся от души.
– Ты понравилась Нилу, – радостно сказал Барри по дороге домой.
– Откуда ты знаешь? – спросила Пейтон.
– Да он глаз с тебя не сводил.
В доме были слышны посторонние голоса.
– Это Мэри и Артур, – пояснил Барри.
Мэри, чистенькая и аккуратная старушка в розовом акриловом свитере и длинной шерстяной юбке, сидела в инвалидной коляске. На лице ее застыла блаженная, но, казалось, бессмысленная улыбка.
Артур, невысокий седовласый мужчина с мечтательным выражением на лице, изборожденном морщинами, стоял рядом с коляской. Поздоровавшись за руку с Барри, он подошел к Пейтон и, обмусолив ей щеку, проговорил:
– Мне восемьдесят шесть лет, а Мэри – девяносто три года. Мне всегда нравились женщины старше меня.
– Артур, ты о чем? – подала голос Мэри.
– Ты старше меня.
– Не слышу.
– Ты старше меня, Мэри, – повысив голос, сказал Артур. – Ответом ему послужил пронзительный писк. – Мэри, поправь свой слуховой аппарат.
– Батарейки, наверное, сели, – отозвалась Мэри. – Барри, дорогой, посмотри. Если нужны батарейки, у меня есть запасные.
Барри снял со старушки слуховой аппарат, что-то поправил и снова прикрепил его к уху.
– Бабушка, – сказал он, – познакомься с Моей невестой. Ее зовут Пейтон.
– Я знаю, ты женишься. Рада за тебя, Барри. И за вас тоже, милая. – Старушка перевела взгляд на Пейтон и благосклонно кивнула. – Извините меня, дорогая, я глуховата. Барри, а где состоится обряд? В нашем храме?
– Бабушка, Пейтон – не еврейка.
– Что ты сказал? Барри взглянул на Грейс.
– Мама, ты разве бабушке не сказала?
– Не сочла нужным.
Барри недоуменно пожал плечами и гаркнул:
– Бабушка, она не еврейка.
– На обед будет индейка? Прекрасно. Артур любит индейку.
Барри заорал во всю мочь:
– Пейтон не еврейка.
– Барри, потише, – крикнул из соседней комнаты Леонард, – ты подымешь на ноги всех соседей. Решат, что у нас пожар.
Пейтон иногда с неприязнью задумывалась над тем, что Барри – еврей. Возможно, эта неприязнь исходила из неверного представления, полученного ею еще в школьные годы, о вероломстве евреев. Она почему-то тогда считала, что Христа убили евреи. В то время она и понятия не имела, что Христос сам был евреем, да и сейчас в этом уверена не была.
– Бабушка, – потеряв терпение, сказал Барри, склонившись над ухом Мэри, – Пейтон – христианка.
– О Боже! – пролепетала старушка. – Мне это и в голову не пришло.
– Мэри, я не очень религиозна, – вступила в разговор Пейтон, стараясь поддержать Барри. – А скажите, Иисус был евреем?
Вопрос повис в воздухе.
Белинда села за пианино и начала перебирать клавиши.
– Извини меня, бабушка, – виновато произнес Барри, – но я люблю Пейтон.
– Узнай твой дедушка, что ты женишься на христианке, его бы хватил паралич, – недовольно сказала Мэри.
– Слава Всевышнему, что он умер. – Барри молитвенно сложил руки.
– Хватит, Барри! – резко сказала Грейс. – Успокойся!
Белинда взяла низкий аккорд и, оторвавшись от пианино, раздраженно проговорила:
– И в самом деле, Барри, помилосердствуй. Ты доведешь бабушку до сердечного приступа.
– Вечно вы на ее стороне, – возмутился Барри. – Ей вполне по силам знать правду.
– Евреи тысячелетия женятся на еврейках, – твердо сказала Грейс. – Никто, Барри, не принуждает тебя придерживаться в вере ортодоксальных позиций, но в обыденной жизни отступать от веры предосудительно. А вам, Пейтон, не кажется, что вы были бы более счастливы, если бы вышли замуж за человека своего круга?
– Я мечтаю о свадьбе, – наивно сказала Пейтон, – а о замужестве еще толком не думала.
– Вы верите в непорочное зачатие? – подал голос Артур.
– В непорочное зачатие? – растерянно повторила Пейтон и непроизвольно положила руки себе на живот, на мгновение решив, что беременна.
– Ну да, я о том идиллическом случае, когда муж, возвратившись домой после продолжительного отсутствия, узнает, что Мария, его жена, на сносях.
– Я на сносях? – изумилась старушка.
– Я говорю не о тебе, Мэри. Я имею в виду Марию, которая уверила сына, что он станет мессией, а мужу втерла очки, сообщив о своем чудесном зачатии. И Иосиф поверил. Глупый еврей! Опростоволосился!
– Договорились! – возмущенно сказала Грейс. – Прежде чем что-то делать, надо подумать. Это я тебе, Барри!
– При чем здесь я? – удивился Барри. – Вечно я во всем виноват.
– Ладно, – примирительно произнесла Грейс. – Леонард, выключи телевизор. Пора обедать.
На следующий день Леонард, Грейс, Барри и Пейтон поехали в ресторан, и не в какой-нибудь захудалый, а в шикарный, перворазрядный – на Мэдисон-авеню.
Леонард был в прекрасном расположении духа, и на этот раз вальяжно устроившись за рулем, он то и дело отпускал шутки, над которыми сам же и хохотал. Лицо его походило на разварившуюся картофелину с круглыми глазками, поблескивавшими за роговой оправой очков.
Грейс молчала, ограничившись за всю дорогу до ресторана единственной фразой, да и то сухо произнесенной:
– Надеюсь, вы будете счастливы.
На ней был костюм в узкую бежевую полоску, туфли на низких каблуках и прозрачные черные чулки; в ушах – длинные серьги, большие камни которых походили на настоящие.
Пейтон считала, что и сама одета прилично – чем плохи синие джинсы, прошитые бисером, и свитер из чистой шерсти? – но, придя в ресторан и увидев на большинстве посетительниц строгие костюмы с накладными плечами, она засмущалась, решив, что в облегающем свитере, выставляющем напоказ ее высокую грудь, ее примут за проститутку.
– Мы с Грейс живем душа в душу , – сказал Леонард, – за все эти годы провели друг без друга не более трех-четырех ночей. Надеюсь, что и вы будете счастливы. Позволю себе совет : никогда не ложитесь спать разругавшись. В жизни бывает всякое: удачи и неудачи, радость и горе, взлеты и падения.
– Мрачная перспектива, – заметил Барри.
– Лучше к ней заранее подготовиться, – произнесла Пейтон. – Леонард прав.
Грейс оторвалась от тарелки с яичницей и, перестав задумчиво выковыривать из желтого жира толстенькие кусочки розовой копченой форели, степенно проговорила, переведя взгляд на будущую невестку:
– Вы – христианка, Пейтон, и я уважаю ваши религиозные чувства, но только мы с Леонардом иудейского вероисповедания, и мы хотим, чтобы наши внуки пошли по нашей стезе. Когда появятся, пусть ходят в еврейскую школу, мы оплатим их обучение.
Пейтон кивнула. Религия была для нее пустым звуком, да и Барри, как она полагала, был не очень религиозен.
– Не отвечайте пока, – продолжила Грейс, – у вас есть время подумать. Сейчас у вас другие заботы – впереди свадьба. Кстати, предстоят большие затраты. Не беспокойтесь, мы их возьмем на себя, ведь ваша матушка, насколько я поняла… – Грейс на секунду задумалась и продолжила дальше: – …скажем так: не очень богата.
Пейтон стало не по себе. Она взглянула на Барри, словно ища поддержки, но Барри было не до того: он методично расправлялся с блинами, завертывая в каждую половину кусочек бекона.
– Но я не знаю, сколько денег понадобится, – смущенно сказала Пейтон. – У меня никогда не было свадьбы.
Грейс и Леонард рассмеялись.
Пейтон поежилась, теперь она сидела как на иголках.
– Но о свадьбе мечтают все девушки, – заметила Грейс. – Фантазируют, строят планы. Помню, когда я собиралась замуж за Леонарда… Впрочем, стоит ли вспоминать, у современной молодежи все по-другому.
– Я думаю, надо устроить скромную свадьбу, – сказала Пейтон. – Мои родители разошлись, и отец вряд ли приедет на торжество, а сестры… они живут далеко, мы с ними почти не видимся. Брата тоже не будет. Я слышала, что свадебные расходы – за родителями невесты. У моей матери и в самом деле нет денег, а вот отец дает мне к свадьбе две тысячи долларов. Этих денег не хватит?
– Эти деньги вам еще пригодятся, – ответила Грейс. – Свадебные расходы за нами. Вы хотите, чтобы торжество было скромным, вас можно понять, но мы с Леонардом хотим устроить пышную свадьбу, чтобы это знаменательное событие запомнилось на всю жизнь. Барри – наш единственный сын, и мы хотим ему угодить. Барри вас любит, и вы, должно быть, умная и тактичная девушка. Полагаю, вы не станете возражать.
Пейтон кивнула, а затем и вовсе умилостивила будущую свекровь, сообщив, что, возможно, примет иудаизм или, по крайней мере, ознакомится с еврейским укладом жизни, чтобы привить его обычаи и порядки своим будущим детям, которые непременно станут ходить в еврейскую школу.
– Моя подруга недавно выдавала дочь замуж, – сказала Грейс. – Я проконсультируюсь с ней, как лучше подготовиться к свадьбе. Полагаю, что за несколько месяцев мы решим все вопросы.
– За несколько месяцев ? – Леонард подскочил на стуле. – Да разве Барри и Пейтон станут ждать несколько месяцев? Сейчас не те нравы, что раньше. Чуть промедлишь – и невеста брюхатая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39