Как она посмела забеременеть, не посоветовавшись с ним? Софи обозлилась. Как он посмел сделать ей ребенка, не посоветовавшись с ней? Тогда Мэтью заявил, что мысли о ребенке стесняют и сковывают его; он устал от отношений, в результате которых чувствует себя загнанным в угол. Потом он уверял, что не намерен связывать себя какими-либо обязательствами – снова недосыпать и жертвовать свободным временем и поездками в гости. В довершение всего он заявил, что ему противно смотреть, как любимая женщина раздувается, словно воздушный шар, и у нее появляются растяжки и варикоз. Он любит ее такой, какая она сейчас; если честно, неприятно смотреть, как уходит ее красота.
– Почему же ты в таком случае на мне женился? – спросила тогда Софи.
– Потому что я люблю тебя! – воскликнул он так театрально, что Софи в ту секунду возненавидела мужа.
Всю ночь она ворочалась без сна, представляя, как разведется и будет растить ребенка одна. К утру у нее в голове сложился подробный план дальнейшей жизни: она снимет квартиру, устроится работать на неполный рабочий день. Но Мэтью извинился – как он всегда делал, излив душу и высказавшись, – и она его простила. Во время беременности она действительно очень уставала; в организме шел гормональный сбой, и Софи боялась, что не сможет одна пережить грядущие восемь месяцев. Прошло несколько недель, и Мэтью начал проявлять к ней повышенный интерес – если честно, его забота иногда даже раздражала. Он без конца спрашивал, что происходит у нее внутри, и всем рассказывал о ее беременности. Он принимал активное участие в выборе места и способа родов («Нет, Мэтью, я не хочу рожать в бассейне, я хочу рожать в нормальной больнице, причем с обезболиванием!»). Во время родов он находился рядом – держал ее за руку, дышал вместе с ней, считал схватки. Если честно, ему тогда здорово досталось. Через два года, когда Софи сообщила, что снова ждет ребенка, он завопил от радости, подхватил ее на руки и закружил по кухне.
Впрочем, он больше не подавал ей чай в постель и не извинялся после ссор. Теперь он все больше молчал. А еще – Софи все чаще украдкой ловила на себе его странные, тревожно-виноватые взгляды, когда Мэтью думал, что она на него не смотрит.
Следующие несколько дней Хелен нарочно не снимала трубку. Мэтью без конца звонил ей – целых восемь раз – и оставил три голосовых сообщения. Список «Почему я должна бросить Мэтью» растянулся на три с половиной страницы; список «Почему мне нужно остаться с Мэтью» был удручающе коротким. Откровенно говоря, он состоял всего из трех пунктов:
Он говорит, что любит меня;
Он может быть забавным;
С кем еще мне выходить в свет?
Написав третий пункт, она разразилась слезами, потому что ей вдруг стало ужасно жаль себя.
Рейчел и Нил пригласили ее на вечеринку; как ни странно, она хорошо провела там время. Для нее тоже пригласили кавалера – Джеймса, приятеля Нила, и она флиртовала с ним, хотя он ей ни капельки не нравился. Все равно, его внимание ей льстило, и они здорово повеселились. Джеймс был холост, к тому же внешне вполне ничего – не косолапый, не прыщавый. Уже кое-что! За весь вечер Хелен ни разу не вспомнила о Мэтью. Когда она вернулась, на ее автоответчике мигали два сообщения. Она даже не стала их слушать.
В следующий раз она познакомилась с еще одним другом Нила – Крисом (только что развелся, трое детей). Когда Крис спросил, есть ли у нее кто-нибудь, она ответила «нет». Он предложил как-нибудь выпить вместе; хотя Хелен отказалась – трое детей достаточно большая обуза, – она задумалась. Придя, домой, она проверила автоответчик. Два сообщения от Мэтью. Она прослушала их: Мэтью буквально был вне себя. «Я с ума схожу, когда не слышу твоего голоса, перезвони!» Она не перезвонила.
Хелен проснулась среди ночи; верхние соседи снова шумно занимались сексом. Жена (Хелен понятия не имела, как ее зовут – в Лондоне не принято знакомиться с соседями) устроила целое представление. Говорила она мало, в основном стонала: «О!», «Ах!». Хелен так и подмывало крикнуть: «Да заткнись ты и кончай скорее!» Интересно, по-настоящему ли соседи любят друг друга? Понравились бы ей самой такие отношения? Раздумья нагнали на нее тоску. Она заставила себя встать и вышла, чтобы купить газету.
Район Камден-Таун, где она жила, поутру всегда бодрил. Именно за это Хелен его и любила – за неугомонность, за нежелание жить чинно и тихо. Она протолкалась сквозь толпу у рынка на Инвернесс-стрит и протиснулась к угловому магазинчику, стараясь не смотреть встречным в глаза. Когда Хелен отперла парадную дверь, стараясь не выронить покупки – газету, литр молока и пакет растворимой лапши, – дверь верхней квартиры вдруг отворилась, и на пороге показались соседи. Оба широко улыбнулись ей, и женщина тихо поздоровалась. На ней, как всегда, была бесформенная флисовая куртка с начесом и мешковатые брюки. Хелен поискала на их лицах предательские признаки недавнего греха – в конце концов, уж ей-то известно, что они трахались всего четверть часа назад! – но не тут-то было. Лица соседей были, как всегда, застенчивыми и унылыми. Бывают такого сорта люди – в компании всегда теряются, зато, оставшись наедине, наверстывают упущенное.
– Счастливого Рождества, – сказал похожий на крысу мужчина, когда они проходили мимо.
– Спасибо, – ответила Хелен, протискиваясь в свою квартиру. Затевать долгий разговор не хотелось. – Вам тоже. – Она не знала, почему тайная жизнь соседей так ее раздражает, и тем не менее… Как будто ее насильно втянули в чужую тайну.
На следующий вечер Хелен осталась дома, налила себе большой бокал вина и принялась обдумывать свою ситуацию. За все время, что они знакомы с Мэтью, она никогда еще не игнорировала его так долго. Теперь их отношения показались ей натянутыми, надуманными. Он аккуратно являлся к ней по расписанию, она послушно ждала, подстраивалась под него. Он руководил – она уступала; он бесился – она соглашалась.
Налив себе второй бокал, она начала думать о Джеймсе и Крисе. Пусть ни тот ни другой не в ее вкусе. Они – живое доказательство того, что одинокие, нормально выглядящие мужчины ее возраста существуют. Кроме того, даже забавно для разнообразия встречаться с мужчиной, который еще не вырос к тому времени, как «Битлз» стали знаменитыми. Она попыталась вспомнить, почему она обычно жалела Рейчел за ее одинокую жизнь, но не смогла.
Наливая себе третий бокал, Хелен уже гадала, зачем напрасно выкинула из жизни четыре с лишним года. Четыре года назад ей было тридцать пять – она была молода, как теперь понимала, – и она вполне могла встретить хорошего человека, выйти за него замуж и родить двоих детей, если бы захотела. (Не то чтобы она хотела детей, хотя они каким-то образом прокрадывались в ее фантазии о безупречной жизни с Мэтью. В ее мечтах дети служили доказательством его безраздельной преданности. Разумеется, на нарисованной ею картинке присутствовала и няня – старая и некрасивая. Она будет время от времени подменять Хелен.) А в результате за прошедшие годы у нее не появилось ничего, кроме нескольких седых волосков, из-за которых приходилось каждые полтора месяца красить голову, да «гусиных лапок» вокруг глаз и рта. И еще она потеряла надежду сделать карьеру, стать независимой и богатой. Вот ведь, черт побери, думала она, снова наполняя бокал. Черт с ними, черт с ним, черт со всем.
Прозвонил дверной звонок.
По пути Хелен взглянула на себя в зеркало. Лицо не накрашенное, голова давно не мыта, в пижаме… Она открыла дверь, и там, у порога стоял Мэтью. Хелен почти сразу заметила два больших чемодана у его ног и невольно смутилась. Взгляд у него был тяжелый, глаза покраснели и опухли, как будто он плакал.
– Привет, – сказал она. Он раскинул руки.
– Я сделал то, что ты хотела. Бросил Софи. Признался ей во всем, собрал вещи и уехал. Ну, не все, только самое необходимое. В машине осталось кое-что еще, но я должен вернуться и забрать остальное, когда она немножко остынет. Наверное, я разболтался? В общем, я переезжаю к тебе.
Глава 5
Когда Мэтью со слезами на глазах рассказывал Хелен, что накануне весь день и всю ночь думал о ней и понял, чего он на самом деле хочет, Хелен, к собственному изумлению, поняла, что думает о замороженной лазанье, которая сейчас размораживается в духовке, и о том, как ей хочется есть. Очень некстати! Она была уверена, что она смажет все впечатление от его монолога, если будет время от времени отщипывать по куску.
– …Когда все было кончено, она заставила меня сесть… пыталась притвориться, будто все в порядке… спросила, есть ли у меня другая женщина, и я рассказал ей о тебе… Признался, что люблю тебя… – в общем, по-дурацки все вышло…
Что он имеет в виду?
– Что ты говоришь? – Хелен попыталась напрячь мозги.
– Я сказал, что она понятия ни о чем не имела. Все эти годы она даже не подозревала.
– Ох.
Хелен смотрела на Мэтью, рыдавшего у нее на диване, и приказывала себе: сосредоточься, он не шутит. Но ей трудно было совместить в сознании образ сломленного стареющего мужчины предпенсионного возраста с образом идеального любовника, которого ей так хотелось получить последние четыре года.
– Я бросил все. Пятнадцать лет брака. Мой дом. И даже… детей! Она обвиняла меня в ужасных вещах; заявила, что я не должен был так поступать с ней, говорить то, что я сказал. Но игра стоит свеч, теперь я понимаю. Я сделал все правильно, разве не так? Пути назад нет.
Хелен рывком поднялась с дивана.
– Пойду выключу духовку.
На кухне Хелен прислонила голову к прохладной дверце холодильника и попыталась понять, что происходит. Сбылось все, о чем она так долго мечтала. Он переехал к ней. Он признается ей в любви. Но… все так неожиданно! Ей бы следовало броситься в его объятия, крича от счастья и благодарности, и с радостью представлять себе, как славно они заживут вместе. Почему же ей так невесело? Почему она не может дать ему утешения, в котором он так очевидно нуждается? И почему все произошло сейчас? Почему не раньше, когда она просила об этом и обхаживала его и иногда, к собственному стыду, даже умоляла? Почему он не позвонил ей раньше и не сказал: «Я хочу уйти от Софи. Как ты на это смотришь?»
Все дело в том, что она не отвечала на его звонки. Притворив кухонную дверь, Хелен набрала номер Рейчел, прикрывая трубку рукой, чтобы Мэтью не услышал.
– Мэтью бросил Софи. Во всем ей признался и ушел от нее и детей. Сейчас он у меня.
– Что? Я тебя не слышу.
– О, черт побери, – сказала Хелен, убирая ладонь с трубки. Она повторила театральным шепотом все, что только что сказала своей подруге.
– Невероятно! – сонно отозвалась Рейчел; Хелен поняла, что подруга недавно занималась любовью.
– А я почему-то не рада… Сама не понимаю, в чем дело, – зашептала Хелен. – Помнишь, что я говорила тебе последнюю пару недель? Все изменилось. Я изменилась. Я не уверена больше, что хочу этого.
На самом деле Рейчел провела столько лет, выслушивая рассуждения Хелен о том, о сем, о сложностях ее взаимоотношений, что теперь она просто пропускала слова подруги мимо ушей, время, от времени вставляя привычные сочувственные реплики:
– Вот ведь как все вышло… М-да-а… Послушай, в таком случае возьми да выгони его.
– Рейчел, ты меня слушаешь? Он во всем признался жене и детям. И что же мне теперь делать? Сказать: «Нуда, именно об этом я тебя всегда просила, но сейчас мне кажется, что ты принял неверное решение. Да, ты пошел мне навстречу – ведь не далее чем две недели назад я предъявила тебе ультиматум. Но сейчас… Может, все-таки вернешься к деткам и жене – как бы она не покончила с собой сгоряча?»
– Почему бы и нет?
– Потому что он поступил так только ради меня. Я виновата в том, что произошло. Что, черт побери, мне делать?
– Не знаю, скажи ему, что тебе нужно подумать. Соври, что у тебя неизлечимая болезнь, и ты скоро умрешь, так что пусть возвращается в семью.
Хелен поняла, что Рейчел не настроена вести долгие беседы – тем более что на заднем плане послышался голос Нила, зовущего ее вернуться обратно в постель.
– Ладно, забудь!
Она нажала отбой. Что же делать? По ее вине разрушена жизнь трех людей – Софи и двух девочек. Хелен вдруг поняла, что помнит имя только одной из дочерей Мэтью – Клодии.
А как же сам Мэтью? На самом ли деле он этого хочет? На самом ли деле этого хотим мы оба?
Она изобразила на лице улыбку и заставила себя войти обратно в гостиную. Мэтью смотрел на нее, как побитый уличный щенок, что прячется от дождя между мусорными баками. Хелен заметила, что на нем довольно симпатичный пуловер, немного похожий на те, что любил ее отец. Внезапно она поняла: раньше она видела Мэтью исключительно в деловых костюмах – дорогих, хорошо сшитых… Или вообще без всего. Мэтью Шеллкросс мог быть либо в деловом костюме, либо голым. А сейчас на нем были джинсы, в которых он смотрелся лет на десять старше, и… неужели кроссовки? Волосы, обычно безупречно уложенные, стояли дыбом, растрепались, словно птичьи перышки, местами сквозь редкие пряди просвечивала розовая, беззащитная лысина. Ей стало его жалко. Она присела на диван рядом с ним и обняла его.
На следующее утро Хелен встала рано, потому что у нее в постели был незнакомец – во всяком случае, так ей казалось. Она провела большую часть ночи, пытаясь сообразить, как случилось, что вчерашний вечер не стал самым счастливым в ее жизни, и почему при виде Мэтью, который спит сном младенца, ей хочется плакать. Кстати, он храпит – до сих пор Хелен и не подозревала о его недостатке, потому что никогда не имела удовольствия раньше провести с ним целую ночь.
Вид ее крошечной гостиной, заваленной коробками и чемоданами, навеял безрадостные мысли о будущем. Для мужчины, который покидал дом в спешке, он умудрился упаковать массу вещей. Захватил даже лыжи и – Господи, спаси! – гитару. Порывшись, она обнаружила среди свертков комплект для чистки обуви. В самом деле – самая нужная вещь в хозяйстве. Даже переживая самый серьезный кризис, настоящий мужчина не забудет увезти к любовнице крем и щетки для туфель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42