Разумеется, такое слово, как «изнасилование», не произносилось. В газетах его заменяли на «преступное нападение». В пятидесятых, если женщину зверски избивали и сбрасывали с лестницы, то в газетах писали: на нее было совершено «преступное нападение». Вы знаете, Джудит, ведь Марион Стар была частично виновата в появлении конторы Хейса. Фактически Легион Нравственности был организован как реакция на ее фильмы.
– Неужели они были такими плохими?
– Они были прекрасны. Но мир переживал Депрессию, и многие возмущались ее свободным образом жизни. Поэтому они заявили, что она безнравственна. Сегодня фильмы с ее участием считаются классикой – живые и забавные, напоминающие нам о более благородном времени в кино. Теперь они делают, – он содрогнулся, – «Рэмбо».
Из ванной комнаты вышла Зоуи, бросила использованные полотенца и простыни в корзину и удалилась, не проронив ни слова. Смит сказал Джудит:
– По-моему, между вами и вашей медсестрой не все гладко. Какие-нибудь проблемы?
– Я не знаю. Как вы себя сейчас чувствуете? Помогает ли лекарство?
– Да, немного. Вы не могли бы помочь мне перебраться на кровать?
Когда Джудит вела его к кровати, еще раз обхватив за стройную талию, он сказал:
– Вы говорили, что были замужем в течение четырнадцати лет, Вы и сейчас замужем?
– В прошлом году мы развелись.
– Печально. У вас есть дети?
– Давайте не будем об этом.
Он замолчал, потом улегся на кровать и посмотрел на нее.
– В чем дело? – спросил он. – У вас что-то произошло?
– Ничего не произошло.
– Кажется, вы дама твердая, – произнес он. – Под жесткой оболочкой прячете вашу беззащитность.
Помогая ему удобнее устроиться и накрывая одеялом, она сказала:
– Почему же женщина должна быть жесткой только снаружи? Я вся насквозь твердая. Попробуйте, укусите и увидите, что я жестка, как подошва, до самого позвоночника.
Он покачал головой:
– Нет. Сердцевина у вас мягкая. Это звучит в вашем голосе. Это выглядывает из ваших зрачков. Может быть, вы расскажете мне все?
Джудит села на край кровати.
– Я никогда не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают про детей. Вы, наверное, думаете, что я уже заготовила какой-нибудь ответ, но это не так. У меня был ребенок – маленькая девочка. Она умерла два года тому назад. Но когда меня спрашивают, есть ли у меня дети, я не знаю, что отвечать. Ответить «нет», как будто бы ее никогда не было! Или же, если я скажу «да», но не объясню, что она умерла, мне потом придется отвечать и на другие вопросы и что-то объяснять, а это так больно.
– Я не прошу ничего объяснять.
– Да, но вам хочется узнать, а я не собираюсь ничего говорить. Кимми умерла, и все.
– Это из-за этого вы похоронили себя здесь, среди снега, сосен и кинозвезд?
– Теперь вы знаете мою тайну.
– Хотите, я вам кое-что скажу? Я только что понял: то, что я рассказал вам о своей проблеме, о том, почему я действительно захотел сделать операцию здесь, я никогда не говорил доктору Ньютону, я имею в виду истинную причину. Я сказал ему, что хочу восстановить свои силы в тишине и покое, подальше от телефонных звонков и визитов. Я не сказал ему, что все это меня очень смущает, что я ужасно боюсь того, что мой секрет выйдет наружу. Но вам я сказал правду, и вы единственный человек в мире, который знает ее. Это уже о чем-то говорит, не правда ли?
– Все равно, о Кимми я с вами говорить не буду, – тихо сказала она.
– А я вас и не прошу об этом.
Она посмотрела в его глаза и удивилась, увидев в них вызов, этот взгляд не соответствовал мягкой интонации его голоса. Во взгляде была какая-то агрессивность. Он смотрел прямо на нее и как бы говорил: «Ну, давай, начинай!»
Она отвела глаза от этого взгляда, от этого вызова, таящегося в нем. Она отказывалась принять его – это вызов быть женщиной. После смерти Кимми и последующего за ним развода с Мортом – очень болезненного, со взаимными обидами и обвинениями – Джудит почувствовала, что ее сердце ожесточается, как бы каменеет со временем. Она сказала себе, что ее способность любить умерла вместе с Кимми, а Морт убил в ней все естественные желания. С тех пор вот уже два года, как Джудит смотрела на всех мужчин, которых встречала, даже на обходительнейшего Саймона Джунга, с непоколебимым равнодушием.
До сего момента.
– А у вас есть дети? – спросила она.
– Да все как-то недосуг было жениться и обзавестись семьей. Но еще есть время.
– Знаете, мистер Смит, – сказала она, – это действительно несправедливо. Мужчины могут иметь детей на протяжении всей своей жизни, они могут отложить женитьбу и детей на любое время, пока не почувствуют, что созрели для этого. Но женщины ограничены определенным сроком.
– Зато только женщины могут рожать детей, – сказал он. – Кто-то, по-моему Этика Джонг, как-то сказала, что мужчины негодуют по поводу женщин из-за того, что они могут жить своей жизнью, работать и развлекаться и в то же время у них внутри развивается новая жизнь. Она с удивлением посмотрела на него.
– Неужели вы феминист, мистер Смит? Никому не говорите об этом, иначе ваша репутация великого любовника будет навсегда погублена.
– Совсем наоборот. Чтобы быть настоящим любовником, мужчина должен по-настоящему понимать женщин, как это делали легендарные любовники – Казанова, Эррол Флинн. Я знал Флинна, он не был подонком. Он был очень добрым и великодушным по отношению к женщинам. Он искренне любил их.
– А вы? – Джудит неожиданно поняла, что флиртует с ним, но ей было трудно удержаться. – Все это звучит так, что сами вы – человек безответственный и ненадежный.
– Нет, нет, ни то, ни другое. Когда я люблю женщину, я люблю ее страстно и самоотверженно. И когда она со мной, она может быть уверена, что я думаю только о ней.
Внезапно он мысленно представил себе следующую картину: его руки расплетают ее толстую темно-каштановую косу, спадающую на спину, и играют с ее распущенными волосами, перекидывают их вперед, на ее голые плечи и обнаженную грудь. Он был поражен. Когда же он испытывал подобное желание быть с женщиной последний раз?
Теперь эта аккуратная докторская коса сводила его с ума; то, как уютно лежала она, оттеняя белоснежную белизну ее халата. Он еще раньше заметил, что кончик косы был закреплен простой резинкой и слегка касался нижней части ее спины и как бы указывал на аккуратный спортивный задик. Мысленно он потрогал и его.
– Я слышал, что пациенты довольно часто влюбляются в своих врачей, – произнес он. – А бывает наоборот? Влюбляются ли когда-нибудь врачи в своих пациентов?
Их глаза опять встретились, и Джудит неожиданно для себя подумала: интересно, что чувствует женщина, когда ее целует этот человек?
– Только такие, кто верит гладким речам, – сказала она, резко поднимаясь, чтобы он не успел увидеть, как сильно бьется жилка у нее на шее.
– Вы как-нибудь поужинаете со мной, Джудит?
– Я никогда не ужинаю с пациентами, мистер Смит. Кроме того, вы не успеете и глазом моргнуть, как окажетесь дома. Доктор Ньютон собирается выписать вас через несколько дней.
– Я знаю. На следующий день после бала. Вы собираетесь на рождественский бал, Джудит? Может быть, вы сделаете мне честь и не откажетесь сопровождать меня?
– Посмотрим, как вы будете себя чувствовать к тому времени, – сказала она. – Как мы оба будем себя чувствовать…
– А как насчет ужина? Они могут прислать сюда все, что имеется в ресторане. Куропатка по-корнуэльски здесь великолепна, да и молодая баранина тоже.
Вдруг она представила себе эту картину: стол, накрытый на двоих около камина, горят свечи, в хрустальных бокалах играет вино. Но она знала, что основное здесь не еда и не приятельские отношения – по крайней мере для нее. Для Джудит это станет ловушкой, которая заставит ее влюбиться против своей воли. И она была полна решимости этого не делать.
16
Когда Дэнни Маккей набросил спортивную куртку и повернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало, он был поражен. Однако это продолжалось лишь долю секунды, и продавец не успел заметить его реакцию. Это происходило каждый раз, когда Дэнни видел свое отражение в зеркале или в какой-нибудь витрине на Родео-драйв. Он смотрел на себя и видел незнакомое лицо с аккуратно подстриженной бородкой, черными волосами, очками в роговой оправе.
Ему все время приходилось напоминать себе об этом обмане, о том, что он больше не преподобный Дэнни Маккей, которого боготворили миллионы людей, который чуть не попал в Белый дом. Дэнни едва не выдал себя сегодня утром, когда отделался от дешевой «тойоты» Куинна и купил себе новый «ягуар». Дело было даже не в том, что он платил наличными – продавцы Беверли-Хиллс уже привыкли к невероятным сделкам с наличными, – нет, он чуть было не провалился, когда стал заполнять бумаги. Однако сумел исправить свой промах шуткой и выехал из салона автомагазина с веселым смехом.
Затем он остановился в Уиттоне, чтобы купить кое-какие мелочи, затем короткий визит в магазин для покупки часов «Ролекс» за пятнадцать тысяч долларов, которые он обещал себе; сейчас он находился в магазине Брагга на Родео, где полностью обновлял свой гардероб – от шелковых трусов до кашемирового плаща. И платил только наличными.
Снимая куртку, на которой болтался ценник с цифрой сорок тысяч долларов, и протягивая ее продавцу со словами: «Я беру ее», – он смотрел на незнакомца в зеркале и думал: «Я снова родился, призрак, которому все позволено».
Медленно натягивая на себя кожаный пиджак, купленный раньше, Дэнни перевел взгляд на молоденькую продавщицу, которая делала вид, что наводит порядок на прилавке с шарфами и перчатками. Она смотрела на него уже минут тридцать. Дэнни знал, что выглядит хорошо, и знал, что она думает так же. Он улыбнулся ей своей ленивой обаятельной улыбкой, и она вспыхнула. Однако глаз не отвела.
Разглядывая ее большие груди и думая, что она вовсе не так невинна, как желает показать своим золотым рождественским букетиком, скромно прикрепленным к свитеру, он сожалел, что у него нет времени познакомиться с ней поближе, так как в кармане у него лежал билет первого класса в Австралию и ему надо было мчаться в аэропорт. Кроме того, он не хотел растрачивать свою новую энергию, трахая эту продавщицу.
Дэнни всегда знал, что секс доставляет ему удовольствие лишь тогда, когда связан с насилием; ему казалось, что эти две вещи неразделимы. Его жена – теперь его «вдова» – могла это подтвердить. Если он потащит эту девицу в постель сейчас, то его желание отомстить Беверли Хайленд может уменьшиться. И еще хуже: если он потащит ее в постель, то, возможно, потом ему придется ее убить, а это еще больше уменьшит его энергию, которая понадобится ему, когда он найдет Беверли, или Филиппу, как она себя теперь называет.
Он вышел из магазина. Начал накрапывать дождь, и рождественские огни вдоль бульвара Уилшир казались слегка размытыми. Ожидая, пока его покупки укладывают в багажник, Дэнни заметил молодую женщину, медленно идущую вдоль тротуара и заглядывающую в витрины. У нее были брови дугой, гордый орлиный нос: казалось, что она хочет приподняться над остальным миром. Темнокожий человек в шоферской ливрее следовал за ней; в одной руке он нес пакеты с покупками, в другой – зонтик, которым прикрывал ее от дождя; сам он мок под его струями.
Дэнни улыбнулся. Вот так и надо жить.
Когда все было уложено и служащий удалился, положив сто долларов «на чай», Дэнни сел за руль своей новой дорогой машины и почувствовал, как в него вливается новая сила. Деньги, подумал он, действительно увеличивают потенцию. Он открыл отделение для перчаток и достал вырезанную из газеты фотографию Филиппы, под которой Куинн написал: «Это Беверли Хайленд?» Хотя лицо на фото несколько отличалось от лица Беверли каким он его помнил, Дэнни знал, что ей необходимо было изменить свою внешность. Скальпель хирурга-косметолога был знаком Беверли. Она и раньше пользовалась им, чтобы обмануть Дэнни и весь мир; она не остановится перед этим и еще раз. Затем он дал волю своему воображению и подумал, что, может быть, и не стоит ее убивать, а сделать с ней что-нибудь похуже – например, так изрезать ее лицо, чтобы никакая косметическая операция не смогла избавить ее от шрамов. А может быть, совершить такое, чтобы она навсегда забыла, что такое секс, – это была совсем неплохая идея. Но прежде всего необходимо было ее найти.
После этого у Дэнни будет и свобода, и энергия делать то, что он захочет. Кроме того, он не собирался останавливаться на Филиппе; с тех пор как он уехал из домика Отиса на побережье, он включил в свой список жертв еще несколько человек, и первым среди них был тот ублюдок, выигравший выборы, которые три года назад должен был выиграть Дэнни, – президент Соединенных Штатов. Разделавшись с ним, Дэнни примется за тех, кто предал его, когда разразился тот скандал во время предварительных выборов, когда газеты пестрели заголовками: «Имя Маккея связывают с именем брата Беверли-Хиллс», «Маккей – владелец порножурнала» и фотографиями, вытащенными из древних времен, на которых Дэнни и Боннер сидят в старой ванне во дворе еще с техасской женой-деревенщиной, или Дэнни одной рукой держит банку пива, а другая вызывающе вцепилась в ширинку. Все было подстроено этой дрянью Беверли. Она годами плела паутину против него, чтобы поставить на колени, чтобы заставить его умолять о спасении. Эта стерва вынудила его приползти к ней, и все из-за этого дурацкого аборта, который он заставил ее сделать так давно, что и думать об этом забыл. А потом, когда он все-таки пошел на эти унижения перед ней, она бросила его на съедение этим волкам, и все оставили его – жена, ее отец, этот болтун сенатор… Да, список был бесконечен. Теперь, когда его новая внешность сделала его человеком-невидимкой, он сможет исполнить любой смертный приговор.
Прежде чем направить «ягуар» на оживленную праздничную автостраду, Дэнни решил заглянуть по адресу на Родео-драйв, который и погубил его три с половиной года тому назад и привел «к самоубийству в тюрьме» – «Магазин для мужчин Фанелли» с эмблемой в виде бабочки на фасаде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78