Вторым игроком был Ларик, которому стало так интересно посмотреть, а не врет ли его непутевая сестрица в очередной раз, что он оторвал свою хрустальную задницу от дивана и приехал (причем бесплатно) к нам на съемки. Я ожидаемо выиграла, что неудивительно, если учесть, что все вопросы до одного я придумала сама. А Ларик (ха-ха) на вопрос о том, что больше всего оскорбило бояр, ответил, что это – введение в их круг всяких там холопов типа Меньшикова. Все-таки, я куда умнее собственного брата. Как приятно. Как хорошо. И как славно, что небесная канцелярия решила оставить без удовлетворения мои мечты о ничтожном положении и раскаянии Андрея, а постановила выдать мне совершенно на ровном месте дело, которое за пару часов и навовсе пришлось мне по душе.
Глава 7.
О пользе чаепитий
Случалось ли вам чем-то увлечься так, чтобы все остальное в мире вдруг перестало иметь какое-то значение? Мне лично не приходилось, потому что я человек (как уже упоминалось) спокойный и рассудительный. Ни на что, не подумав, не бросаюсь. Правда, иногда случается, что бросаются на меня, как это вышло с Гошкой. Кстати говоря, Гоше всего сорок лет, а то, что он седой и похож на старика-боровика – так это следствие пребывания в темных затхлых студиях, употребления кофе с таких количествах, что становится понятно, откуда у кофейного олигарха Пеле столько денег. И, конечно, отсутствие всякого намека на режим дня и здоровый образ жизни. Даже наоборот. Гоша предпочитал работать в студии по ночам.
– И ты оставайся, – радушно говорил он, видимо, одобрительно отнесся к моей красоте. – Тут только ночью можно работать. Не ходят всякие придурки.
– По-моему, тут все время кто-то ходит, – ответила я, хотя по ночам тоже оставалась. Идея с Петром Первым вполне устроила продюсеров, которые после тестовой демонстрации заглянули в студию, осмотрели меня с ног до головы и задумчиво почесали подбородки. Славик начал суетливо объясняться, почему я и только я подойду для этой работы.
– Уникальный случай. По доброй воле держала кремль! Очень наш человек, – заверил продюсеров Славик.
– Поживем – увидим, – пространно заявили продюсеры тоном милиционера перед допросом. – На такое место можно консультантов из профессоров выбирать.
– И что мне делать с профессором? Он же только жрать будет и моделей тискать, – возмутился Гошка.
– И это тоже, – согласился кто-то маленький, с наполеоновским комплексом. Скорее всего, главный из продюсеров. Еще до этого он очень внимательно осмотрел меня со всех сторон. И хотя я была в творческом виде (кеды и строительный комбинезон), он посмотрел на Гошу понимающими глазами. Мол, тут теперь нам самим есть что тискать.
– Я – девушка приличная, – на всякий случай шепотом заявила я. На меня обернулись так, словно я была инопланетянка.
– Приличных девушек почти нет в природе. Это как негры-альбиносы, – уверенно заявил Славик и повел группу продюсеров куда-то в офис поить Смирновкой. Я сочла за лучшее скрыться, чтобы не пришлось отбиваться от работодателей под пьяную руку. Но угрозы взять на мое место профессора восприняла и стала работать за двоих, а то и за пятерых. Я практически дневала и ночевала в студии, выискивая исторические вопросы с приколом и так называемым вторым дном. Чтобы нельзя было отгадать с помощью простой логики. Конечно, это была не совсем моя работа, потому что, как выяснилась, существует целая рабочая группа, которая должна разрабатывать варианты, а я – только консультировать их на предмет полного или неполного бреда с научно-исторической точки зрения.
– А почему они тогда ничего не делают? – настороженно спрашивала я у Гоши, который с меланхоличным видом разделывал на столе селедку.
– Почему ничего? Они еще пару недель назад скачали исторические тесты с какого-то сайта.
– И где они? – удивилась я. Раз есть куча уже созданных вопросов, то зачем я мучаюсь.
– Где-то у Славика. Кажется, во втором ящике, – как ни в чем не бывало, ответил он и аккуратно щипчиками принялся выдергивать из селедки кости. При этом он смотрел на нее так нежно, будто это не селедка, а грудной младенец.
– Я посмотрю? – для проформы спросила я и нырнула в недра Славикова захламленного стола. Гоша какое-то время наблюдал за моими мытарствами, а потом изрек.
– Ты, конечно, посмотри…. Только мы-то уже смотрели. Барахло. Я бы такую передачу ни за что не стал снимать. Нам надо что-то, чтоб бороды рубили.
– Ну, так верните им и пусть делают новый вопросник! А я подкорректирую! – возмущалась я.
– Славик им спьяну подписал акт выполненных работ. Так что придется нам, – скорбно развел руками Гоша и принялся, щурясь от блаженства, употреблять селедку внутрь. – Будешь?
– Нет, спасибо, – раздраженно отмахнулась от его ароматной рыбешки я. Надо же, какой бардак. Им акт подписали, а мне профессором угрожают и заставляют неделями не видеть белого света. И видеть только это подобие живых людей, помешанных на производстве телепрограмм. Хотя, если честно, интереснее, чем сейчас, я никогда не жила. И я чувствовала, что готова хоть всю жизнь заниматься всем, чем придется, только бы остаться в этом странном, нелогичном мире кино. Здесь я леплю, режу, клею, придумываю всякую ерунду и крашу стены в черный цвет. А еще режу майку на груди, как у Леры…. И никто не ругает, а даже наоборот. Наливают и дают премии.
– Что это за жизнь, если тебя вечно нет дома? – ворчал на меня папа, когда ему удавалось выловить меня в коридоре.
– Что это за жизнь, когда я вечно дома? – логично вопрошала я, пытаясь уговорить свой организм, что спать с девяти утра до обеда – это нормально и даже полезно. Вообще-то он у меня довольно сговорчивый, но постоянные смены часовых поясов измотали и его.
– Смотри, загонишь себя, потом всю жизнь на лекарства работать будешь, – парировал папа, который, в отличие от меня, очень хорошо знал, что жизнь есть даже после сорока или пятидесяти лет. В мои скромные годы мне казалось, что к тому времени я вся быльем порасту и исчезну в трясине сериалов. Хотя, теперь получается, что я, очень может быть, сама буду лепить эти многосерийные мозгодробилки. Эх, надо успеть жить! Тем более что именно здесь, в этой цитадели вранья и условностей, где реальность создается буквально из грязи под ногами, я вдруг, нежданно-негаданно обрела подругу. Для меня это большая редкость, потому что, как я уже сказала ранее, дружеские отношения у меня почему-то складываются больше с мужчинами. Когда-то, в детстве, я очень даже печалилась об этой досадной несправедливости.
– Давайте поиграем? – умоляюще смотрела я в глаза своих сверстниц-одноклассниц, которые обсуждали сериал Джейн Эйр и разыгрывали сцену невыносимого гнета Джейн в пансионе. Я тоже хотела, до слез хотела быть этой упертой суперморальной Девочкой Джейн, которая мужественно выносит все тяготы жизни типа необходимости ложиться спать в десять часов и умываться каждый день. О, как бы я была живописна, как трогательна. Я бы дрожала губками и изрекала: «как же я хочу быть по-настоящему хорошей девочкой! Ведь тогда мне обломится мистер Рочистер!».
– Мы уже всех набрали. Поиграй с кем-нибудь другим, – заявляли мои гадкие одноклассницы.
– Может, я хоть за воспитательницу сойду? – жалобно просила я. А что? Ведь это даст мне право колотить самую красивую белокурую девочку Дашу линейкой по рукам. Это тоже достойное удовлетворение. Она (Даша) страшно нарушала мои внутренние нравственные устои тем, что умудрялась учиться на пятерки и не размазывать чернила по тетради и парте. И носить всегда чистую, идеально отглаженную одежду. По-моему, таких вообще не должно быть в мире, чтобы не дискредитировать всех остальных, нормальных детей с подранными на коленках колготками.
– Нет, не сойдешь! – вмешивалась сама Даша, которая уже имела счастье видеть меня в виде наставницы пансиона. Вот так и получалось, что я была одиноким изгоем, парией, которую никто не понимает и не желает знать. Ну, кроме, разве что, случаев, когда надо списать математику. Почему-то, как ни странно, у меня отлично шла математика. В, общем, с самого детства никто из лиц женского пола не был в состоянии оценить всей тонких граней моей личности. А тут, в четыреста седьмой студии, неожиданно меня оценили на такие пять с плюсом, что я решила, это Бог посылает мне подругу во искупление за все те годы гонений со стороны однополчан (в смысле, лиц одного со мной пола).
– Ничего себе! Неужели это вы сделали? – раздался у меня из-за спины женский голос, когда я только-только довешала шторы в опочивальню арабского шейха. У нас намечалась тематическая восточная передачка, и я там набацала несколько вопросов про наложниц и жизнь гарема. Интимные и сексуально-разнообразные сценки, разработанные Гошкой, должны были сильно подогреть интерес аудитории к историческим викторинам.
– Да, я! – гордо ответила я, потому что это действительно я нарыла эти шелка и парчу в запасниках дружественного нам театра Моссовета, куда к одному старому знакомому меня послал Славик. Он сказал:
– Там кучи дерьма. Может, и нам что сгодится.
– Дерьмо? На что нам дерьмо? – передразнила я.
– Ну, снимем передачу про историю дерьма, – парировал Славка. Когда же я, копаясь в пыльных затхлых руинах склада реквизита, наткнулась на расшитые подушки и несколько рулонов яркого, расшитого позолотой шелка, то немедленно начала продумывать концепцию программы, где вся эта красота сгодится.
– Господи, да это же эксклюзив! – глядя на плоды моих трудов, воскликнула особа примерно моих лет, ну, может, чуть дальше под тридцать, чем я. Не могу сказать, что она была привлекательна. Скорее, наоборот. У нее было полное вытянутое вниз лицо немного бульдожьего очертания подбородка и маленькие глазки. Была она невысокая, одетая во что-то достаточно мешковатое. Но она улыбалась и, что главное, совершенно искренне восторгалась творением рук моих. Что сделало ее на треть прекраснее в моих глазах.
– Спасибо, – улыбнулась я и подколола последнюю булавку. Уж не знаю, что будут делать наложницы, если наткнутся на эти иголки, но сшить все вручную, чтобы через несколько часов увезти обратно пылиться на театральный склад – ну уж нет. Будем считать это производственной травмой.
– Вы наверное, профессиональный дизайнер? – спросила она. Я окончательно решила, что внешность для человека не главное.
– Нет. Просто готовлю викторину, – скромно потупилась я.
– Но это же просто чудо. Хотела бы я, чтобы все программы так обставлялись! Я – Света, – представилась она. – Секретарь из соседней студии. Я часто вижу, как вы носитесь туда-сюда. И давно хотела вам сказать, что у меня сложилось впечатление, что здесь вы вообще единственная, кто работает.
– Ну, это не совсем так, – зарделась от удовольствия и принялась отнекиваться я. – На самом деле, здесь главный Славик…
– Знаю я вашего Славика! – воскликнула Света. – Только и норовит, чтобы все на кого-нибудь перевалить.
– Точно, – рассмеялась я. – Это он.
– А может, пойдем покурим? – предложила Света. Я, вообще-то, не курю, потому что после сигареты во рту остается какой-то противный привкус и хочется немедленно чистить зубы. Но тут для поддержания только что народившегося знакомства, я решила кивнуть. Мы пошли до той самой курилки, где меня подобрал Гоша, и высмолили по сигаретке Кента. И еще по одной. Внезапно оказалось, что Света знает практически все практически обо всех, кто со мной работает. И что нам не только есть, о чем поговорить, но и приятно это делать.
– Ну, ладно. Пойду докончу декорацию, – робко отпросилась я где-то через полчаса.
– Заходи ко мне, чайку попьем. В четыреста одиннадцатый, – дружелюбно пригласила она.
– Обязательно! – улыбнулась я. Оказывается, и с женщинами можно общаться не только на тему того, как много глупостей я совершила, и как скоро нас уволят.
– Ты где шлялась? – накинулся на меня Славик, как только я переступила порог родной студии.
– Я? Так, покурить ходила, – ответила я.
– Курить? Да у нас аврал, какой тут курить? – сделал страшные глаза он.
– Ага! Тебе можно, а мне нельзя? – возмутилась я. Права Света, ездит он на мне как хочет.
– Ты же не куришь? – удивленно припомнил Гоша. Я потупилась.
– Да я тут с девчонкой познакомилась. Вот и решила поддержать компанию, – пояснила я. А то еще подумают, что я набралась у них плохого.
– Что за девчонка? Я ее знаю? – заинтересовался Славик. Он вообще приветствовал все, что имело женский пол. А я, как мне кажется, оставалась целой и невредимой только потому что работала не переставая. А Славик по каким-то неведомым причинам между женщиной голой и женщиной работающей выбирал последнее.
– Тебе не понравится. Она толстенькая, – утешила его я.
– Светка, что ли? – вдруг презрительно посмотрела на меня Лера.
– А что? – насторожилась я. Но никто не снизошел до того, чтобы дать пояснение.
– Нашла с кем курить, – бросила злоязычная Лера.
– А почему нет? Она что? Прокаженная? – разозлилась я. Им, как я понимаю, хочется видеть меня только работающей или, как вариант, работающей до одурения.
– Нет, почему, – примирительно произнес Гоша. – Просто она…
– Ну, что она? – уперлась я.
– Ну…не наша, – с трудом подобрав слова, сказал Гоша. Я подумала, что для Гоши любой, кто не с нами, тот против нас.
– Я просто не даю собой пользоваться, – пояснила мне Света, когда я пошла к ней пить чай. Я спросила, не было ли у нее каких-то конфликтов с нашей студией. Оказалось, что нет, если не считать того, что наши мэтры хотят, чтобы все стремились к ним в постель, а Света этого не делала. Я немного удивилась, почему не слишком-то привлекательная Света так категорически относится к сексу, но оказалось, что она замужем и ей все эти кувыркания давно надоели. М-да. А я нет. Не замужем. И мне не надоели. Но почему-то Славик не спешит наделить меня эротическими служебными обязанностями. И Борис тоже, хотя столько рассказывал о собственной бессовестности и эгоизме. Мог бы и использовать девушку. Хотя бы попытаться.
– Обычный мужской шовинизм, – подвели мы итоги, и пошли курить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32