) такое его распоряжение, с тем чтобы и преемники его не отбирали у Водички данных ему сел до самой его кончины. Замок Хорлуп с относящимися к нему селениями, пожалованный Луцкой епископии еще великим князем Свидригайлом, Иона променял (в 1574 г.) чрез сына своего Василия, королевского секретаря, князьям Радзивиллам, детям Николая Черного, на имение Фалимич, получив от них полторы тысячи золотых придачи в пользу сына Василия, между тем как село Фалимич и вполовину не стоило хорлупского имения, а для благовидности исходатайствовал (5 сентября 1574 г.) на эту мену разрешение короля Генриха. В Львовской епархии по смерти епископа Арсения Балабана (в начале 1569 г.) тотчас началась борьба из-за архиерейской кафедры. Сын покойного, Григорий, считал ее своею в силу еще прежде полученной королевской грамоты. Но арцибискуп Львовский Станислав Шломовский, вспомнив свое давнее право назначать наместников Киевского митрополита в Галиции, представил королю своего кандидата для занятия этой кафедры, какого-то Ивана Лопатку-Осталовского, имевшего уже пресвитерский сан. И король послал старостам львовскому и галицкому свою грамоту (16 июня 1569 г.), в которой объяснял, что хотя прежде он обещал покойному владыке Арсению Балабану предоставить занимаемое им владычество его сыну Григорию, но обещал по неведению права, заявленного теперь Львовским арцибискупом, и потому приказывал теперь ввести Ивана Лопатку, как во Львове, так и в Галиче, в управление Львовскою епархиею и отнять ее у Григория Балабана. Во Львове Лопатка действительно был введен, и ему переданы были как кафедральная церковь святого Георгия, так и епископские имения. Но лишь только приступили к тому же в Галиче, Григорий Балабан оказал сопротивление, и львовский староста остановил дело. Король строго подтвердил старосте (1 августа), чтобы он непременно исполнил возложенное на него поручение. Но в то время как староста с несколькими свидетелями и Иваном Лопаткою вновь прибыл в галицкий кафедральный монастырь Крылос, и убеждал здесь монахов повиноваться Лопатке как своему законному архипастырю, и требовал от них монастырские ключи для передачи ему, внезапно явился Григорий Балабан и, протестуя, говорил, что он, по воле короля, законный пастырь Львовской епархии, что управляет ею уже более трех лет, представил на то подлинную королевскую грамоту, прежде полученную, и заявил, что на днях, именно 6 августа, он исходатайствовал себе от короля еще новую, подтвердительную грамоту на Львовское владычество. Староста и вся комиссия опять остановили дело ввиду заявленных королевских грамот. Не довольствуясь этим, Григорий Балабан отправился во Львов и с своими сообщниками выгнал Ивана Лопатку из архиерейских палат и владений. А когда по приказанию короля местный староста начал вновь вводить в львовской кафедральной церкви Ивана Лопатку в управление епархиею в присутствии многих свидетелей и самого арцибискупа, тогда Григорий Балабан, находившийся тут же, с бранью бросился на Лопатку и не дал старосте ключей от церкви. Чтобы положить конец столько прискорбной борьбе, которой сам же был виною, король велел митрополиту Виленскому Ионе рукоположить Ивана Лопатку в сан епископа Львовского и по рукоположении, объявляя об этом (15 августа 1570 г.) всем жителям Галицкой Руси, приказывал им признавать Лопатку за действительного владыку, поставленного митрополитом, а львовскому старосте подтверждал защищать и охранять новопоставленного владыку от обид и притеснений со стороны Григория Балабана. Но последний не унимался и продолжал вести тяжбу с Лопаткою из-за Львовской кафедры еще более пяти лет до самой его кончины. После того львовский староста сам, своею властию ввел Григория Балабана (1576) в управление Львовскою епархиею как законного архипастыря на основании прежней грамоты, данной ему покойным королем Сигизмундом Августом. Принял ли теперь Григорий Балабан епископский сан с именем Гедеона или еще несколько времени оставался светским владыкою, неизвестно. На кафедру Пинской епархии по смерти нареченного владыки Андрея Русина избран был протопоп замкового Дмитриевского собора в Пинске Кирилл Семенович Терлецкий, и избран не королем, как бывало прежде, а панами радами - это случилось, вероятно, в междуцарствие после бегства из Польши короля Генриха. Сами паны рады дали Кириллу и грамоту на Пинскую епископию и на все принадлежащие ей имения, сами и отправили его с своею грамотою к митрополиту Ионе, который и рукоположил его во епископа. А когда на престол польский взошел Стефан Баторий, епископ Кирилл испросил себе (8 июля 1576 г.) подтвердительную королевскую грамоту на данное ему панами радами владычество Пинское и Туровское. В 1578 г. он жаловался королю, что владельцы населенных имений в Пинской епархии отнимают у него из-под власти и суда всех попов и людей православной веры и не позволяют ни ему, ни его протопопам и слугам въезжать в эти имения для духовных дел, а сами вступаются в духовные справы и суды, несмотря на данную еще прежде королевскую грамоту, запрещавшую им такое своеволие. Король дал подтвердительный универсал к землевладельцам Пинской епархии, чтобы они не вмешивались в духовные справы и суды и не стесняли законных прав Пинского владыки. Полоцкая епархия после взятия Полоцка русским войском (1563) не упразднилась, и хотя с того времени в Полоцк присылались архиепископы из Москвы, называвшиеся Полоцкими и Великолуцкими, но и в Литве после некоторого перерыва существовали свои архиепископы Полоцкие, Витебские и Мстиславские, вероятно жившие в Мстиславле или Могилеве. Таковы были: Варсонофий Валах, неизвестно когда рукоположенный, и преемник его Феофан Богдан Рпинский или Рыпинский. Последний, из земян Ошмянского повета, был прежде протопопом в Маркове и получил грамоту на Полоцкое владычество и на все его имения от панов рад, вероятно, в период междуцарствия и по их ходатайству возведен в архиерейский сан митрополитом Ионою, а с воцарением Стефана Батория испросил себе у него подтвердительную грамоту (15 декабря 1576 г.). Этот владыка был, видно, большой охотник до управления монастырями: он выпросил их себе почти разом три. Один из них, могилевский Спасский, держал прежде по грамоте Сигизмунда Августа протопоп могилевский Иван, а когда он скончался, то владыка Феофан, получив этот монастырь со всеми его имениями и доходами в свое управление от маршалка земского великого княжества Литовского Яна Ходкевича, поспешил испросить на то утверждение со стороны короля (19 февраля 1578 г.). Два другие монастыря находились в Мстиславле: Николаевский Нагорный и Пустынский. Первый держал по грамоте Сигизмунда Августа Мстиславский поп Евпатий, последний - сын его Матфей.
А как они не хотели принять монашества, то владыка Феофан донес об этом королю и просил отобрать у них оба монастыря и пожаловать ему. Король, ссылаясь на ходатайство подканцлера Воловича, отозвавшегося о Феофане с большою похвалою, действительно предоставил ему (24 июня 1578 г.) тот и другой монастыри со всеми их имениями в пожизненное управление. Нельзя сказать, чтобы владыка Феофан нуждался в имениях монастырей для своего содержания, потому что по его просьбе еще в 1577 г. король Стефан Баторий приказал возвратить ему все владения Полоцкой кафедры, присвоенные разными лицами после взятия Полоцка, в тот промежуток времени, пока кафедра оставалась вакантною.
Раздача православных монастырей светским лицам никогда еще, кажется, не совершалась так часто, как теперь. Шесть из них были розданы Сигизмундом Августом в последние годы его жизни. Гродненский Коложский монастырь, и без того разоренный, он отдал гродненскому подкоморию пану Павлу Котовичу (12 августа 1568 г.), который и распоряжался им двенадцать лет; Заручайский Успенский в овручском замке - писарю земли Киевской шляхтичу Богухвалу Павше (17 июня 1570 г.) в пожизненное владение, с тем чтобы он держал от себя в монастыре духовное лицо в качестве игумена; минский Вознесенский дворянину Ивану Ивановичу Баке. Но этот Бака держал монастырь так небрежно, что в нем не осталось ни чернеца, ни священника и богослужение совсем прекратилось, а принадлежащее монастырю село Тростенец уступил князю Петру Горскому, и потому брестский воевода Гавриил Горностай признал нужным отобрать (1576) монастырь у Баки. Киевский Межигорский монастырь король сперва (1571) пожаловал было своему писарю Евтихию Высоцкому только в пожизненное владение, а потом (1572) по его просьбе и "на вечность", в потомственное владение. Еще два монастыря, Дерманский и Чернчицкий Спасский, отданы были (1571): первый - королевскому земянину Михаилу Игнатовичу Дчусе, а последний - вельможному пану стольнику Дорогостайскому, но оба эти монастыря по смерти Сигизмунда Августа отобраны были (1574 1575) киевским воеводою князем Константином Константиновичем Острожским у названных панов, конечно, за нерадивое или разорительное управление. Король Стефан Баторий отдал монастыри: кобринский Спасский, который держал дотоле какой-то Василий Григорьевич, - дворянину Николаю Кирдеевичу в пожизненное управление (1576); минский Троицкий, бывший пред тем в держанье какого-то Артемия Червяцкого, - дворянину Богушу Невельскому в пожизненное же управление (1576); Черейский Троицкий, основанный еще около половины XV в. Смоленским епископом - митрополитом Мисаилом, - одному из потомков его, подляшскому зоеводичу Ивану Сапеге (1578), который предъявил грамоты, что монастырем этим всегда владели его отец и дед. А минский Вознесенский монастырь, отобранный (1576) у дворянина Баки, переходил затем в самое короткое время три раза из одних рук в другие. Сначала Баторий отдал его дворянину Богушу Невельскому и вскоре потом по просьбе Невельского, пожелавшего уступить монастырь земянину Минского повета Стефану Достоевскому, утвердил (7 сентября 1577 г.) за этим последним. Когда же митрополит Киевский Илия Куча, каштелян минский Ян Глебович и некоторые минские шляхтичи донесли королю, что Стефан Достоевский даже не греческого закона, держит монастырь только для своего пожитку и в монастыре служба Божия никогда не совершается, и просили, чтобы монастырь был отнят у Достоевского и отдан земянину Минского же повета Михаилу Рагозе, человеку богобоязненному и в Письме Святом умелому, изъявившему притом желание принять монашество, тогда Баторий, ссылаясь на известное постановление гродненского сейма, объявленное митрополиту Ионе, чтобы светские люди, получившие от короля духовный хлеб, но в течение трех месяцев не захотевшие принять духовный сан, были лишаемы этого хлеба, приказал (17 февраля 1579 г.) взять у Достоевского минский Вознесенский монастырь и отдать Михаилу Рагозе, с тем чтобы он, сделавшись монахом и архимандритом, правил монастырем до своего живота. При передаче этого монастыря Михаилу Рагозе, уже архимандриту (17 ноября), оказалось, до какого жалкого состояния монастырь был доведен. В нем церковь Вознесения Господня, деревянная, была опалая и гнилая; икон в ней находилось одиннадцать старых и слинялых; в алтаре престол, покрытый выбойкою, Евангелие старое, немного обитое медью, потир и дискос оловянные, кадило старое медное; книг - двенадцать месячных Миней, Евангелие учительное, Устав, три Октоиха, Пролог, две Триоди, Требник, Апостол и Псалтирь; две ризы, один епитрахиль; в приделе Благовещения престол ободранный; на колокольне три колокола; все избы и прочие строения в монастыре деревянные, старые, иные без кровли; ограда вокруг монастыря и монастырского сада вся разобрана.
Рядом с раздачею монастырей светским людям, ведшею почти всегда к разорению обителей, совершались иногда и благотворения монастырям, проявлялась и заботливость об устроении их, но только гораздо реже, чем прежде. Княгиня Анна Нелединская записала (10 октября 1568 г.) на трокский Рождественский монастырь два поля в пустоши Янкишки с находившимся там двором, постройками и домашним скотом. Король Сигизмунд Август дал киевским монастырям несколько жалованных грамот, хотя лишь подтвердительных, на прежние их имения и привилегии. Такие грамоты выданы: Киево-Выдубицкому монастырю на владение землею Зверинцем, вновь обмежеванною киевским воеводою Константином Константиновичем Острожским (1568); Киево-Михайловскому на все прежние его имения (1570); Киево-Николаевскому также на все прежние имения (1570) и на право избрания себе архимандрита с благословения и утверждения не киево-печерского архимандрита, как было доселе, а Киевского митрополита (1572); Киево-Печерскому на право держать общину в монастыре и избирать себе архимандрита (1570), на право посылать старцев своих и слуг в московские северские города для сбора дани (1571) и на владение селом Вишенки в Киевском повете (1571). К сожалению, в Печерском монастыре вновь появлялись искатели настоятельского места, и между ними происходила борьба, конечно, не к благу обители. В 1571 г. сильно домогался этого места шляхтич Богдан Шашкович Конюский, ссылаясь на то, что архимандрит Печерского монастыря Иларион Песочинский и братия будто бы добровольно, с согласия киевской шляхты уступили ему перед врядом киевского замка и королевскими ревизорами архимандритство печерское, отдали ему монастырь, и все владения его, и документы на владения и засвидетельствовали это грамотою за своими подписями. Между тем, когда король поручил воеводе русскому, Юрию Язловецкому, сделать на месте дознание, архимандрит Иларион объявил, что своего архимандритства и права на монастырь никогда добровольно не уступал, а что королевские ревизоры отняли у него монастырские документы и грамоты и отдали Конюскому, почему воевода тотчас же и возвратил Илариону настоятельство. Король и рада утвердили распоряжение воеводы особенно потому, что никто и не имел права уступать и передавать Печерский монастырь без ведома и соизволения короля. В 1573 г. по смерти Илариона Песочинского называл себя печерским архимандритом какой-то Иона Деспотович, который и распоряжался монастырским имуществом, но в следующем году печерская братия избрала себе в настоятеля шляхтича Мелетия Хрептовича и просила короля Генриха утвердить избранного, говоря, что настоятельство это по смерти Илариона Песочинского уже немалое время "ваковало", т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69