https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Santek/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


С понурым видом сидела она в просторной гостиной, где пол был покрыт лаком, а на стенах расположились предметы декоративного искусства. В прихожей тикали часы, и звук их заполнял пустоту гостиной, отчего она еще больше казалась похожей на музей. Кристина мрачно смотрела на последний подарок отца.
Через день после его отъезда в Нью-Йорк к ним в квартиру доставили новый проигрыватель с комплектом пластинок Комо и Кросби. Телохранители Ганс и Уилл установили его в комнате девочки. Поначалу она была в восторге – даже у Марты Кэмп не было такого по последнему слову техники проигрывателя! Но потом восторг прошел. Какое может быть от этого проигрывателя удовольствие, если его не с кем разделить?
Да, только очередной побег исправит ее настроение.
Торопливо одевшись, она уже через несколько минут была на укутанной туманом улице. Быстро дошла до остановки, вскочила в подъехавший трамвай и встала на площадке, держась за поручень, хотя в салоне было много пустых мест. Поездка на трамвае сквозь туман была частью запретного удовольствия.
Она сошла в конце линии и влилась в поток пешеходов на Маркет-стрите, все время торопясь и оглядываясь, чтобы убедиться, что никто за ней не следит. Вот наконец она у цели, окунувшаяся в поток света от тысячи ярких лампочек, чувствующая, как растет возбуждение при одном только виде людей, толпящихся под навесом у входа, показывающих билеты и входящих в фойе кинотеатра.
Настроение поднялось, потому что там, внутри, были ее друзья, они ждали ее. Приобретя билет у женщины в будке, Кристина направилась в буфет, где купила большой пакет хрустящих кукурузных хлопьев (они с Джонни всегда лакомились ими в кино).
Сначала показали «Новости дня» с сюжетом о сенаторе Джозефе Маккарти, предупреждающем президента Трумэна о засилии коммунистов в государственном департаменте, потом показали короткий репортаж о новых моделях фирмы «Кристиан Диор»: в этом году во Франции будут шиком широкие в бедрах юбки, сужающиеся книзу, с кушаком или поясом. И еще хорошие для вас новости, леди. Благодаря современным методам размножения в условиях фермерского хозяйства вы можете иметь норковые палантины, о которых мечтает каждая женщина, по доступным ценам и различных оттенков. Затем показали мультики Вуди Вудпекера, а это означало, что художественный фильм вот-вот начнется.
Кристина сидела в темноте кинозала, счастливая и умиротворенная, чувствуя свою приобщенность к миру кино. Она любила запах кинотеатров и разделяла то состояние приятного ожидания, которое охватывало публику перед началом фильма, залы, заполненные любителями кино, ищущими на экране спасения от жизненных проблем, бегущими, как и сама Кристина, от немилосердной реальности. В отсутствие отца зал кинотеатра становился для Кристины самым любимым местом на свете, он нераздельно принадлежал ей, был ее тайным убежищем, тайным способом выражения неповиновения. Джонни Синглтон не возражал против фильмов, как таковых, просто хотел, чтобы в кино она ходила только с ним. Да, порой он со своим покровительством и со своей опекой хватал через край.
Когда начался фильм, ее сердце забилось от радости: «Копи царя Соломона». Она смотрела его уже шестой раз. Фильмы позволяли ей забыть свое одиночество, забыть жестокие слова Марты Кэмп, магазин «Чарлин» и овощи миссис Лонгчэмпс. Фильмы представлялись ей огромными дверями совсем в другой мир, широко распахнутыми и приглашающими войти, хотя бы ненадолго, чтобы насладиться другой жизнью.
Впервые Кристина сбежала из дома, чтобы самостоятельно сходить в кино, три года назад после очередного отъезда Джонни. До этого он водил ее на фильм «Такая прекрасная жизнь», и в конце они вместе плакали, а потом долго друг друга убеждали, что ангелы и чудеса действительно существуют. Когда горечь от его отсутствия стала невыносимой, она ушла из дома, чтобы вновь, побывав на этом фильме, пережить ощущение близости и понимания, возникающее между отцом и ею. Хотя вскоре она поняла, что ходить в кино одной совсем не так весело, как с отцом, но все же какое-то удовольствие она получила и, возвратясь домой спустя два часа, с удивлением обнаружила, что хотя бы на короткое время стала счастливее.
Теперь, как только Джонни уезжал, Кристина сбегала в кино. В кинотеатре никто не смеялся над ней, не обижал только потому, что она толстая, не смотрел на нее почти с отвращением, как очередная папина блондинка. Персонажи в фильмах принимали ее такой, какая она есть, они заманивали ее и приглашали участвовать в своих приключениях, будь то плавание с испанской армадой и с Эррол Флинн или разгадывание тайн с Бэзилом Рэтбоуном и Найджелом Брюсом. Кристина могла танцевать с Фредом Астором или Джин Келли; она могла быть Уорин О'Хара и целоваться с Корнилом Уайльдом. Но лучше всего быть Валентиной Кортезе в «Воровском шоссе» или Сьюзен Хайворд в «Доме незнакомцев», потому что это были фильмы Ричарда Конта, а он так похож на Джонни.
Сейчас Кристина сидела в темноте, поглощая кукурузные хлопья, и смотрела, как Алан Квартерсмейк охотится на просторах Африки, и хотя она знала содержание фильма и помнила каждую сцену, все равно фильм ее захватывал как и в первый раз. Затаив дыхание, она смотрела на экран, а рука с пакетиком кукурузы прижималась к груди, чтобы унять сердцебиение.
Внезапно до нее дошло, что она действительно чувствует себя плохо; ее встревожила появившаяся в животе боль. Положив пакетик на пол и вцепившись руками в сиденье, она надеялась, что неприятное чувство пройдет. Но спазм усилился, и она вскочила с места и поспешила в туалет. Войдя в кабинку, она задрала юбку и увидела кровь на трусиках. Онемев от шока, она смотрела на пятно. Затем пронзительно закричала. Вошедшая билетерша увидела, как Кристина в истерике крутилась перед зеркалом, пытаясь разглядеть, откуда взялась кровь.
– Я умираю! – вопила она. – О Боже, помоги мне!
– О Господи, – бормотала билетерша, женщина лет пятидесяти, одетая в тесноватую униформу, явно с чужого плеча. – Вы не умираете, сладкая моя. Вот возьмите, сказала она, сложив из туалетной бумаги толстый комок и подавая его Кристине. – Положите это в трусики и вернитесь в зал. Попросите своих спутников отвести вас сейчас же домой.
– Но я пришла без спутников, – с отчаянием в голосе сказала Кристина, – я пришла одна.
– Так поздно и одна! Хорошо, сладкая, тогда идите домой как можно скорее. Мама позаботится о вас.
Кристина засопела.
– У меня нет мамы, – сказала она. Она смотрела на билетершу распухшими от слез глазами. – Вы уверены, что я не умираю?
Женщина вздохнула и сказала:
– Нет, сладкая, вы не умираете. Это случается со всеми девочками вашего возраста.
– Но что это такое?
– Вы должны попросить какую-нибудь родственницу рассказать об этом, тетю или кузину.
– Но у меня нет…
Билетерша подталкивала Кристину к двери.
– Вы должны идти домой.
Кристина бежала всю дорогу до Калифорниа-стрит. Попав в дом, она подбежала к двери спальни миссис Лонгчэмпс и забарабанила. Экономка очень заволновалась, называла Кристину бедным, беспризорным ребенком. Она попыталась объяснить девочке с присущей ей викторианской сдержанностью, что случилось.
– Это замечательно, – повторяла экономка, показывая Кристине, как нужно пользоваться неудобными прокладками. – Это Божье чудо и наш особый женский дар. Это значит, что мы можем иметь детей. Это значит, что мы женщины.
Миссис Лонгчэмпс была не очень убедительна в своих объяснениях, и Кристина не заметила особой радости и гордости на ее лице, пока та говорила. Но, несмотря ни на что, Кристина чувствовала возбуждение, потому что она стала женщиной, а раз так, то это означало, что она взрослая и скоро папа будет брать ее с собой в деловые поездки, а не оставлять дома.
Она читала и перечитывала открытку от Джонни, в которой он писал, как сильно ее любит, но должен еще на какое-то время задержаться. Она сильно прижала открытку к сердцу, как бы пытаясь впитать всю отцовскую любовь. Вдруг она ощутила чье-то близкое присутствие. Она открыла глаза и увидела Ганса, стоящего в двери; его тусклые, бесцветные глаза уставились на нее.
– Я слышал, ты стала большой девочкой, – сказал он, подходя и глядя на нее сверху вниз. Его взгляд, казалось, прилип к ее груди. – Как тебе понравится, если я стану твоим возлюбленным? Я знаю о тебе, Кристина, все, знаю о твоих походах в кино. Я ничего не расскажу твоему отцу, если ты будешь ласковой со мной.
Она села на кровати и сжала колени.
– Что? – спросила она.
– Говорю тебе, я ничего не расскажу твоему отцу, если ты будешь ласковой со мной. – Он закрыл дверь. – У экономки выходной, а Уилла я отослал с поручением. Квартира в нашем распоряжении, малышка.
– Я… У меня есть деньги, – сконфуженно сказала она. – Восемь долларов. Вы можете взять…
Ганс рассмеялся:
– Ты не должна платить мне за это, девчушка. Я дам тебе это бесплатно.
– Что?
Он протянул руку и схватил ее за запястье; она вскрикнула.
– Спокойно, а то я могу быть грубым, – сказал он, поднимая ее с кровати. – Господи, а ты тяжеленная. По правде говоря, мне нравятся пухленькие. Так, сколько тебе лет? Двенадцать? Мне нравятся такие молоденькие.
Кристина пыталась вырваться, но он ухватил и второе запястье и, притянув к себе, быстро обнял за талию. Его лицо оказалось в сантиметре он ее: она заглянула в его бесцветные глаза и ничего в них не увидела.
– Пожалуйста, не надо, – сказала она.
– А вот твой папочка, – продолжал телохранитель, зажав ей руки своей рукой, а другой шаря под блузкой, – твой папочка любит тощих. Как эта белокурая сучка. Но я люблю девочек с мясом на костях. И, детка, ты получишь… – говорил он, стискивая ее груди.
Вот тогда она начала вопить. Он прижал рот к ее губам и расстегнул кофточку, но Кристина продолжала бороться. Она почувствовала, как что-то твердое прижалось к ее ногам. Пистолет! Он пришел убить ее!
Внезапно она вырвалась и побежала к двери, но он поймал ее, развернул и ударил по лицу.
– Я сказал тебе, будь ласковой! – закричал он. – Теперь я буду грубым.
Он засунул руку ей под юбку, но Кристина брыкалась и боролась. Они упали около тумбочки, уронив рамки с фотографиями, на которых разбилось стекло. Она чувствовала его холодные пальцы на голом теле, когда он пытался раздвинуть ей ноги. Его сила начала одолевать ее, она заплакала. И вдруг дверь ее спальни распахнулась. Ганс отлетел от нее, и Кристина увидела Джонни, схватившего испуганного телохранителя и вышвырнувшего его из комнаты в холл.
– Ты ублюдок! – кричал он. – Грязный ублюдок! Кристина, спотыкаясь, вышла из комнаты, запахивая порванную блузку и с ужасом наблюдая, как отец избивает Ганса, как кровь брызгами покрывает пол. Когда Ганс уже безжизненно лежал на полу, Джонни подошел к Кристине и обнял ее.
– С тобой все в порядке, детка? – спросил он. – Все в порядке? Он сделал тебе больно?
Она, рыдая, уткнулась ему в шею, все еще дрожа от страха.
– Папочка, ч-что ты здесь делаешь?
– Миссис Лонгчэмпс позвонила мне. Она рассказала мне о… что случилось в кинотеатре. Я подумал, что должен быть сейчас с тобой. Я хотел сделать тебе сюрприз.
Кристина поразилась, увидев текущие по его лицу слезы.
– Со мной все в порядке, папочка, – сказала она с тревогой.
– Я хочу покончить со всем этим, Долли. Я собираюсь заботиться о тебе и охранять тебя. Никто никогда не посмеет тебя больше обидеть.
В мрачном настроении сидела Кристина в комнате для посетителей монастырской школы святой Бригитты для девочек, потому что поняла, как неправильно истолковала слова отца, сказавшего, что он намерен охранять ее. Она решила тогда, что он собирается остаться дома, она даже представить себе не могла, что он отправит ее в школу. Вошла одна из сестер, молодая женщина, в длинной черной рясе, длинном покрывале и накрахмаленном головном уборе, которые поскрипывали при движении.
– Все в порядке, мистер Синглтон, – сказала она мягким голосом, – Кристина может остаться у нас и немедленно приступить к занятиям.
– Спасибо, сестра, – сказал Джонни. – Можем мы на минуту остаться одни?
Когда монахиня ушла, Джонни повернулся к Кристине. Она подумала, что еще никогда не видела его в таком ужасном состоянии. Его лицо вытянулось и выглядело изможденным, как будто он за сутки постарел. И Кристина чувствовала, что в некоторой степени это ее вина.
– Теперь слушай, Долли, – сказал он очень серьезным тоном. – Это все ненадолго. Я понимаю теперь, что не могу оберегать тебя так, как хотел. Поэтому тебе здесь будет безопаснее, пока я не произведу некоторую реорганизацию своей жизни.
– Они знают… – начала она.
Он вопросительно посмотрел на нее, потом сказал:
– О, нет, Долли, они не знают. Никто не знает, что случилось, кроме тебя и меня.
Кристина не могла выразить словами свои чувства. Она казалась себе дрянной и замаранной. Разделавшись с Гансом, Джонни вызвал врача, но не для Ганса, которого утащил Уилл, а для Кристины, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Именно обследование больше всего расстроило ее, бесцеремонное, без намека на мягкость и доброжелательность. Обследование ее тела посторонним мужчиной показалось ей более унизительным, чем то, что пытался сделать Ганс. У Кристины осталось впечатление, что ее осквернили дважды.
Когда доктор выходил из ее комнаты и шепнул Джонни: «Ваша дочь все еще девственница, мистер Синглтон», – она покраснела от стыда.
– Это моя вина, – сказала она. – Я плохая. Он взял ее за плечи и сказал:
– Никогда не говори так. Ты хорошая девочка, Долли. Ты – особенная, и я горжусь тобой, горжусь, что ты – моя дочь. Я всегда хотел, чтобы ты держала голову высоко, будто ты принцесса, тогда люди будут знать, какая ты особенная.
– Я попытаюсь, – сказала она, плача.
– Ты будешь здесь в безопасности, Долли, – сказал он обнимая ее. – Сестры хорошо позаботятся о тебе, и довольно скоро ты забудешь все, что случилось. Мы начнем все сначала, ты и я.
Она прижалась к нему и заплакала.
– Пожалуйста, не оставляй меня здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78


А-П

П-Я