Четырнадцатый лорд Максвелл сбежал из тюрьмы, переодевшись женщиной. Одежду ему доставила жена. Остаток жизни бедняжки провели в Италии, вместе с принцем Чарли-красавчиком.
Они жили на холме Фраскати, неподалеку от Рима.
– Да, не позавидуешь, – согласился я.
Никакой связи с дневником.
– В семье по-прежнему была куча баронов, которые владели поместьями по всей Шотландии.
– А еще раньше можешь забраться? Что было до якобитов?
– Разумеется. Максвеллы происходят от Ундвина и его сына Максуса, живших в одиннадцатом веке. Максус превратился в Максусвеллла, а тот в свою очередь – в Максвелла Карлаврокского. И так далее.
По-прежнему, насколько я мог судить, связи с дневником Огилви не прослеживалось.
– Хорошо, Дебби, а как насчет Теббитов? Ты уверена, что мы можем спокойно говорить?
– Да что он мне сделает?! – взбрыкнула она и шепотом продолжила: – Родство между Теббитами и Максвеллами восходит к тысяча шестисотому году, когда один из Теббитов женился на леди Джойс Максвелл.
Так, подожди… Да, вот! Он и два его сына вместе с герцогом Норфолкским участвовали в битве при Флоддене в тысяча пятьсот тринадцатом году, где и погибли.
В наследство вступил младший сын, но за участие в линкольнширских волнениях ему отрубили голову. Поместья и особняки были у него конфискованы, но кое-что из этого королева Елизавета вернула его внуку. Не клади трубку.
На несколько мгновений стало тихо.
– Все нормально, он пошел в туалет. Был еще Стивен Теббит, который выступил не на той стороне во время Английской революции. Парламент Кромвеля отобрал у него все поместья.
– Похоже на семейную традицию – брать сторону неудачников.
– Спасибо, Гарри. Скажи мне только, как я тогда оказалась в Пикарди-Хаус, а ты в какой-то линкольн-ской лачуге? Следующую сотню лет Теббиты оставались на плаву только благодаря великодушию родственных им Гринакров. Потом было предпринято несколько внутриклановых браков, состояния начали вновь расти, пока в нашей собственности не оказалось пять тысяч акров в разных графствах, пара дюжин дворцов и одно аббатство. Для хронических неудачников, по-моему, совсем неплохо!
– Очень даже неплохо, Дебби. А еще раньше можешь заглянуть?
– Совсем в начало? К динозаврам? Сейчас…
Опять шорох страниц.
– Так. Линию Теббитов можно отследить вплоть до барона Филиппа, сына Карра. Вильгельм Завоеватель даровал ему половину Чешира. Один из потомков Филиппа женился на француженке, урожденной Сент-Клер, родом из Пикардии. Первоначально ее фамилия писалась де Клери. Эти сколотили себе состояние на Крестовых походах. Впоследствии они присовокупили к своим владениям Линкольншир и Йорк. Всего у них было шестьдесят особняков. Во сколько им обходилось отопление, я даже представить боюсь, но, думаю, их это мало заботило.
Крестовые походы. Крестоносец де Клери, превратившийся в Сент-Клера из Пикардии. Синклер. Уинстон Синклер, загадочный родственник, отправивший дневник в Пикарди-Хаус, семейное гнездо Теббитов.
Кусочек головоломки с восхитительным щелчком встал на свое место.
Дебби же все говорила:
– Ну и так далее. Видишь, какие мы все из себя – особенно в сравнении с тобой. Гарри, ты меня слышишь? Есть тебе от этого какая-нибудь польза?
Я быстренько сварганил холостяцкий ужин, и тут наверху лестницы появилась Зоула. Она была в красном платье – почти в цвет вину, которое я разливал.
Ее серьги и ожерелье из искусственных брильянтов играли в свете свечей – свечей, которые держат на случай отключения электричества, а не «специальных романтических». Соус «путтанеска», хоть и из магазина, был на удивление хорош. Мне не терпелось попробовать крем-мусс, сделанный на итальянский манер (правда, вместо «марсала-ал-уово» в него пришлось добавить хересу).
Зоула пригубила вино и бросила на меня испытующий взгляд.
– Похоже, наша юная Дебби по уши в тебя влюблена.
– Чушь. Я для нее всего лишь большой мягкий плюшевый мишка. Скорее я играю роль суррогатного дяди.
Сев, я стал накручивать на вилку спагетти.
– Вот что, Зоула. Как только поедим, мне придется отсюда съехать. Я могу остановиться в деревенской гостинице. А то миссис Мергатройт разрушит твою репутацию.
Сначала она недоверчиво на меня уставилась, а потом хихикнула.
– А ведь все эти годы я была уверена, что динозавры вымерли. Я Козерог, Гарри. Я порывистая, влюбчивая и страстная. А ты кто?
– Кажется, Лев.
Она скорчила рожу.
– Ты законопослушен, холоден и рассудочен, так что моей девственности ничего не грозит. Вот невезуха!
«Становится жарко!» – подумал я про себя, а вслух сказал:
– Синклер.
– Синклер, – задумчиво повторила Зоула. – Совпадение?
– Ни один из нас в такое не поверит. Этот крестоносец, Сент-Клер… Интересно, докуда он дошел?
Зоула медленно кивнула:
– Я могу кое у кого выяснить.
ГЛАВА 21
Этот «кое-кто» оказался хозяином Оксфордского музея древностей. Где-то я читал, что он владел еще несколькими игрушками вроде этой – например, островами в Эгейском и Карибском морях. Я предложил встретиться в одном из пабов, многие из которых я помнил еще со времен своей учебы в Оксфорде. Он находился неподалеку от Паркс-роуд и был собственностью Пачинских, польской четы в годах. Ровно в десять «симитар» с урчаньем въехал на стоянку. Нас уже ждали.
В этом пабе одно время (недолгое) снимали сериал про инспектора Морса. Черно-белые фотографии, на которых седовласые владельцы заведения купались в лучах славы находящихся тут же ведущих актеров, украшали унылые, обшитые деревом стены. Миссис Пачинская была все та же – только волосы совсем побелели.
«Кое-кому» перевалило за пятьдесят. С невесомыми редеющими волосами, в очках с толстыми стеклами, одетый в желтую рубашку без воротника и синюю ветровку. Занятия благотворительностью плохо вязались с тем, что этот человек регулярно оказывался где-то на окраине списка самых богатых людей, регулярно публикуемого в «Санди тайме». При виде Зоулы его лицо просияло, а их объятия заставили меня задуматься, насколько же близко они знакомы.
Мы сели к круглому столу. Для выпивки было рановато, но я все же заказал светлого пива. Друг Зоулы пришел не один. Рядом с ним сидел черный ямаец с аккуратной короткой прической и гладким круглым лицом. Лет ему было немного за тридцать. Образ дополнял серый костюм. Единственным противоречием была булавка для галстука в форме гитары, затаившаяся на фоне всей этой консервативности. Говорил ямаец застенчиво и нерешительно, чем совершенно сбил меня с толку.
У каждого из присутствовавших была своя копия дневника Огилви, и, пока я рассказывал, мы то и дело к нему обращались. Глотка у меня пересохла. Закончив, я одним глотком осушил половину кружки.
Все сосредоточенно молчали. Да, было о чем подумать… Оксфордский меценат повернулся к своему товарищу:
– Ваше мнение, Долтон?
Он явно опасался мошенничества. Перед тем как ответить, ямаец застенчиво на меня глянул.
– В первую очередь надо убедиться в подлинности этого документа, сэр Джозеф. Вспомните о дневнике Гитлера.
Сэр Джозеф невозмутимо поглядел на меня:
– Что скажете?
Зоулу он знал, а меня еще следовало проверить.
Если имело место мошенничество, то ему надо было убедиться, что мы жертвы, а не злоумышленники.
– Его подлинность не вызывает у меня никаких сомнений. Микротрещины вокруг исписанных мест подделать невозможно. Как и саму бумагу. Кроме того, документ видел Фред Суит, находящийся всего в паре миль отсюда.
Рядом Зоула потягивала красный мартини. Она сказала:
– Там есть несколько расхождений с общепринятым описанием путешествия к Роаноку.
– Это ты к чему? – поднял брови сэр Джозеф.
– Это я к тому, Джо, что мошенник не наделал бы таких ошибок. Их слишком просто проверить. Историки кое в чем заблуждались. И еще одно. Экспедиция на Роанок состоялась в тысяча пятьсот восемьдесят пятом, а Огилви в своем дневнике использует шифр, который был создан якобы не раньше тысяча пятьсот восемьдесят восьмого. Конечно, он мог писать свой дневник спустя годы после событий, но, судя по непосредственности изложения, Огилви рассказывал о происходящем в течение нескольких дней после случившегося.
Опять же, мошенник не совершил бы подобной ошибки.
– Ну, а дальше? – спросил сэр Джозеф.
– Почти наверняка Огилви имел доступ к системе шифров, которая на тот момент еще не была опубликована. На том корабле были лучшие умы Англии, и им эта система могла быть известна от самого Томаса Брайта. Об авторском праве в те времена речи не шло.
Сэр Джозеф кивнул:
– А еще, по вашим же словам, у вас есть независимое мнение, высказанное мистером Суитом…
– … так что у меня в руках подлинная рукопись, – закончил я. – Анализ чернил и бумаги можно произвести в любое время. Только надо заручиться согласием владельца.
Судя по виду сэра Джозефа, он принял решение.
– Очень хорошо. Я склоняюсь к мнению, что этот дневник – подлинный, а молодой человек из шотландской глубинки вел запись «по горячим следам». – Он поиграл стаканом с соком. – Вы полагаете, что глубокий интерес к дневнику вызван описанной в нем реликвией?
– Чем же еще? И «глубокий интерес» – это слабо сказано!
– Да, ничего себе синяк. Долтон, во сколько бы вы оценили этот предмет?
Долтон говорил мягко, даже робко. В его голосе угадывалась ямайская гнусавость. Гласные были по-оксфордски округлыми, однако я слышал след чего-то еще. Франция? Может быть, даже сам Париж?
– Если дневник подлинный, то я просто не верю собственным глазам. – Он дотронулся до галстука и увлеченно продолжил более низким голосом: – Описанный Джеймсом Огилви предмет поразительно похож на некую реликвию, утерянную более тысячи лет назад. Кусок креста, на котором был распят Иисус Христос. Подлинного Креста.
Я ощутил электрическое покалывание где-то в позвоночнике. Мы ждали. Долтон отпил кока-колы, откашлялся и продолжил:
– Подлинный Крест посеял больше смерти и разрушений, чем любая другая реликвия за всю историю.
Вернуть Крест, находившийся в руках мусульман, было главной целью Пятого крестового похода. Если он действительно существует… Если всплывет кусок настоящего Креста, – Долтон взглянул на своего товарища, – то, сдается мне, музеи, богатые частные коллекционеры, а то и религиозные объединения заплатят целое состояние, чтобы его заполучить.
– Состояние? – перебила Зоула.
– На глазок я бы назвал сумму в десять миллионов долларов, – сказал сэр Джозеф. – Столько готов заплатить мой музей.
– Хорошая попытка, сэр Джозеф, – ответил я. – А как насчет музея Гетти? Сколько они заплатят? Или богатый американский проповедник? А Ватикан? Я держу в голове никак не меньше пятидесяти миллионов.
Он на меня покосился. Теперь говорила Зоула:
– Представьте, что кусок настоящего Креста попал в руки американского евангелиста из правых! Это придаст небывалую достоверность его речам. Эти молодцы торгуют религией словно мылом, и чем обширней их паства, тем большие бабки они зашибают. Он подомнет под себя весь штатовский рынок! А деньги там крутятся немалые.
– Если это подлинная вещь, – вставил я. – Насколько мне известно, большая часть реликвий – подделки.
Долтон кивнул:
– Вы совершенно правы, мистер Блейк. В Средние века существовало пятнадцать образцов крайней плоти Иисуса, три головы Иоанна Крестителя, а костями святых и апостолов можно было забить целый товарный склад. Я уже не говорю о сосудах с кровью Христа и тому подобном. Кусок материи, до которой дотрагивались Иисус или Мария, попадая в руки какого-нибудь европейского короля, наделял его священным правом на престол. Кроме того, с помощью реликвий лечили заболевания и тому подобное. Коммерческую ценность они представляли невероятную. Они притягивали к себе грабителей и убийц. Что было еще одним поводом для иконоборцев.
– Иконоборцев?
– Буквально – «дробителей икон». Люди, сражавшиеся с изображениями, имевшими религиозное значение. Впрочем, даже они для Подлинного Креста делали исключение.
– Но если чуть ли не все реликвии – подделки, – спросил я, – то чем же Подлинный Крест от них отличается? Надо думать, дерева вокруг хватает, и из предполагаемых фрагментов можно наделать хоть дюжину крестов.
Долтон едва заметно улыбнулся:
– Как ни странно, отличие есть. Окончательное описание реликвии, носящей имя Подлинного Креста, появилось в тысяча восемьсот семидесятом году и принадлежит перу Де Флери. Он определил подлинность всех имевшихся на тот момент фрагментов креста, каталогизировал их и сообщил общий объем. В сумме вышло около четырех литров. Дерево легче воды, так что их общая масса – килограмма два-три. Масса самого креста – где-то семьдесят пять килограммов.
– Но перед нами, несомненно, по-прежнему средневековые подделки.
Я стал похож на испорченную пластинку.
– Почти наверняка вы правы. За исключением этого предмета. Я полагаю, что эта вещь – подлинная.
– Да ладно!
Блейк Недоверчивый.
– Я совершенно серьезен, мистер Блейк.
Сказано спокойно, уверенно.
– Крест был обнаружен в триста двадцать седьмом году после Рождества Христова. Император Константин гарантировал христианам, что их больше не будут преследовать, и епископ Иерусалима Макарий провел раскопки, в результате которых были найдены различные священные места, вроде гробницы Христа или Голгофы.
– Разве за три века успела возникнуть необходимость в таких раскопках?
– Император Адриан скрыл все эти места. Впрочем, благодаря ему они только лучше сохранились. Не забывайте, правда, что о точном их расположении местные христиане хорошо знали. Эти сведения передавались из поколения в поколение. Во время раскопок и был обнаружен Крест.
– Это всамделишная история или очередная легенда?
– Гарри, это правда. Раскопки упоминаются в различных надписях, появившихся, судя по датам, вскоре после тех событий. Святой Кирилл Иерусалимский пишет об отыскании святыни в триста сорок седьмом году, всего двадцать лет спустя после самих раскопок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36