– Раньше я говорил 'волшебница', не понимая смысла этого слова, – тихо сказал Альва. Голос его был полон благоговейного трепета. – Как я смогу вас отблагодарить, леди Таллиан?
– Я приглашаю вас в свой замок на Краю Мира. Вы проведете со мной одну ночь, от заката до рассвета, и мы будем квиты. Согласны?
Все еще переполненный чувствами, Альва только молча кивнул.
– Тогда скрепим нашу сделку. Наденьте, – Дэм Таллиан протянула ему перстень с эльфийскими рунами и крупным сапфиром. – Это Кольцо Правды, слышали когда-нибудь о нем?
Альва слышал. Подобные кольца начали делать эльфы в незапамятные времена, когда впервые столкнулись с вероломством людей. Пока условия договора не выполнены, снять его невозможно, разве что вместе с пальцем. По отсутствию указательного пальца распознавали тех, кто был не склонен держать слово.
Кавалер Ахайре почувствовал себя задетым. Неужели Дэм Таллиан сомневается в слове криданского дворянина? Не зря говорят, что маги склонны к паранойе. Потом он вспомнил, что она первая доверилась ему – исцелила, не требуя никаких гарантий.
– Наденьте, ради меня, – сказала чародейка, наклонившись над Альвой, касаясь его плеча упругой грудью. – Чтобы не было соблазна задержать вас подольше. С первым же лучом солнца вы снимете его и сможете располагать собой, как хотите.
Отогнав тревогу, заглушив глас гордыни, Альва Ахайре сказал:
– Как пожелает моя леди, – и надел Кольцо Правды на безымянный палец правой руки.
Ощущение было, как будто оно немедленно сжалось, обхватив его бережно, но твердо. Для пробы он подергал кольцо, но оно не сдвинулось ни на полдюйма. Ничего не скажешь, своеобразная печать на договоре.
– Мне кажется, в этой сделке я получаю куда больше вас, – с сомнением сказал Альва.
Дэм Таллиан только загадочно улыбнулась и предложила молодому кавалеру руку изысканным придворным жестом. Они встали перед огромным зеркалом, висящим на стене. Чародейка дохнула на зеркало, коснулась его кончиками пальцев, и по стеклянной глади вдруг пробежала рябь. Стекло помутнело, заволновалось, как поверхность пруда, когда в нее бросишь камешек. Рука об руку они шагнули в портал и мигом перенеслись за тысячи лиг от Фаннешту, на Край Мира.
За хрустальными стеклами расстилалась бескрайняя снежная равнина. В черном небе, как остывающие угольки, сияли звезды, и жемчужная луна робко заглядывала в высокие стрельчатые окна, похожие на вплавленные в стены исполинские кристаллы.
Покоям Дэм Таллиан позавидовал бы и сам король – в переносном смысле, конечно, ибо такой святой человек, как нынешний правитель Криды, был неспособен завидовать материальному благополучию. Всюду инеисто-белое, серебристо-ледяное: жемчуг и лунный камень, серебро и перламутр, хрусталь и платина, моржовая и слоновая кость. Даже пламя в огромном камине было голубоватым, какое дают некоторые породы деревьев. Камин отгораживал экран из молочно-белого коралла, похожего на морозный узор. Полы устилали меха: песцовые, собольи, горностаевые, белые медвежьи, пятнистые леопардовые, будто бы разрисованные черными фиалками по белому фону. Гобелены на стенах изображали картины зимней охоты на волков, оленей, белых медведей. Снежный шелк простыней на небрежно застеленной кровати откровенно манил обещанием сладостной неги.
В покоях было так тепло, что становилось ясно: в одежде нет никакой нужды.
Платье Дэм Таллиан стекло на пол и тут же испарилось пушистым облачком, не оставив ни бьющихся на полу рыбок, ни увядающих водорослей. От нее пахло морским бризом и криками чаек, шумом волн и нагретым на солнце песком. И как песок под солнцем, ее прохладные губы согрелись под поцелуями. Она обняла его, как ласковое море, унесла на волнах наслаждения, пролилась дождем, задрожала туманным маревом, взволновалась приливом. Кавалер Ахайре ощущал себя то утлой лодчонкой на мощных валах, то ловцом жемчуга в морской пучине, то игривым дельфином, то ураганом, под которым вскипает и пенится море.
В пылу любовных утех они перешли на ты. Он шептал ей: 'Дэм, Леди Моря!', – а она ему: 'Альва, серебряный мой!' (старомодное обращение, бывшее в ходу лет двести назад). И сон не смел приблизиться к изголовью кровати, отгоняемый страстью и бодрящим вином.
За окнами, на бархатной черноте неба вдруг мелькнули светлые всполохи.
– Рассвет уже близко? – спросил с легким беспокойством Альва. Прямо сейчас ему даже вспоминать не хотелось о рассвете.
– Это северное сияние. Мы на Краю Мира, мой серебряный.
Альва, обнаженный, приник к хрусталю окна и замер в восхищении. Небо разгоралось серебром и самоцветами: словно полотнище шитой жемчугом парчи развернулось над снежной пустыней. Лучший королевский фейерверк не мог сравниться с великолепием этого зрелища. Прежде Альва видел северное сияние только на картинах. Улыбаясь, Дэм Таллиан смотрела не в окно, а на молодого кавалера, на его стройные голые ноги, узкие бедра и скульптурно-красивые ягодицы.
– Говорят, что это сверкает Небесный дворец, жилище Младших богов нашего мира. – Альва обернулся к ней, и глаза его блестели не хуже северного сияния за окном. – Стены его сделаны из тумана, росы, северного ветра, льда и звездного света. Умри, лучше не скажешь.
– Возвращайся в постель, мой серебряный. До рассвета еще далеко.
Он сделал несколько шагов и остановился, вглядываясь в ее лицо. Ни взгляд, ни улыбка ее не изменились, но в голосе было что-то такое, отчего у него вдруг пересохло в горле.
– А как далеко до рассвета, леди Таллиан?
– Полно, кавалер Ахайре, неужели вас ничему не учили в школе? Ночь на Краю Мира длится полгода. Или около того.
Кавалер Ахайре превозмог желание задать дурацкий вопрос: 'Это что, шутка?' Она прекрасно понимала, что делала. Он пришел сюда сам, по доброй воле, да еще позволил связать себя договором. Впрочем, не будь договора, он что, пошел бы пешком по снегу? Башню можно покинуть только через портал, а открыть его может только Дэм Таллиан.
При нем даже оружия не было. В Фаннешту никто не носил оружия. И чем бы оно помогло против мага Первой ступени?
Альва почувствовал, что начинает задыхаться. Грудь сдавило, в ушах застучала кровь. Это не был азарт борьбы, погони – это был панический страх оказаться в ловушке.
– Я что, в плену? – голос его звучал спокойно, разве что немного хрипло.
– Напротив, милый. Я освободила тебя. Ты маг по своей природе, Альва Ахайре. Ты принадлежишь нашему миру. Тебе не придется больше сражаться за свою жизнь, голодать, терпеть лишения. Я позабочусь обо всем. Ты можешь стать не гостем, а хозяином в моем доме. Ты можешь стать великим магом!
Должно быть, все, что он думал, отразилось у него на лице, потому что она улыбнулась чуть снисходительно и проворковала:
– Сейчас ты, должно быть, злишься на меня. Напрасно. Отбросив предрассудки, ты поймешь, что я предлагаю тебе шагнуть на новый уровень бытия, расширить свои горизонты неизмеримо!
– То есть ты похитила меня, чтобы заставить учиться магии? – сумрачно подытожил он, удивляясь, что еще способен здраво рассуждать в такой ситуации.
– Похитила тебя? Кольцо Правды все еще на тебе. Значит, договор соблюден.
– Чертовы Древние соблюдают букву, а не дух закона! Любой нормальный суд признал бы такой договор недействительным.
– Я не солгала тебе ни словом, ни делом, Альва. 'Ночь в моем замке на Краю Мира, от заката до рассвета'. Свою часть договора я выполнила. Быстро же ты об этом забыл!
– Черт побери! – взорвался Альва. – Неужели ты не могла сделать свое фантастическое предложение как-то иначе, не загоняя меня в угол?
– Ты не оставил мне выбора. Помнишь, как упорно ты отказывался обсуждать любые возможности, связанные с магией?
– И ты думаешь, теперь я соглашусь их обсудить?
– Не теперь. Через пару дней, когда возмущение уляжется и твой разум проснется.
– Хорошо. – Альва заметил, что его пальцы сжались в кулаки, и разжал их. – Давай вернемся к этому разговору через пару дней. Обещаю, что выслушаю тебя. А сейчас могу я вернуться в Фаннешту?
– Мне очень жаль, Альва, – сказала она без малейшего сожаления в голосе. – Ты не можешь покинуть мой замок, пока носишь Кольцо Правды. Оно причинит тебе невыносимую боль. Можешь проверить сам: просто выйди из ворот на десяток шагов, и оно начнет действовать.
Гнев вспыхнул в молодом кавалере, как сухой хворост от искры огнива. Он схватил Дэм Таллиан за плечи, встряхнул, глядя суженными от ярости глазами. Отчеканил:
– Ты немедленно отправишь меня домой, лживая тварь!
Чародейка выскользнула из его рук легко, как вода утекает сквозь пальцы. Два коротких слова – и он снова оказался скованным ледяными путами. Только на этот раз они не поддались.
– Ш-ш-ш, успокойся, мой серебряный. – Дэм Таллиан погладила его по щеке, и он даже не мог отвернуть голову. Она прикусила губу, разглядывая его, будто редкое лакомство, которое вот-вот сможет попробовать.
Чародейка хотела получить его душу. Тела ей было недостаточно.
До сих пор таких требований к кавалеру Ахайре никто не предъявлял.
– Зачем это тебе, лично тебе? – с трудом выговорил он.
– Ты обладаешь огромной силой. Вместе мы будем несокрушимы. Никто еще не создавал союза Воды и Огня. Мы добьемся такого могущества, что деяния магов древности померкнут перед ним.
– Присоединяйся ко мне, и вместе мы будем править миром, – Альва саркастически усмехнулся. – Как в дешевом спектакле.
– Посмотри на себя, – ласково сказала ему Дэм Таллиан, не обращая ни малейшего внимания на его иронию. – Гонимый, беспомощный, игрушка судьбы, жертва обстоятельств. Кто ты? Чего добился в жизни? Я следила за тобой со дня твоего рождения, и мне нечего ответить на этот вопрос. Должность при дворе? Поручения Тайной службы? Ты был шлюхой, Альва Ахайре, шлюхой на службе у короля. Что ты совершил такого, что запомнилось бы людям, что бы их потрясло? Ах да, ты писал стихи. И даже прославился. Но, положа руку на сердце, как ты думаешь, Альва, они правда любили твои стихи – или просто тебя, символ криданской аристократии, красивого, богатого, одаренного? Когда умрут твои современники, никто и не вспомнит твоих стихов. Но даже свое невысокое положение ты умудрился потерять. Один твой любовник втравил тебя в неприятности, второй спас, и с тех пор ты скитаешься по свету в компании бессмертного эльфа и невежественного дикаря. Это предел твоих мечтаний? Это жизнь, которой ты боишься лишиться?
Альва закрыл глаза, чувствуя, как под веками скапливается предательская влага. Дэм Таллиан била по больному. Она словно бы влезла в его душу, вытащила наружу все его тайные страхи, все тревожные мысли и ночные кошмары, все сомнения, терзавшие его бессонными ночами.
А она продолжала безжалостно:
– Любовь? О, мой серебряный, на свете есть вещи поважнее любви. Только для детей она важна и необходима; взрослому человеку нужно иное. Неужели ты не понимаешь, эти двое – они тянут тебя ко дну, как камни, привязанные к ногам. Они управляют тобой, не дают тебе жить собственной жизнью. А ведь жизнь так коротка. И так много нужно успеть! Полгода, Альва. Только полгода. Я открою перед тобой сокровища знаний, власти, могущества. Ты увидишь другие миры, по сравнению с которыми все, что ты знал прежде, покажется тебе тусклым и жалким. Тебя будут любить короли и королевы, герои, полубоги! Ты сможешь выбирать в любовники кого захочешь, хоть сотню Древних и степняков. А захочешь – оставишь при себе этих двоих, но уже на подобающем месте. Они будут служить тебе так, как им предназначено.
– Власть над людьми, над тайными силами природы, над стихиями, над миром! – голос ее манил, совращал, очаровывал. – Вместе мы сможем достичь того, чего ни один чародей не достигал. Может быть, создать свой собственный мир – мир воды и огня… или новую расу разумных существ, живущих в магии, как рыбы в воде. Сотни лет, Альва – и все они твои, и мир у твоих ног! Твой отец отверг этот дар – и где он сейчас? Не совершай той же ошибки. Я могу ждать вечно, я ждала тебя с самого твоего рождения, но у тебя нет времени ждать, это твоя жизнь утекает, как песок между пальцев, Альва!
Золотые ресницы Альвы намокли и слиплись. Холод пробирал до костей, и на сердце ложилась тоска, бескрайняя, как снежная равнина. Он хотел хоть что-нибудь возразить, но голос ему не повиновался.
Одинокая слеза холодной льдинкой застыла на щеке.
Кинтаро угрюмо мерил шагами маленькую комнату. Прошло утро, прошел день, близился к концу вечер, а кавалер Ахайре так и не появился. Казалось бы, что может грозить ему в стенах древнего храма, оплота мира и ненасилия для обеих цивилизаций Пандеи, человеческой и эльфийской? Но звериное чутье Кинтаро внушало ему безотчетную тревогу.
– Если мы начнем ломиться в покои треклятой магички, рыженький нам никогда не простит. В конце концов, имеет он право поразвлечься?
– А мы имеем право знать, где он и с кем, – резонно заметил Итильдин. – По крайней мере, Лиэлле всегда говорил это про тебя.
Словно бы в ответ на его слова, зеркало в гостиной засветилось мягким серебристым светом. Когда эльф, лучше степняка знакомый с магией, сдернул с зеркала цветастый джарский платок, за стеклом возникло лицо кавалера Ахайре.
Молодой кавалер был бледен, под глазами его залегли темные тени, брови чуть сдвинулись, образуя вертикальную складку. Лицо его вновь было таким же красивым и чистым, каким они впервые увидели его при свете щедрого степного солнца, под голубым просторным небом, среди зеленых холмов. Даже темный южный загар сошел, как не бывало. Праздник для глаз, да и только. Но то, что он собирался сказать, было столь явно нерадостным, что сердца их томительно сжались. В этот миг степняк и эльф были едины, словно бы у них было одно на двоих сердце – и в это сердце возлюбленный собирался воткнуть нож.
– Простите меня, – проговорил кавалер Ахайре сухим, безжизненным тоном. – Я должен вас покинуть. Ситуация оказалась несколько… сложнее. Я проведу в замке Дэм Таллиан какое-то время. Полгода, может быть. Мне следует обдумать свою жизнь и многому научиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47