– Да, моя леди, но вы же знаете, до чего солдаты бестолковы. В их сторожке сгорает свеча-часы, и им лень заменить ее. Но они утверждают, что императрица и сопровождавшие ее рыцари уехали довольно давно, еще ночью. И даже не подумали предупредить об этом нас! Олухи да и только.
Элиза с улыбкой посмотрела на свою горячившуюся служанку. Став женой Моркара, она резко изменила свое отношение к прежним приятелям, считая их всех чуть ли не своими подчиненными. А стань Эдвига женой констебля Варана – об этом даже думать страшно. Она из милой, приветливой превратилась бы в настоящую ведьму.
– Это неважно, – успокаивала ее леди Элиза. – Я понимаю императрицу. Ей не терпится поскорее увидеться с сыном в Уорхейме. Может быть, правильнее сказать – сыном Бриана?
– Уорхейм? – насторожилась Эдвига. Это туда уехал лорд Бриан?
– Да, – тихо сказала Элиза, опустив глаза. – Хотя не думаю, что можно куда-нибудь добраться в такую метель… Почему бы нам не заняться нашими уроками чтения?
Эдвига кивнула без особого энтузиазма. Она принесла одну из пергаментных книг. Давно, еще до своего замужества, она мечтала научиться разбираться в этих загадочных черных значках, написанных каллиграфами от руки. Хотя Моркар оказался заботливым мужем, но его интересы были очень ограниченны. К вздохам и стенаниям трубадуров он был равнодушен. А жаль.
Матильда и Бриан разминулись друг с другом. Это было не удивительно. Если императрица и ее спутники держались дороги, то Бриан и граф Роберт двигались окольными тропами, от одного дружеского владения до другого. По пути на северо-восток, к Уоллингфорду, они делали все возможное для укрепления своей армии.
Не прошли они и половины пути от Оксфорда до Уоллингфорда вдоль берега Темзы, как услышали о замечательном по своей дерзости бегстве Матильды. Им также сообщили, что разъяренный Стефан уже успел окружить Оксфорд и готовился к штурму этого нового оплота бунтовщиков.
После долгих споров лидеры восставших решили не идти на освобождение Оксфорда, оставив замок на произвол судьбы. Граф Роберт забрал Генриха с собой и отправился в Бристоль. Бриан же и сопровождавший его Варан продолжили путь домой. Другие лидеры оппозиции также вернулись в свои владения. Они следовали принятой в те времена тактике ведения боевых действий, обороняя свои замки зимой и начиная наступление весной, как только подсохнут дороги. Порой решающие сражения происходили и зимой, как то было у Линкольна, но это было, скорее, исключением. Все решалось весной, летом и осенью. Зимой же по всей стране воцарялось относительное затишье.
Никто не был рад временному миру больше, чем Бриан Фитц. Новость, которую он привез Элизе, укрепляла их пошатнувшиеся семейные отношения. Он не был отцом Генриха, так что нельзя было однозначно считать, что бесплодна именно жена. И врач не утверждал этого, перед супругами вновь забрезжила надежда.
Полный паралич власти, агония законов и охвативший страну беспредел породили вседозволенность. Все это, начавшись в новогодние праздники, продолжалось и в течение всего последующего года, умножаясь и приобретая все более мерзкие черты. Мораль и дисциплина были подорваны, и на смену им пришли голод и разгул преступности. Гражданская война оставила многие поля невспаханными, а еще больше – неубранными. Желудки крестьян сводило от постоянного недоедания. Вельможи не жаловались на отсутствие куска хлеба, но их сундуки стремительно пустели. Чума голода и насилия обрушилась на такие крупные города, как Лондон, Йорк, Бристоль, и на небольшие деревушки. Население королевства находилось на краю гибели. К весне война вновь разгорелась, разоряя по пути пшеничные поля и фермы, выжигая дотла города и поместья. Те, кто оказывался ограбленным более сильным соседом, выходил с ножом на большую дорогу и пополнял собой ряды бандитов. Крестьяне переняли у баронов девиз «Каждый сам за себя».
Замки переходили из рук в руки. Разбой на дорогах стал обычным делом. Населению приходилось в ответ формировать отряды самообороны, которые отвечали на насилие не меньшими зверствами. За каждого убитого путника, обнаруженного в придорожной канаве, вешали одного из ранее пойманных преступников. Но линчеватели были такими же неразборчивыми, как и разбойники. Казнили тех, кто первым попадал под руку. И было неважно, виновен ты или нет. Женщины и дети не составляли исключения.
Королевство ныне напоминало грубостеганое лоскутное одеяло со швами из многочисленных дорог и рек. Бароны совершали набеги на соседние поселения, а жители деревни отвечали засадами и убийствами. Это походило не на войну, а на всеобщий дикий разбой. Люди верили самым нелепым слухам, подвергая сомнению достоверные сведения. В этой жизни теперь не стало ничего святого, вчерашний друг завтра мог оказаться смертельным врагом.
В этом году лидеры враждующих армий встретились лишь однажды. В июле король Стефан неожиданно приступил к осаде уильтонского замка. Битва оказалась повторением Линкольна, и войска роялистов вновь были разбиты. Король и его брат епископ Генри бежали. Многие рыцари попали в плен, но Стефану, тем не менее, удалось уговорить остатки своей армии вернуться. Король был вынужден направиться в Кент, свою самую надежную твердыню, но здесь с тревожными вестями его встретила королева.
Она получила из двух источников сведения, что Жоффрей де Мандевилл, граф Эссексский и констебль Лондона, намерен перебежать к императрице. Если бы это случилось, то скорее всего и графства Эссекс и Гертфордшир перешли бы на ее сторону, поскольку в них Жоффрей был главным судьей. Его следовало остановить, и немедленно.
Но легче сказать, чем сделать. Стефан немного побаивался констебля Лондона, и не без основания. Жоффрея нигде не видели без телохранителей. Кроме того, он был весьма популярен в народе, и если арест состоится в Лондоне или Вестминстере, то возмущенные толпы сметут все на своем пути.
Но Жоффрея можно было задержать не на его территории. У себя вспыльчивый граф мог без раздумий обрушить стол на голову своего монарха. Следовало обезопасить себя, встретившись там, где стола под рукой де Мандевилла могло и не оказаться.
Следуя совету королевы, Стефан приказал своему двору переехать в Сент-Олбанс, что находился в двадцати милях севернее Лондона. Расположенный на границе Гертфордшира, основанный еще римлянами, городок, казалось бы, гарантировал Жоффрею полную безопасность. Ничего не подозревая, он приехал сюда по приглашению короля в сопровождении отряда из дюжины суровых рыцарей.
В Сент-Олбансе было намечено провести Большой совет. Обычно он занимался вопросами военной стратегии, а также болтовней и довольно мрачными шутками. Совет мог собраться по различным причинам: по просьбе группы дворян, желавших пообщаться в узком кругу, или по желанию короля. Для Стефана это был удобный повод уточнить список своих сторонников. Жоффрей де Мандевилл то фигурировал в нем, то исчезал. Сейчас он ехал в Сент-Олбанс, намереваясь окончательно прояснить свою позицию по отношению к обоим претендентам на престол. От Стефана и от Матильды он получил уже довольно много, но Жоффрей был ненасытен, он желал большего. Своим спутникам он приказал держаться настороже, но сам вошел в зал, где уже шло заседание Большого совета, шагом уверенного в себе и знающего себе цену человека. При его появлении наступило молчание. Коротко кивнув королю и поклонившись остальным вельможам, граф Жоффрей произнес своим густым, грубым голосом:
– Я знаю, что по стране обо мне ходят самые мерзкие слухи, и догадываюсь, кто их распускает. Это ничего не меняет, я всегда поступаю так, как считаю нужным. Возможно, я наиболее верный королю человек в этом зале. Или наименее лояльный. Кто из вас обладает даром прорицателя, чтобы принять или опровергнуть мои слова? Никто. Ни один человек на свете не может предугадать моих поступков. Смотрите, я сейчас на глазах короля почесал свой зад. Признайтесь, кто из вас ожидал этого? Никто. Тогда нечего трепать языками, болтая о моей якобы измене.
Его дерзкие слова были встречены возмущенными криками и, как ни странно, одобрительным гулом. Друзья Жоффрея орали, что, мол, они и не собираются обвинять графа Эссексского. Кому же тогда, к дьяволу, доверять? Противники не оставались в долгу, припоминая Жоффрею все его грехи и то, что он уже переходил однажды на сторону императрицы, погнавшись за новыми владениями. Его намерения были ясны как день, и нечего считать, что другие якобы блуждают во тьме.
Все были так взволнованы, что никто не заметил, как Стефан обменялся многозначительным взглядом со стражниками, стоявшими у дверей.
Большой совет завершился, как это зачастую бывало, так ничего толком не решив. Бароны поклонились своему королю и пошли к выходу из зала. Жоффрей, все еще разгоряченный спорами, неожиданно обнаружил, что идет в окружении своих противников, в то время как его сторонники уже вышли наружу. Встревоженный, он было торопливо пошел к двери, как вдруг король окликнул его:
– Жоффрей, подождите минуту.
Граф повернулся, и в тот же момент стражники вытолкали из зала его телохранителей, немедленно закрыв дверь на засов. Те немногие из сторонников Жоффрея, кто еще оставался в замке, были прижаты к стенам остриями мечей. Операция оказалась крайне простой, но она удалась на славу.
Стефан поднялся с кресла, наливаясь багрянцем гнева.
– Вы арестованы, граф Эссексский, как потенциальный предатель. Ваше лицемерие никогда не обманывало меня. Вы будете вздернуты на одном дереве с другими изменниками. Я немало дал вам в прошлом, но Матильда оказалась вдвое щедрее. Проглотив все это как акула, вы вновь изголодались от жадности и решили в очередной раз перейти на мою сторону. Ныне вы опять ищете союза с Матильдой. Что ж, сэр, скоро вы вдоволь будете качаться взад-вперед – на виселице!
Дверь задрожала от ударов – это отсеченные от хозяина телохранители пытались прорваться в зал. Жоффрея окружили скорые на расправу бароны. Его глаза горели от ярости. Он зарычал, с ненавистью глядя на Стефана:
– Ничтожный маленький королек… Ты подхватишь скоро простуду от ветра проклятий, что обрушатся на тебя со всех сторон… Болтливая, безмозглая кукла, боящаяся собственной тени…
Он схватил один из клинков, приставленных к его горлу, и кровь побежала по его ладони.
– Оставьте его и наденьте кандалы на его людей, – приказал Стефан и вынул из ножен меч – он не хотел оставаться невооруженным перед этим диким кабаном. Затем он приосанился и произнес небольшую речь, заготовленную королевой: – Вы, Жоффрей, готовы предать меня в любую минуту. Главное для вас – это продать свою верность подороже. Вот вы и решили время от времени менять в этой борьбе претендентов за трон, и вы уже дважды успешно торговали своей преданностью, почему бы это не сделать еще раз? Вы корыстолюбец самого низкого пошиба, вы никогда не поделитесь куском хлеба с другом, умирающим от голода. Я не доверяю вам, Жоффрей де Мандевилл.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить дальнейший текст, написанный королевой, а затем продолжил:
– Выслушайте теперь мое предложение. Вы намеревались окружить меня всеми вашими бесчисленными замками, поместьями, городами, оставив на троне разоренного короля. Но наверняка вы имели в виду и другое – отдать все это в обмен на свою жизнь, когда вас поведут на казнь. Этот момент настал, Жоффрей. Виселица для вас готова. Через час вы будете вздернуты, словно простой разбойник. Я не намерен торговаться с вами. Спасайте свою шкуру, и на этом будет поставлена точка, или умрите.
На лице Жоффрея проскользнула злорадная улыбка. Стефан даже не понял, что совершил очередную серьезную ошибку. Он предложил выбирать между виселицей и владениями, но это не было выбором, поскольку решение было очевидным. Король просто запутался и забыл наказ супруги, королева говорила ему о другом. Она повторила несколько раз: предложите ему смерть или тюрьму, но ни в коем случае ни смерть или свободу. Так он и должен был повторить, но демоническая внешность графа Эссексского смутила его, и он сказал не то.
Жоффрей облизнул пересохшие губы и кивнул.
– Что ж, Стефан, берите все. Я не хочу болтаться на веревке. Но я бы на вашем месте не спешил раздавать мое добро направо и налево. Сохраните его для меня. Разогнав последних своих сторонников, вспомните о Жоффрее де Мандевилле.
Он закрыл глаза и прислонился к стене, собираясь с силами. Его тело задрожало, мускулы вздулись. Когда он вновь поднял веки, на короля уставились два пылающих зрачка. Стефан в ужасе отшатнулся.
Густым, хриплым от сдерживаемой ярости голосом Жоффрей произнес: – Что ж, вот я и стал беден, подобно крестьянину. Но что мне делать здесь, при королевском дворе? Вы обычно не позволяете присутствовать простолюдинам на Большом совете.
Стефан медленно спрятал меч в ножны и кивнул своим баронам, приглашая их последовать его примеру. Стук в дверь прекратился, и запор был поднят. Жоффрей де Мандевилл пошел к выходу, у дверей он обернулся и указал на короля своей окровавленной рукой. Бароны переглянулись. С таким же успехом Жоффрей мог разрядить арбалет в голову короля. Затем он с гордо поднятой головой вышел из зала.
Стефан с силой потер одеревеневшее лицо. Но оно не слушалось его до конца дня.
Разорительная война продолжалась, рассыпавшись на сотни небольших кровавых конфликтов. Выпал снег, и насытившиеся убийствами бароны вернулись в свои владения, а крестьяне – в свои разрушенные, сожженные деревни. С приходом холодов Варан вновь почувствовал онемелость в левой стороне своего тела и понял, что это серьезно. Он стал еще более угрюмым и неразговорчивым, сторонился людей.
К Бриану и Элизе словно бы вернулись их первые, безмятежные супружеские годы. Но ей уже исполнилось тридцать семь лет, а мужу – сорок три. И у них по-прежнему не было детей.
Молодая пара, Эдвига и Моркар, души не чаяли в своем первенце Элдере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42