Потом остальные. Они громко хлопают крыльями.
Я собираюсь с силами и шевелю пальцем. Достаточно. Еда пока не умерла.
Что-то совсем рядом со мной. Я заставляю себя шевельнуть рукой. И все. Силы кончились. Но грифы держатся на расстоянии – пока.
Я слышу мужской голос. Речь ямайская, человек говорит непонятно, что-то вроде: «Господи, господи…»
Сквозь опухшие веки я различаю черное обеспокоенное лицо, вглядывающееся в мое. Потом меня берут под мышки и с трудом поднимают. Теперь я сижу.
Мой спаситель берет меня на закорки, и я впервые могу рассмотреть местность вокруг. Я упал с пятидесяти футов. Впрочем, чуть дальше есть еще один обрыв, спускающийся к широкому, более-менее ровному пространству. Машина, судя по всему, докатилась до края и рухнула вниз. Мельком я вижу банановые деревья и кофейные кусты. Человек, пошатываясь под моим весом, несет меня к своему дому с верандой и крышей из гофрированного железа. Из дома выходит маленькая седая женщина и спешит к нам. Я вижу только покрытую кустами плодородную землю.
Меня кладут в маленький грузовичок, наполненный, кажется, листьями. Женщина удерживает меня в сидячем положении, а мужчина со скрежетом включает передачу. Мы переезжаем вброд неглубокий ручей, взбираемся по крутому каменистому склону и выруливаем на дорогу. Я то почти прихожу в себя, то теряю сознание. Опять оживаю и опять проваливаюсь.
Едем вдоль изумрудно-зеленого склона, по которому ходят черные тени. Я вижу прилавки, небольшое скопление магазинов с названиями вроде «Успокойся!», «Кухни Румяной Кети» и тому подобными. Все надписи – с орфографическими ошибками, отражающими местное произношение. А вот лачуги, раскрашенные поярче: мясник, продовольственный магазин, почтовое отделение с какой-то рекламой и предупреждениями об опасности диабета. Я гадаю, долго ли мне суждено прожить. Вдруг мы оказываемся в городе и сворачиваем влево, к автобусной остановке. Перед нами церковь Святого Фомы Аквинского и длинный ряд прилавков. Потом грузовичок резко сворачивает вправо, к низким розовым строениям с надписью: «БОЛЬНИЦА ВЕСТ-ИНДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА».
Я смутно вижу черное лицо, склонившееся к моему.
– Как вас зовут?
– Фома Аквинский.
– Назовите свое имя, или меня обвинят в убийстве.
В глазах наконец проясняется, и я вижу большую комнату, по которой беспорядочно снуют около дюжины человек. Люди в белом, больные на каталках… Какому-то юнцу разрезали футболку. Глаза у него закатились, он громко стонет. Вокруг столпилась куча народу.
К больному тянется непостижимый моток пластиковых трубочек и проводов.
– Мне нужно узнать ваше имя.
Темнокожая женщина решила попробовать чистый английский, а не местный диалект.
– Гарриус Блейкус.
– Откуда вы, мистер Блейкус?
– Я в отпуске, остановился в «Терранове». Выиграл первый приз – выходные с мисс Ямайка.
– Ну, будьте же умницей. Что с вами произошло?
– Я пошел в поход в Блу-Маунтинс.
– Один?
– Нет, с мисс Ямайка. Меня ограбили.
Медсестра втыкает мне в рот термометр.
– Идти туда одному – глупо, глупо! Вам крупно повезло, что вы живы, мистер Блейкус!
Подошел врач. Во всяком случае, мне этот человек показался врачом. Одетый в белый халат, со стетоскопом, властный, лет около пятидесяти, с черным морщинистым лицом и седыми волосами, он снимает стетоскоп и щупает мой пульс:
– Вы потеряли три пинты крови. Кость руки, слава богу, не задета. У вас изранены лодыжки, но ничего не поломано. Отдохнете два-три дня и будете плясать под волынку.
Простыня вымокла, лоб вспотел. Я весь дрожу. Доктор заговаривает опять:
– И у вас небольшой жар.
– Где я?
– В кингстонском травмопункте. По части пулевых ранений мы накопили больший опыт, чем Вест-Индский университет.
Парень, у которого ранена грудь, начинает громко что-то кричать на густом ямайском жаргоне. Доктор исчезает из моего поля зрения, и я засыпаю.
Теперь вплывают двое мужчин-санитаров. На потолке – сырые пятна и яркие светильники. Все вместе крутится, словно ночной небосвод.
– Он выдержит перевозку?
– Да, только держите его под капельницей.
Мой грохочущий голос заполняет большую комнату и все больничные коридоры:
– Они не медики! Они хотят меня похитить! Они забирают меня, чтобы убить!
Наверное, у меня шевелятся губы. Меня аккуратно поднимают, перекладывая на каталку. Ко мне наклоняется медсестра:
– Вы хотите что-то сказать, мистер Блейкус?
– Они убьют меня, – с трудом шепчу я. – Я знаю, где искать Крест Иисуса.
– Все хорошо. Не волнуйтесь.
Я цепляюсь за ее рукав:
– Не отдавайте им меня!
Сестра освобождается от моей хватки и успокаивающе похлопывает по плечу. Потом что-то тихонько говорит доктору. В следующее мгновение он оказывается рядом. В руках у него шести футовый шприц.
– Это вас немного успокоит.
Я пытаюсь выдрать капельницу, выползти из носилок и пуститься по коридору наутек. Я уже почти дотянулся до капельницы, но хватка у медсестры как у гориллы.
– Вы потеряли много крови, мистер Блейкус. А еще европейцам вредно подолгу бывать на солнце.
Коридор опять оглашается воплями: очередной юнец стонет и держится за голову. Вокруг толпятся его приятели. Мне мерещится, что я вижу открытый мозг.
– Здесь белому делать нечего, мистер Блейкус, – мягко говорит медсестра. – Вас отвезут в замечательную частную лечебницу.
– Мне и тут неплохо… – прошептал я.
– У нас мало места.
Потолок уплывает назад. У парня теперь вся грудь в бинтах, он громко жалуется, что ему порвали футболку. Меня со скрипом катят по коридору. Я ловлю на себе любопытные взгляды, дрожу от холода, парю, словно наполненный гелием шар, потом чувствую на лице жаркий солнечный свет, меня везут по каким-то буграм, грузят в «шаттл», мы взлетаем высоко над Блу-Маунтинс, и Ямайка съеживается до маленькой зеленой точки на бирюзовом карибском фоне, и я слышу запах духов мисс Ямайка, которая почему-то смахивает на головореза из Тренч-Тауна, а он похож на одного из тех стрелявших…
Тихая комната. Легкие простыни. Теплый сухой воздух. Сквозь жалюзи задувает ветерок. С улицы доносится странное ритмичное постукивание, словно прыгают теннисные мячики. Миллион насекомых. Они щелкают и жужжат. Радужная стрекоза задумчиво зависает перед окном – смотрит, нельзя ли чем поживиться. Кидается в сторону. Женский смех, мужской голос.
Комната – светлая, просторная, со вкусом обставленная. Здесь есть плетеные стулья. Я вновь уплываю в сон.
В следующий раз я просыпаюсь уже в темноте. Снаружи доносится шорох. Это волны. Я пытаюсь пошевелиться, но мои руки весят по тонне каждая. Я говорю о метрической тонне или о единице, принятой в Британской империи? Скоро придется идти в туалет.
Я закрываю глаза и засыпаю на целый месяц.
На второй день я чувствовал себя настолько хорошо, что даже сел и стал обдумывать побег. Что было весьма оптимистично, если учесть, что еще только вчера меня до туалета и обратно водили под руки. Два «медбрата». С револьверами за поясом.
ГЛАВА 31
Моя голова превратилась в пушечное ядро. Кто-то заменил мне кровь ртутью, а артерии – свинцовыми трубами. На то, чтобы стянуть простыню и опустить ноги на пол, у меня ушло не меньше минуты. Я сел. Голова кружилась. Из-под толстой повязки выглядывали распухшие пальцы.
Я дождался, пока отступит дурнота, и попытался выпрямиться. Когда я доковылял до окна и оперся на подоконник, мне показалось это настоящим достижением. Я ощущал запах кофе и сырой тропической почвы.
К маленькой тихой бухточке с каменистыми берегами и бирюзовой водой сбегала тропинка. Коротенькая пристань с пришвартованной к ней гребной лодкой, в сотне ярдов от берега – мощный катер с множеством антенн, играющих в солнечном свете. Я смог разобрать его название – «Второе пришествие». Дальше, насколько хватало глаз, белело барашками волн Карибское море.
Синий бассейн очертаниями напоминал человеческую почку. На надувном матрасе лежал человек. Его широкая волосатая спина блестела от пота, руки свисали в воду.
У края бассейна стоял белый столик с розовым зонтиком, на котором красовался логотип мартини. За столом сидела женщина – похоже, без одежды – и потягивала через соломинку какой-то оранжевый сок. Смуглая грудь, темно-розовые соски… Она подняла глаза, улыбнулась и помахала:
– Завтракать?
И кивнула кому-то, скрытому от меня красным козырьком под моим окном.
В следующие мгновение раздался скрип шагов на лестнице. Совершенно лысый человек в рубашке без ворота – один из «медбратьев» – взял меня за здоровую руку и повел вниз по деревянным ступеням. На поясе у него по-прежнему висел черный револьвер. Он смахивал на молодого Коджака. Каждая дверь и каждое окно в доме были открыты, по комнатам гулял теплый ласковый ветер. Когда меня довели до стола, человек из бассейна вытирался полотенцем, а груди Кассандры скрылись под лифчиком бикини.
– Вам стоит поесть, – сказал мужчина густым голосом.
Его лицо покрывали морщины. По-английски он говорил с сильным акцентом. Коджак исчез за стеклянными дверьми, где-то в тенистой глубине виллы.
– Кофе? – предложила Кассандра и налила мне чашку.
Мне пришлось воспользоваться двумя руками.
Я жадно пил сладкую темную жидкость.
Мужчина протянул пачку «Мальборо». Я покачал головой. Он и девушка закурили. Вернулся Коджак с английским завтраком. Все было как следует прожарено. Расставляя тарелки, он нагнулся надо мной. Заткнутый за пояс его шорт револьвер оказался всего в двух футах от меня, но ему не было до этого дела: я вилку и ту с трудом поднимал. Окружающие молча наблюдали, как я ем. Поев, я почувствовал себя лучше. Коджак собрал тарелки и чашки и опять ушел в дом. Вилла была большая, белая, напоминавшая чем-то конструктор «Лего». Она состояла сплошь из террас и вычурных украшений.
Я откинулся на спинку стула.
– Что теперь?
Мужчина тоже откинулся, выпустил дым и задумчиво на меня посмотрел.
– Меня зовут Апостолис Хондрос. Я священник Греческой православной церкви. Говорю это на случай, если вам удастся выбраться. Не исключено, что вы узнаете меня на одной из интерполовских фотографий. А если не выберетесь… В общем, передавая вам эту информацию, я ничего не теряю. Как видите, я с вами вполне откровенен. Мне нужна ваша помощь, мистер Блейк.
– И, надо думать, у вас есть способ уговорить меня.
– Верно. Я намерен добраться до той иконы, мистер Блейк.
– Возможно, ее не существует в природе.
– Мы уверены в обратном.
– Что с остальными?
– С вашими коллегами? И Дебби, и Зоула здесь. Отдыхают.
У меня подвело живот.
– Долтон – один из вас, да? Лерой Або…
Грек хрипло рассмеялся.
– Вижу, вам совсем задурили голову! На самом деле он служил в МИ-шесть. Они воспользовались вами, чтобы добраться до нас.
– И где он теперь?
Мужчина равнодушно махнул рукой с сигаретой:
– Мертв. Дам вскорости ждет то же самое.
– О господи…
Я уронил голову на стол. Кассандра подняла меня за волосы.
– И тебя, – сказала она как ни в чем не бывало, вглядываясь мне в лицо сквозь сигаретный дым. Глаза садистки. – Вот отдал бы мне дневник тогда, в Линкольне…
– Если вы нам поможете, – сказал Хондрос, – мы пересмотрим ваше будущее.
Я с трудом оттолкнул ее руку, откинулся и посмотрел на них обоих. Милосердия в их глазах было не больше, чем в глазах тех грифов. Как же трудно говорить…
– Как только реликвия попадет в ваши жадные лапы, для Дебби, Зоулы и меня все будет кончено.
Грек кивнул:
– Не исключено. Мое благородство – ваша единственная надежда. На что вам еще рассчитывать?
Я взглядом указал на тяжелый серебряный крест у него на груди. Он висел на толстой цепочке.
– Это крест или свастика?
Хондрос улыбнулся:
– Капризничать вздумали, мистер Блейк? Надеетесь меня разозлить?
– Куда мне! С самодовольными типами вроде вас такое не проходит. Мне только любопытно, какой именно психоз лежит в основе ваших действий. Имею я на это право?
– Психоз? – Хондрос состроил на лице озадаченное выражение. – Смирение перед Всевышним – психоз? Но вы, возможно, неверующий. Возможно, вы полагаете, что мир вокруг нас возник сам собой.
– Плохо дело, – вздохнул я. – Вы свихнулись на религиозной почве.
– Некоторые предпочитают потратить короткий земной век на подготовку к вечности.
Я оглянулся на катер.
– Хоть вы у нас и проездом, зал ожидания вам подавай со всеми удобствами.
Хондрос высокомерно улыбнулся. Он загасил окурок в небольшой мраморной пепельнице и вынул очередную сигарету из лежавшей перед ним пачки.
– Вы ведь любите путешествовать?
– Это моя работа. Я ищу старинные карты в глухих закоулках мироздания.
– Венецию хорошо знаете?
– Не очень.
– Площадь Святого Марка знакома?
– Ага.
Он щелкнул маленькой зеленой зажигалкой, поднес ее к сигарете. Поплыла вверх спираль серого дыма.
Грек с удовольствием затянулся.
– Представляете себе собор Святого Марка?
Что-то я припоминал.
– Более-менее.
– А четырех позолоченных лошадей с ипподрома, украшающих фасад этого здания?
– Помню. И что?
Еще один клуб дыма. Я только сейчас заметил, что его пальцы потемнели от никотина.
– Это византийский стиль. Истинная красота… Отправляйтесь в Венецию, Рим, Барселону. Присмотритесь к тамошним изумительным статуям, мистер Блейк.
Вглядитесь в изображения святых, в вытянутые головы и узкие лица. Византийские ваятели и живописцы держались этого стиля целую тысячу лет. О да, византийский стиль! Вот что было похищено у великой цивилизации в тысяча двести четвертом году.
– В тысяча двести четвертом году?
– Латинянами. Во время Четвертого крестового похода. Вместо того чтобы биться с мусульманами за Святую землю, крестоносцы изнасиловали Константинополь, средоточие византийской цивилизации. Византийцы хоть и были братьями-христианами, но числилось за ними одно прегрешение…
Он замолк.
– Какое же? – подыграл я.
– Прегрешение, мистер Блейк, вот какое: они были людьми высокой культуры, ярким пламенем среди темноты и варварства. Они любили искусство и литературу, любили прекрасные творения рук человеческих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36