Где-то в половине десятого они стали играть в «Правду или вызов», и Джефф всякий раз выбирал «Вызов» – один раз ему велели подойти к крепкому с виду мужичку за соседним столом и спросить, не нужен ли ему «ручных дел мастер» (слава богу, тот отказался), потом подойти к бармену и потребовать заменить вино, потому что оно отдает пробкой («Отвали!»). Хелен из бухгалтерии всегда выбирала «Правду»; Вот что удалось выяснить сотрудницам:
Джефф называет ее клитор «орешком»;
Хелен называет пенис Джеффа «сержантом Суини» (потому что он всегда встает, если оказать ему внимание, прокричала она, и Джефф грубо расхохотался);
Если бы ей пришлось заниматься сексом с женщиной, она бы выбрала Дженни («Потому что ты такая хорошенькая, – бормотала она, думая, что все порадуются ее шутке, – не правда ли, Джефф?»).
К десяти часам, когда они покинули паб, чтобы отправиться по домам, Хелен и Джефф едва стояли на ногах.
– Спокойной ночи. – Джефф обнял Энни так, словно они были старые друзья. Когда очередь дошла до Дженни, та буквально накинулась на него. Хелен не успела ничего сказать, как они начали целоваться. Не просто целоваться, а взасос, а Джефф оглаживал ее по спине и один раз даже ущипнул за зад. Энни наблюдала за ними, разинув рот; губы, ее начали расплываться в издевательской ухмылке. Хелен из бухгалтерии пришлось буквально оттаскивать мужа от Дженни – а та, освободившись, тут же демонстративно вытерла рот рукой, словно ей было противно. Когда Хелен потащила Джеффа прочь, то слышала, как Дженни и Энни расхохотались. Они никак не могли остановиться.
В довершение всего, когда Хелен из бухгалтерии дотащила ничего не понимающего мужа до Сохо-сквер («Что? Что я такого сделал?»), их нагнали двое мужчин, которые наблюдали за ними в пабе, и отобрали у Джеффа бумажник, а у Хелен – красную кожаную сумочку. После этого Джеффа стошнило – буквально вывернуло наизнанку. Хелен наскребла по карманам мелочь, и они сели в автобус. Ехали они наверху, не разговаривая друг с другом; от свитера Джеффа воняло рвотой.
Наша Хелен узнала все по обрывкам разговоров сослуживцев – с ней самой по-прежнему никто не разговаривал. Но сложно не понять, в чем дело, если рядом с тобой разыгрывается самый настоящий скандал. В десять пятнадцать Хелен, как обычно, сидела склонив голову, притворяясь, что работает, считая минуты, когда она сможет вытащить визитку, которую она тайно переместила сегодня утром из кармана джинсов в сумочку, и позвонить, наконец, Сонни. Через прозрачную перегородку она видела бухгалтерию. Место Хелен пустовало. Странно, она никогда раньше не опаздывала на работу.
В четверть одиннадцатого общий зал взметнул вихрь. Он остановился у стола Дженни. Энни следовала за Хелен из бухгалтерии по пятам, не желая пропустить развлечение.
– Как ты могла? – вопила Хелен из бухгалтерии. Слезы уже пробили два глубоких каньона на густо заштукатуренных щеках.
– Доброе утро, Хелен. – Дженни неискренне улыбнулась. – Отлично посидели в пятницу, правда? Джеффу понравилось? Готова поспорить, что да.
– Ах ты, сука. Сука поганая!
С этими словами Хелен из бухгалтерии бросилась на Дженни и замолотила ее кулаками. Дженни старалась уклониться от неуклюжих ударов, но тут вмешалась Энни:
– Ты что, ревнуешь, Хелен? Ты хотела бы, чтобы вместо Дженни он поцеловал тебя?
Дженни, Энни и остальные, подтянувшиеся посмотреть, что за шум, расхохотались, а Хелен из бухгалтерии, явно не умеющая драться, все продолжала размахивать руками, не обращая внимания на сопли и слезы.
Хелен понимала, что она должна сделать что-то, должна вмешаться, но ее приковал к месту ужас всего происходящего. Ей показалось: сейчас может случиться все, что угодно. Например, войдет Джефф и сообщит: он голубой и в детстве его оттрахал приходской священник.
– Знаешь, я почувствовала, как напрягся «сержант Суини», когда Джефф меня лапал, – говорила Дженни, прикрывая лицо рукой.
Хелен из бухгалтерии неожиданно иссякла. Какое-то время она постояла, разглядывая своих врагов и зевак – кому-то, наконец, стало чуточку неловко от происходящего, – и вдруг повернулась и выбежала из комнаты в сторону туалетов. Толпа начала рассеиваться; Хелен услышала, что некоторые из них бормочут, что дело зашло чересчур далеко. Она сидела, пораженная чувством вины. Почему она не вмешалась, почему довела до такого? Половина сотрудников «Глобал» боялись этого шабаша ведьм, они не хотели становиться мишенью для травли, но ей-то что? Она скоро уходит, она должна была вмешаться и прекратить издевательства. Когда она смотрела по телевизору ток-шоу, ей всегда казалось, будто она сумеет остановить любого грабителя; теперь она чувствовала себя так, будто спряталась за газетой, когда преступление совершалось прямо у нее под носом. Энни и Дженни совершенно обессилели. Хелен встала и вышла из комнаты.
Опять двадцать пять, думала она, входя в женский туалет и слушая знакомый концерт из рыданий и всхлипываний за дверью кабинки. Она глубоко вздохнула.
– Хелен, это Хелен, открой дверь. Сопение.
– Убирайся!
– Нет, до тех пор, пока я не пойму, что ты в порядке. – «Как грустно, – думала она, – я одна беспокоюсь за нее – и при этом я ее не выношу!» – Может, позвать кого-нибудь? Одну из твоих подруг? Хочешь, я позвоню Джеффу?
Рыдание, шмыганье носом.
– Джефф уехал к матери.
– Хелен, ты что? Неужели выгнала его? Из-за такого пустяка?! Его подставили нарочно, понимаешь? Поговори с ним, но только не выгоняй!
– Тебе-то что? Ты сама так поступила, увела, чертова мужа у ни в чем не повинной женщины!
Хелен подумала о том, чтобы сдаться и все бросить, но Хелен из бухгалтерии ругалась так неумело, что ей захотелось плакать. Ей хотелось сказать: «Говори «долбаного мужа» или просто «муженька». «Чертов» говорят только герои сериала «Истендерз». Она села на полу у раковины, приготовившись к долгому ожиданию.
К тому времени, как они вернулись в общий зал, Хелен совершенно выбилась из сил. «Я никогда не смогу быть переговорщиком в случае взятия заложников, – думала она, – я просто скажу им: убейте заложников, берите вертолет и убирайтесь». Хелен из бухгалтерии вернулась за свой стол; она вроде бы взяла себя в руки и даже разложила бумаги. Интересно, помирится ли она с Джеффом? Если честно, Хелен было совершенно все равно. Остальные успели успокоиться; вид у Энни и Дженни был даже немного подавленный, как будто кто-то сказал им, что они зашли слишком далеко.
В двенадцать часов Лора совершила нечто неслыханное – попросила Хелен написать пресс-релиз с кратким изложением мемуаров, написанных одним из их клиентов. Шон Дикинсон, двадцать восемь лет… так, что он снова натворил? О нем вечно писали газеты, но не потому, что он в самом деле что-то делал, просто потому, что он где-то бывал (и не всегда, а только в тех случаях, когда представители «Глобал» заранее оповещали представителей прессы). Он появлялся на какой-нибудь светской тусовке с очередной девицей; они вдвоем зарабатывали кучу денег, делясь подробностями своей личной жизни. Они раздавали интервью на темы:
«Почему мы ни за что не поженимся!», «Мы женимся!» – и прочее. От народа не скрывалось ничего. Парочка охотно рассказывала и о его пристрастии к азартным играм, и о том, что она любит в постели, и о том, что в прошлом он торговал наркотиками, и о том, что у нее киста яичников. В последнее время они все чаще раздавали интервью на тему «Наша чудесная новая жизнь». Их дом был обставлен на деньги отдела дизайна; она горделиво демонстрировала увеличенный до четвертого размера бюст и их приемного малыша китайского происхождения с печальным личиком.
Такие релизы она неоднократно составляла для Мэтью – обычная писулька, где смешивались, правда и вымысел. Но сейчас она отчего-то занервничала. Она не могла придумать, с чего начать, и переписывала первое предложение снова и снова все более цветистым языком. А вдруг она разучилась? Вдруг Лора заявит, что текст паршивый, и ей лично придется все переделывать? Она постаралась собраться – с ее опытом такие писульки пишутся левой ногой за пять минут. Если она не справится, как, черт возьми, она будет рекламировать ресторан? Господи, совсем забыла! Двадцать пять минут первого, она еще не позвонила Сонни, а сама обещала связаться с ним до обеда, чтобы обсудить дату начала кампании и поделиться своими мыслями, кого пригласить (а мыслей-то и нет)! Ладно, скорее разделаться с Шоном Дикинсоном и его подружкой с силиконовыми сиськами. Она за пять минут придумала одиннадцать тем «верняков»: безрассудные выходки, выход нового сингла, участие в ток-шоу с целью саморекламы, только что отмененная запись на студии, побег от мужа, желание развлекаться у всех на виду, попытки издать книгу, отчаяние, отчаяние, отчаяние, в записи отказано, попытка связаться с книжными дилерами, отчаяние, из-за наркотиков пришлось попрощаться со спортом. Затем она надела пальто и схватила мобильник; она ни в коем случае не собиралась звонить с работы; надо выйти в парк. Она порылась в сумке в поисках бумажника и карточки Сонни. Переложив деньги в карман пальто, она повертела карточку в руках, в первый раз посмотрев на нее. Странно, но она до сих пор не знает его полного имени. Наморщив лоб, в недоумении прочла, что написано на визитке. Думая, что ошиблась, перевернула карточку и оглядела обратную сторону – пусто. Снова полезла в сумочку – нет ли там другой карточки. Ничего. Она перечитала надпись, и ей показалось, будто ее только что нокаутировали. Голова закружилась; она пошатнулась и едва не упала. Она зажмурилась, а потом еще раз перечитала надпись – как будто что-то могло измениться. Нет, она не ошиблась. На карточке значились те же имя и фамилия:
Лео Шеллкросс.
Сын Мэтью.
Глава 20
Хелен села обратно за стол и несколько минут вертела в руках маленькую белую карточку. Она просто утратила способность соображать. Наверное, каким-то образом прихватила не тот листок бумаги. А телефон Сонни записан… где? Она знала, что переложила его из кармана джинсов в сумочку потихоньку, чтобы Мэтью не заметил и не стал задавать ненужных вопросов. Нет, она ничего не перепутала. Что означало только одну вещь. Сонни – это Лео, сын Мэтью от первого брака с Ханной. Мэтью почти не поддерживал с ним отношений. Она вышла на лестницу и позвонила Софи.
– Как у тебя дела с Сонни? – спросила Софи после того, как они обменялись любезностями. – Он говорит, ты уверена, что сумеешь ему помочь.
– Почему ты называешь его Сонни? – спросила Хелен, стараясь, чтобы ее голос звучал обычно. – На его визитке написано «Лео Шеллкросс». – Она попыталась сделать вид, будто никогда не слышала этой фамилии.
– О… – Софи рассмеялась, – вот оно что! Я просто называю его Сонни – «сынок», – потому что он мой пасынок. Он – старший сын Мэтью, разве я тебе не говорила? Когда мы с ним познакомились, он был уже взрослым, а я неожиданно стала мачехой. Вот я и назвала его в шутку «сынком», и с тех пор так и повелось.
О черт, подумала Хелен. Черт, о черт, о черт. Софи продолжала говорить:
– Так что… он сказал, вы с ним поладили, так что, наверное, ты ему поможешь…
– Я не уверена, – сказала Хелен, которой в тот момент отчаянно хотелось прервать разговор. – Просто… у меня в данный момент много работы. И потом, ты, кажется, говорила, что твой Мэтью работает в компании по связям с общественностью. Почему бы ему не взяться за ресторан своего сына? Родственнику он наверняка сделает скидку…
– Не пытайся уклониться от работы… Хелен не дала ей договорить:
– Послушай, Софи, мне надо идти, у меня времени в обрез.
– Мы встречаемся вечером в среду? – спросила Софи.
– Да, хорошо. До встречи. – Хелен нажала на кнопку «Отбой» прежде, чем Софи успела попрощаться.
О черт, о черт, о черт.
Она попыталась представить себе Мэтью в возрасте тридцати восьми лет. Был ли он тогда похож на Лео? Черт побери, у них совершенно одинаковые ярко-голубые глаза – почему она раньше не заметила? Правда, волосы у Лео темнее – конечно, он был темнее, Мэтью уже поседел. И еще Лео не унаследовал носа Шеллкроссов. Его был уже и прямей – нос Пола Ньюмена по сравнению с носом Дастина Хоффмана Мэтью. «О боже, я целовалась с сыном моего бойфренда», – думала она, забыв о том, что Лео был ближе ей по возрасту, чем Мэтью; ей показалось, что она соблазнила младенца и вообще извращенка. Всему есть предел! Мэтью менял ему подгузники (впрочем, зная Мэтью, это вряд ли, но все равно), а она… едва не затащила его в постель! Надо же было из всего мира выбрать именно сына Мэтью! Целоваться с его сыном… что может быть хуже? Наверное, только целоваться с Сюзанной, или Клодией, или его матерью. Но поскольку она – гетеросексуалка и однополые связи ее никогда не привлекали, Лео был наихудшим выбором. Хуже сына Мэтью мог бы стать только его отец – нет, даже это не так отвратительно. О боже, она чувствует себя одной из тех училок, о которых любят рассказывать в новостях – затаскивала к себе пятнадцатилетних учеников после уроков, а заканчивалось все беременностью и тюрьмой.
Она присела на верхнюю ступеньку, пытаясь решить, что ей делать. На самом деле тут даже нечего придумывать. «Я не могу с ним сотрудничать, мне нельзя с ним больше видеться – и точка. Надо позвонить ему сейчас же и сказать, что я слишком занята. Это будет концом всей истории, и это будет концом моих попыток приукрасить свое резюме». Она вернулась к своему столу, чтобы отыскать его номер телефона, но застала там Лору, которая рылась в груде бумаг.
– Неплохо, – сказала она, беря в руки наполовину написанный релиз.
– Я еще его не закончила, – возразила Хелен.
– Знаю, просто мне нравятся твои идеи. Постарайся закончить минут через десять.
– Нет проблем. – Хелен взяла черновик у нее из рук и села за свой компьютер. Сначала разберется с работой, а потом позвонит.
Через десять минут она отнесла свое творение начальнице и ждала, пока Лора прочтет, что получилось.
– Отлично, – похвалила Лора. – Мне не придется ничего менять.
– Нет проблем, – сказала Хелен, поворачиваясь, чтобы идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42