Испанцы смотрели на еретичество не только как на грех перед Богом, они считали его, в известной мере, даже оскорбляющим их личное достоинство.
Филипп в этом отношении был самым ревностным из испанцев. Это был человек неспособный, ограниченного ума, связанный всякими предрассудками, чуждый даже малейшего проблеска душевной свободы. Еще в детстве он отличался пасмурным, почти меланхолическим характером, в юношеском возрасте, как и другие молодые придворные, он поддавался чувственным увлечениям, а рыцарские упражнения не вызывали у него интереса. Однако он охотно занимался науками, имевшими значение в управлении государством, и приобрел также хорошие познания в истории. В личности его не было ничего располагающего в его пользу, и сам он не испытывал потребности в дружеских отношениях.
Как мы уже видели, ему не удалось приобрести популярности в Германии. Когда же он в первый раз показался в Нидерландах и народ окружил его экипаж, приветствуя радостными возгласами своего будущего государя, он только глубже запрятался в угол своей кареты. Всем этим народным демонстрациям, всем шумным удовольствиям, возбуждению боевого лагеря и даже охоте, предпочитал он тишь своего кабинета, в котором без шума, с неутомимой деятельностью, не упуская из вида ни малейшей подробности, все предусматривая, все рассчитывая, он плел те нити, которыми опутывал полсвета. Он редко покидал Мадрид, разве что для посещения Эскуриаля, унылого дворца, напоминавшего скит, с 1563 года возвышавшегося, среди каменистой, лишенной тени долины, расположенной в нескольких часах езды от Мадрида. И только одна мысль вмещалась в его узком сердце: мысль о подавлении всякой ереси, а так как всякая свобода могла быть поводом к ереси, то и о подавлении всякой свободы.
Филипп II, король испанский. Портрет кисти Питера Пауля Рубенса
Инквизиция и ауто-да-фе
Казалось бы, что в самой Испании нечего было и заботиться об этом. Евреев было много в этой стране во все времена. В Гренаде и в южной части Испании жили еще мавры, сохраняя свою старинную веру и свои обычаи. За исключением мелких сект вроде алумбрадов, во всей стране не проявлялось ничего подозрительного. Однако благодаря связи Карла V с еретической землей, исповедовавшей лютеранскую веру, через Пиренеи успели пробраться переводы протестантских книг, даже Библия в переводе на испанский язык.
Обвинить кого-либо в ереси было вовсе не трудно, даже высший духовный сановник Испании архиепископ Толедский пробыл семь лет узником инквизиции, умевшей добывать пыткой показания, если они не давались добровольно. Уже первый год, проведенный новым королем в Испании (1559 г.), ознаменовался несколькими из тех отвратительных зрелищ, которые носили название ауто-да-фе, на которых оглашались и приводились в исполнение приговоры инквизиции. Первое из них совершилось в Валладолиде, в мае месяце, второе – там же, в октябре, и было почтено присутствием самого короля. В шесть, часов утра общий колокольный звон возвестил о начале ауто-да-фе. От дворца инквизиции с войсками впереди двинулась процессия к площади перед церковью францисканского ордена, где были уже припасены дрова и воздвигнут помост. За солдатами шли члены священного трибунала, потом несчастные жертвы в одежде, испещренной изображениями дьяволов, для назидания самих грешников и глазеющей на них толпы. Далее следовали чины городского управления, судьи, городское духовенство. Помимо них площадь заполнили знатные лица и чернь, хлынувшая вслед за процессией.
Члены священного трибунала, придворные особы и король заняли приготовленные для них места. Мрачное торжество открылось проповедью, потом великий инквизитор прочел присягу, которой обвязывался защищать священную инквизицию, и набожная толпа, преклонив колени, повторяла за ним слова этой клятвы. Повторял присягу и король, обнажив меч, который он ни разу не брал в руки для личного участия в честном бою. После этого секретарь инквизиции прочел приговор. Некоторые из осужденных покаялись в своих заблуждениях и были прощены, другие отведены обратно в темницы, а несколько человек остались. Тех из них, которые решили сознаться в грехе, удавливали, прежде чем бросить в огонь, но упорствовавших привязывали к столбам и подвергали сожжению.
Война Филиппа с папой и Францией
Было ли что-либо достигнуто этими жестокостями? Соответствовали ли они вообще намеченной цели? Нет сомнения в том, что страх, наводимый ими, затушил кое-какие искры еретических учений, но эти учения и без того не привились бы к чуждому им по духу испанскому народу. Однако бесцельное в этом смысле варварство произвело свое общее губительное влияние на душевный склад испанской нации. В других землях: Сицилии, Неаполе, Милане избегали этих жестокостей и население оставалось столь же верным католицизму.
Однако инквизиция принадлежала к числу тех учреждений, которые придавали испанской короне род духовной власти, известную самостоятельность по отношению к папству, даже как бы право надзора за папским престолом. Действия папы и короля не всегда совпадали между собой и даже в самом начале своего царствования Филиппу пришлось вступить в горячую борьбу с папой. Это была уже четвертая или пятая из франко-испанских войн XVI столетия (1552-1559 гг.), начатая Франциском I, преемником Генриха II, в союзе с немецкими протестантами, в которой Германия понесла огромные потери.
После перемирия, заключенного в Воселле (1556 г.), Германия могла несколько оправиться, но папа побудил французов к возобновлению военных действий. Это был Павел IV, неаполитанец, который, будучи еще кардиналом Караффой, открыто проявлял свою вражду к императору, а теперь вступил в страшную борьбу против чужеземного испанского владычества. Он до того увлекся, что дошел до отлучения от Церкви «католического короля» и освобождения его подданных от верности присяге, причем для этих целей пытался войти в политический союз с турецким султаном.
В Италии и в Нидерландах, бывших главными театрами войны, победа осталась за испанцами. Испанский главнокомандующий, герцог Альба, двинулся из Неаполя к Риму и мог бы овладеть им, если бы его не удерживала общность католических интересов. В папских войсках лучшие отряды состояли из немецких наемников, почти сплошь протестантов, которые открыто глумились над священными изображениями на больших дорогах.
При появлении 10 000 французов под начальством герцога Гиза, Альба повернул назад. Пока война велась без решительного результата то в неаполитанских, то в римских владениях, в другом месте, именно в Нидерландах, она завершилась окончательно в пользу испанского оружия в сражениях при Гравелингене (август 1557 г.) и Сен-Кантене (июнь 1558 г.). Уже после первой из этих удачных битв испанцы двинулись к Риму, в то время как французы выступали из Италии. Папа должен был согласиться на мир, заключенный на весьма снисходительных для него условиях, благодаря набожности противника.
После победы при Сен-Кантене был заключен новый мир в Шато-Камбрэ, 3 апреля 1559 года. Завоеванные области были обоюдно возвращены обеими сторонами. Герцог Савойский Эммануил Филиберт, изгнанный французами, возвратился в свои владения. Взамен того французы оставили за собой Кале, который они еще раньше отняли у англичан, и немецкие епископства, относительно которых Филипп заявил, что это дело его не касается. Кроме того, состоялся и на этот раз тайный уговор насчет искоренения ереси, и новая дружба должна была скрепиться политическим брачным союзом. Печальное супружество Филиппа с английской королевой Марией – о чем будет сказано ниже – закончилось ее смертью еще за год до описываемых событий. Затем Филипп вступил в брак с французской принцессой Елизаветой, дочерью Генриха II; на официальном придворном языке молодая супруга называлась «оливковой ветвью» или «королевой мира».
Шато-Камбрезийский мир, 1559 г.
Таким образом, Филипп отстоял от своего вечного врага свои итальянские владения, и управление ими – за исключением Сицилии – не представляло особых затруднений. В Милане и Неаполе, как вообще во всей Италии, существовала партия недовольных, все еще ожидавшая от французов освобождения страны от испанского ига. Но искусная правительственная власть, опиравшаяся на частные интересы населения и умевшая противопоставлять интересы одного сословия интересам другого, поддерживала спокойствие в этих областях, благодаря весьма надежному числу войск и тому, что в современном обществе называется общенациональной идеей, а именно: церковно-католический вопрос, связывающий народ с его властителями. Иначе обстояло дело в бургундских землях: здесь глубоко въевшаяся рознь вызвала долговечную, большую всемирно-историческую борьбу, которая разрешилась созданием свободного цветущего государственного строя на германско-протестантской основе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Нидерланды при Карле V. Правление Маргариты: Гранвелла. Владычество Альбы. Восстание и война: Утрехтский союз и объявление независимости

Нидерланды
При вступлении на престол Филиппа Нидерланды состояли из семнадцати провинций, включавших в себя современные Бельгию и Голландию. Здесь жило многочисленное цветущее, зажиточное население и насчитывалось 350 больших и 6300 маленьких городов и посадов. Среди городов были такие как Гент с 70 000 жителей, Брюссель с 75 000 жителей, Антверпен со 100 000 жителей, в то время как в Лондоне тогда проживало не более 150 000 человек. Нидерландские жители занимались преимущественно торговлей, которая особенно оживилась и расширилась благодаря все возрастающему значению Атлантического океана в сношениях с многочисленными владениями, входившими в состав империи Карла V.
По улицам Антверпена ежедневно проезжали не менее двух тысяч торговых фургонов. В нидерландские гавани входили или выходили из них, тоже ежедневно, сотни судов, прибывавших или уходивших со всех стран света. Уже с 1531 года в Антверпене высилось громадное здание банка и существовали одно португальское, одно итальянское и одно турецкое торговые товарищества. Промышленность стояла на высокой степени развития, все руки находили себе заработок. Даже пятилетние дети обеспечивали себе оплачиваемые занятия.
Страна производила весьма своеобразное впечатление: почва была обращена всюду в сады, хотя большую часть ее пришлось отвоевать у моря. Местные произведения обменивались на иностранные на двух антверпенских ярмарках, проходивших дважды в год и длившихся каждая по двадцать дней. Однако излишней роскоши не было; добропорядочность и известное образование были очень распространены в народе. Трудно было встретить безграмотного человека даже среди крестьян.
При этом развитии и благосостоянии жители пользовались свободой. По крайней мере города, сословия, области и корпорации имели свои многочисленные привилегии. Каждый налог вводился не иначе, как с утверждения генеральных штатов – собрания, состоявшего, как и везде, из представителей дворянства, духовенства и городов. Впрочем, и здесь, как и везде, преобладал дух областного партикуляризма: помимо общего высшего трибунала в Мехельне, каждая область имела свое сословное собрание и свою областную судебную палату. Области резко отличались одна от другой своим внутренним устройством и жизненными обычаями. Так Фландрия, Брабант, Геннегау со своими крупными земельными владельцами, имели аристократический характер, а Фрисландия отличалась демократическим духом.
Необходимость придать этой пестрой смеси требуемое единство, без которого немыслим государственный строй, давала правителю немалую силу, если только он умел не задевать вышеуказанного партикуляризма. Карл был мастер на такие дела: он чувствовал самого себя нидерландцем и эти части его обширных владений были единственными, в которых он пользовался действительной популярностью. Вместе с тем эти земли приносили ему большие доходы, и он умел это ценить. Они давали ему вчетверо больше, нежели Перу и Мексика.
Но теперь царствовал уже его преемник. Филиппу с самого начала был не по сердцу этот предприимчивый народ, и он поспешил покинуть Нидерланды при первой возможности, оставив здесь правительницей свою сводную сестру Маргариту, вдовствующую герцогиню Пармскую, находившуюся в полной от него зависимости. Маргарита была женщиной весьма недюжинного ума, ревностной католичкой, однако склонной, как все слабодушные люди, к уверткам или даже прямому обману. Филипп оставил при ней в качестве первого советника сына великого министра, Николая Перренот де Гранвелла, о котором уже упоминалось выше как о канцлере Карла V.
Маргарита, герцогиня Пармская. наместница нидерландская. Гравюра работы К. фон Зихема
Антон Гранвелла быстро возвысился на духовном поприще; едва достигнув сорокалетнего возраста (1561 г.), был уже кардиналом. Это был человек чрезвычайно даровитый, изъяснявшийся на семи языках, достаточно проницательный для того, чтобы оценить ошибочность известной политики, но в то же время готовый в полной мере быть ее орудием. Члены его совета были люди тоже далеко не знатного происхождения и столь же готовые на все, как и он.
Высшее дворянство было крайне недовольно учреждением такого управления. Преданно послужив Карлу V, когда можно было приобретать на этой службе лишь много чести, но мало золота, принося даже тяжелые жертвы, это дворянство видело теперь, что новый король, поручая власть своим выскочкам, хочет оттеснить местную знать.
Среди этой аристократии выделялись особенно два лица: Ламораль, граф Эгмонт, принц Гаврский и принц Оранский Вильгельм, из дома Нассау. Эгмонт был красивый, отважный рыцарь, оказавший большие услуги королю в битвах при Гравелинге и Сен-Кантене. Он имел многочисленную семью от своего брака с одной баварской принцессой. Никудышный придворный, беззаветно доверяя чистоте своих намерений, народной любви и своей солдатской верности королю, он не знал, что мадридский деспот сделал уже на списке служащих у него родовитых людей против его имени такую пометку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106