Повнимательнее вглядевшись в карту, я увидела, что этот Рэй находится за добрые десять миль от Гастингса, и тут же пожалела, что не выбрала местечко поближе. Но, поскольку мне не было точно известно, на каком конце города расквартирована батарея Дэвида, я сочла, что лучше оставить все как есть.
В конце концов прибыл Джереми с новостями, которые оказались не слишком обнадеживающими. Спей-хауз пользовался репутацией хорошего и справедливого человека. Родом он был из старинного семейства в Оксфордшире. Корнями этот род восходил к саксонским королям, но, как это часто бывает с такими фамилиями, его былая слава увяла, а богатство почти растаяло. Еще больше подточила семейное состояние страсть отца к азартным играм, и Эдгар Спейхауз был вынужден вступить в брак по расчету с женщиной не своего круга. Он взял в жены богатую наследницу одного железных дел мастера с севера Англии, выдающегося человека, разбогатевшего благодаря войнам, которые Англия вела на протяжении значительной части минувшего столетия.
Во многих отношениях невеста Спейхауза сама оказалась железной женщиной – властной и непреклонной. И, конечно же, семейный кошелек всецело находился в ее руках. Спейхауз до смерти боялся своей повелительницы. Злые языки даже утверждали, что и в артиллерию он пошел лишь затем, чтобы испытывать изделия предприятий, принадлежащих супруге. На других женщин полковник не осмеливался даже глаз поднять, хотя его жена почти все время проводила в туманных северных краях, железной рукой ведя дело, полученное в наследство от отца. Все эти сведения не сулили ничего отрадного.
– А что слышно насчет майорского чина? – осведомилась я.
– И здесь ничего хорошего, – скривился Джереми. – Все отзываются о Прескотте как о достойном человеке, да и сам Спейхауз, судя по всему, склоняется в его пользу. Но жена держит его на коротком поводке, и он отчаянно нуждается в деньгах. Уже два или три раза его дразнили заманчивыми предложениями, а он не так уж и стоек.
– Каковы же, на твой взгляд, шансы Дэвида? – спросила я, стараясь не терять самообладания.
Джереми нахмурился.
– Если быть честным до конца, то думаю, что в нынешних обстоятельствах у него нет ни малейшего шанса.
– Что ж, в таком случае придется изменить обстоятельства, – сказала я с мрачной решимостью. – Я должна встретиться с полковником Эдгаром Спейхаузом.
И я с ним встретилась. Бедняга вряд ли даже догадался, что за сила обрушилась на него. Я не стала заигрывать с ним, а просто набросилась на него. Мною были пущены в ход все уловки, каким меня когда-либо учили. Я льстила, дразнила, флиртовала, ластилась к нему, вскружив ему голову до такой степени, что полковник и сам толком не знал, на каком он свете. Очевидно, ему еще никогда в жизни не доводилось испытывать такого внимания к собственной персоне, и он буквально упивался этим. Через две недели полковник был без памяти от меня, но туманная, устрашающая фигура на севере все еще прочно держала его на привязи, и он никак не мог решиться на открытое предложение. Между тем время убегало как вода, и мною начало овладевать отчаяние.
– Ну что, сделал он предложение? – чуть ли не каждый день донимала я Джереми.
– Должно быть, полковник попросту не ведает, как это делается, – уныло отвечал тот.
– Тогда остается единственное средство, – решила я с отчаянием обреченной. – С ним придется поговорить тебе, Джереми.
– Что?! – переспросил он, почти сорвавшись на визг. – Господи, мы и так уже зашли слишком далеко! Но чтобы выступать в роли твоего сутенера? Будь я проклят, если соглашусь на это, Элизабет!
– Если не согласишься на это ты, я сделаю все сама, – не унималась я, – но для меня это будет гораздо труднее.
– Да пойми же, если к нему пойду именно я, то у меня будут связаны руки, – простонал Джереми. – Скажи, ради всего святого, о чем мы сможем с ним договориться? Ты не можешь толкать меня на это. Не можешь!
– Могу, – твердо произнесла я. – Ты просто должен сделать все, что в твоих силах.
Бедный Джереми! Часто я недоумевала, какая сила заставляет его мириться со всеми моими прихотями.
Через некоторое время Джереми вернулся из поездки, все еще сам не свой от той роли, которую я ему навязала.
– Ну так хочет он меня или нет? – сразу же потребовала я отчета.
– Ясное дело, хочет, – тут же застонал Джереми. – Но тебе от этого много не перепадет, уж поверь мне. О крупных деньгах речь, естественно, не заходила. Я плел ему всякую чушь о том, что в качестве свидетельства сердечной привязанности ты хочешь, чтобы он отдал открывающуюся майорскую вакансию достойнейшему из достойных, а именно Прескотту. Не заморочь ты ему голову, он ни за что на свете не попался бы на такую дешевую уловку. Но полковник, кажется, воспринимает все как само собой разумеющееся, поскольку, судя по всему, и сам уверен, что лучше Прескотта на эту должность никого не найти. Что же касается остального, то он настолько боится женушки, что согласен лишь на трехмесячную связь. Предлагает платить за твое жилье плюс четыре фунта в неделю, оплата остальных счетов не гарантируется. Если бы я думал, что он хоть что-то смыслит в таких делах, то счел бы это оскорблением. Однако Спейхауз в этом ни черта не смыслит. У него есть дом в городе, но он так запуган, что боится пустить тебя туда. Впрочем, может, это и к лучшему.
– Не нужно мне ни денег, ни чего иного, – обрадован но произнесла я. – Майорство обеспечено, а это главное. Он знает, что я не буду готова до ноября?
Лицо Джереми исказила гримаса, и сердце мое упало.
– Об этом отдельный разговор, Элизабет. Поначалу он, казалось, с пониманием отнесся ко всему, что я говорил о твоей занятости семейными – да простит меня Господь! – делами за городом на протяжении трех месяцев, но потом вдруг заупрямился и начал твердить, что если в качестве доказательства своей страсти он должен дать кому-то чин майора, то и ты, со своей стороны, должна представить ему кое-какие доказательства. Короче говоря, он не подпишет приказ, пока ты не переспишь с ним. Будучи человеком, который сам по себе ничего особенного не представляет, он скорее всего опасается, что ты за три месяца попросту забудешь о его существовании, а потому хочет получить хотя бы какую-то гарантию, что не останется в дураках.
Я равнодушно пожала плечами.
– Что ж, пусть будет так, если уж без этого не обойтись. Когда он приедет за «гонораром»?
Джереми сокрушенно покачал головой.
– Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой, Элизабет, – изумился он, – что ты готова пойти на такие крайности ради человека, которого даже не надеешься удержать рядом с собой на достаточно долгий срок. Значит, несмотря на свой преклонный возраст, я так и не распознал вас, женщин.
– Дорогой мой, – улыбнулась я ему, – ты сотворил чудо, на которое не способен никто другой. Когда же приедет Спейхауз?
– Я сделал все, что было в моих силах, – глухо проговорил Джереми, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Я сказал ему, что ты уезжаешь в деревню в четверг, – тут я должна заметить, что наш разговор происходил в понедельник, – значит, он проведет здесь завтрашний день и среду. Он обещал подписать приказ о назначении и передать его в мои руки в среду утром, – вздохнул мой друг. – Поверь, Элизабет, никогда в жизни я не чувствовал себя столь подавленным, как сейчас.
– Не беспокойся обо мне, Джереми. – Мои губы тронула нежная улыбка. – В конце концов Спейхауз не какой-нибудь Чартерис, и мысли мои будут не о вторнике, а о пятнице.
Так я стала любовницей Эдгара Спейхауза, в то время как сердце мое переполняла любовь к Дэвиду Прескотту.
Бедный Эдгар был воплощением всех Изъянов, присущих вырождающемуся роду: очень высокий и худой, сутулый, с длинными, неправдоподобно узкими ступнями и ладонями. Волосы его были столь светлыми и жидкими, что казались почти белыми. Продолговатое лошадиное лицо с тонкими чертами выдавало в нем прирожденного аристократа. Нос был столь длинен и узок, что ноздри почти светились, а высокие скулы, казалось, вот-вот прорвут пергаментную кожу. Хотя ему было уже под пятьдесят, Спейхауз выглядел гораздо моложе благодаря своей тонкой и гладкой коже. Борода у него почти не росла, что придавало его лицу мальчишеское выражение. Водянистые бледно-голубые глаза подслеповато щурились, а поскольку очков полковник не носил из-за неодобрительного отношения к ним жены, создавалось впечатление, что он постоянно что-то ищет вокруг себя.
В целом его отнюдь нельзя было назвать уродом, но, как я уже отмечала, из него было вытравлено все, что превращает человека в самостоятельную личность. С таким мужчиной вы можете встречаться хоть сто раз, но во время каждой новой встречи будете с трудом припоминать, кто это и где вы могли видеться прежде.
Исполненная решимости сыграть свою роль до конца, я приняла его во вторник почти как Клеопатра, встречающая своего Антония из военного похода, хотя, подозреваю, наша ночь была гораздо менее бурной, чем та, которую провели вместе прославленные любовники. Эдгар нервничал, как восемнадцатилетняя девственница, и вел себя так, словно дверь спальни того и гляди распахнется и к нам ворвется его грозная супруга. Однако, применив все свое искусство и изобразив восторги, которых на самом деле не чувствовала, я полностью приручила его. Он проявлял столь горячее любовное влечение, что в среду утром мне стоило немалых трудов не подпускать его к себе хотя бы на то малое время, которое понадобилось ему, чтобы подписать приказ о назначении Прескотта, тут же перешедший в руки Джереми. В конце концов дело было сделано, и Джереми, привычно заметая следы, переправил бумагу в Гастингс при посредничестве агентства, принадлежавшего его другу-юристу. А я была так горда собой, что делала в тот день все возможное, чтобы ублаготворить Эдгара. Это оказалось проще простого. Бедняжка быстро получил свое и в четверг утром, когда наступила пора прощания, чуть не плакал. Шмыгая от волнения носом, он клялся мне в любви до гроба и уверял, что следующие три месяца покажутся ему вечностью. Я же не смогла сдержать вздох облегчения, когда услышала, что его жена готовится вскоре прибыть с одним из редких триумфальных визитов. Теперь я знала, что полковник будет находиться в Лондоне в надежных и крепких руках, а значит, нет нужды опасаться неожиданного десанта в Рэй.
Едва дождавшись, пока за ним захлопнется дверь, я молнией взлетела по лестнице, чтобы завершить упаковку вещей. Устроив все дела с коттеджем, Марта вернулась, чтобы помочь мне с переездом, поскольку свой дом я сдавала на три месяца жене одного офицера. Наконец вещи были сложены, и я тепло попрощалась с унылым Джереми, который пришел проводить меня.
– Не волнуйся, – смеялась я. – Обещаю больше никогда в жизни не докучать тебе своими просьбами.
В ответ он улыбнулся, умудрившись при этом не терять похоронный вид. Это делало его похожим на эльфа в припадке меланхолии.
– Ты будешь верна своему обещанию лишь до первого нового затруднения. А потом снова прибежишь ко мне вся в слезах, взывая о помощи. Поверь, дорогая, всякий раз, когда ты приходишь в мою контору, я чувствую, что постарел еще на год. И все же, – добавил он, посерьезнев, – не думаю, что хотел бы иной участи. Надеюсь, ты найдешь свое счастье, дорогая Элизабет. Благослови тебя Господь! Ты знаешь, где меня искать, когда я вновь тебе понадоблюсь.
И он неловко заковылял прочь, как внезапно состарившийся младенец.
Мы отправились в путь. Всю дорогу я грезила, строя прекрасные воздушные замки. Сидевшая напротив Марта, как всегда, строго смотрела прямо перед собой.
– Вы уверены, что любите его? – внезапно спросила она.
– Уверена, – откликнулась я из своего розового облака.
Она удовлетворенно кивнула, но потом как бы между прочим заметила:
– Счастье не обходится без страданий.
– Ну что ж, такова жизнь! – отмахнулась я. Вообще-то мне вовсе не хотелось об этом думать.
– Но запомните: нет такого страдания, которое нельзя пережить. Призывать смерть – грех, во всяком случае пока вы молоды, – продолжала она.
– Послушай, Марта, ты изъясняешься в высшей мере загадочно, – довольно резко произнесла я, выведенная из терпения. – Что это значит?
– Я говорю вам все как есть, – ответила она все с той же суровостью. – И все же вы должны быть благодарны судьбе, потому что не так уж часто это случается. Ведь это удел лишь немногих счастливцев, очень немногих.
– Какой удел? – Я была в полном недоумении.
– Как какой? Настоящая любовь, – тихо проговорила она, выглянув из окна кареты. – Настоящая любовь – и больше ничего.
Мы приехали в Рэй, когда только начинало вечереть, и я тут же направила весточку Дэвиду, пригласив его отужинать со мной на следующий день. Если же дела службы не позволят ему отлучиться, он должен был уведомить меня о невозможности встречи.
Коттедж, который подыскала Марта, располагался как раз в центре Уэст-Гейта – старой части города. Снаружи дом выглядел совсем крохотным, но внутри оказался на удивление просторным. Там была обширная гостиная, переходившая в небольшую столовую, внизу – кухня вполне приличных размеров, а наверху – одна большая и две маленькие спальни. Марта превратила дом в удивительно уютное гнездышко, добавив к старой и неуклюжей деревенской мебели кое-какие вещи из нашей лондонской обители. Она также позаботилась о том, чтобы украсить обстановку всевозможными глиняными горшочками, которые купила у местных гончаров, и медными кувшинами с цветами. Ведь был конец июля. Закрывая глаза, я до сих пор ощущаю их тяжелый аромат.
Марта сочла, что вполне управится по дому без помощников, и, поскольку экипаж теперь мне был уже не нужен, я отправила его назад в Лондон. Кучеру было сказано, что в случае необходимости я пошлю ему уведомление. Но в глубине души я надеялась, что это мне не понадобится.
Следующий день прошел в лихорадочном ожидании. Я не находила себе места, словно в день первого бала. Однако время шло, а ни самого Дэвида, ни весточки от него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51