Рюмки были с хорошую четвертинку, и Митя "поехал".
Он как можно твердо сказал: за Анатолия!
За столом наступила тишина и Раиса вдруг снова запела-запричитала: ой, да знаю я все, Митрий...
- Зовите меня Митя, - разрешил он.
Раиса обрадовалась: вот-вот, Митя, мне так и дочка говорила... Да чего тут таится-то, все свои! За папу, Аничка, за твоего папаню - Митю!
- Мама, я же говорила, - не лезь! - Закричала Рита и щеки ее пошли пятнами, - мы сами с Митей разберемся!
Митя хоть и был в подпитии, однако ему не понравился этот хозяйский тон Риты, - она говорила подстать Нэле.
... Почему к нему вяжутся такие трудные бабы? Одна Вера! Только
она! Нежная, тонкая, только его, и ничья больше.
Ему уже перестала нравиться даже его дочь Аничка, он и пьяной головой, но понял, что Аничка - УЖЕ НЕ ЕГО ДОЧЬ. Она - их.
А Раиса и Риточка пытались споить Митю окончательно, чтобы он проснулся у них в квартире, и все решилось само собой.
За те полтора-два года, что Рита и Анатолий провели в Союзе, отношения между мужем и женой не улучшились, а ухудшились.
Анатолий купил себе квартиру, хотя Раиса уговаривала его не выписываться от них и не тратить деньги зря, - их хибару вот-вот должны снести, а им дать жилье в соседних строящихся домах, - так было обещано.
Анатолия же заело как старую пластинку: нет, твердил он, я мечтаю отсюда поскорее отвалить - я вас видеть не могу.
И это было так.
Правда изредка он приставал к Риточке и она давала ему, но это была чистая физиология.
Итак, Анатолий ненавидел Ритку, тещу Раиску и... скажем мягко,
- был равнодушен к "своей" дочери.
Чем больше девочка становилась человечком, тем явственнее проступали в ее личике зловредные митькины черты: его нос, глаза, рот, волосы... Ну и крепкая же у этого поганца порода, думал Анатолий, рассматривая девочку, и злился, злился, до одури.
А тут еще эта хитрожопая дура-теща: как увидит, что он смотрит на девочку, так и начинает сусально сюсюкать: ой, Толичек
(был Толиком, теперь в ранге повысила - стал ТОЛИЧЕКОМ, недобро
усмехался Анатолий), смотришь на Жаночку? Вылитый папка! Ну, все
твое: и носок, и роток, и глазыньки!..
Анатолию очень хотелось треснуть тяжелым предметом ее по голове,- еле сдерживался.
И однажды понял, что больше ни дня не сможет провести здесь,кого-нибудь грохнет и присядет лет на десять-пятнадцать.
Он поспешил с кооперативом. Дал взятку. Деньги понадобились немалые, но у него они были. Мебель он из загранки привез, все хозяйственные причиндалы - тоже.
Этим ничего не оставит. Пусть их Митька обеспечивает.
И съехал.
Вот таково было состояние дел в семье у Риточки.
Она звонила Мите не для того, чтобы он пришел сюда и остался насовсем. Она знала, что это невозможно. Да и что бы он дал ей, останься у нее в семье? Шиш с маком! - Вот что бы он дал. И еще его семейка бы Рите понаддала! Она хотела переспать с ним, чтобы он остался ее любовником и Анечка узнала бы, кто ее папа.
Поэтому спаивала Рита Митю. И вообще, у нее опять начались нервные срывы: мужчин не было. Не то, чтоб за ней уж никто не ухлестывал, нет! Начинали, но увидев ее психованность, нерв
ность, да еще подергивания... - сбегали, потому что в основном
это мужики были простые и таких женщин пугались.
Анечку Раиса утащили спать, заставив поцеловать "папу" или "дядю", но та ни того, ни другого целовать не хотела и смотрела на Митю каким-то взросло злым взглядом, - будто что-то понимала и этого папу-дядю уже ненавидела.
Этот взгляд дочери отрезвил Митю. И когда Раиса, притворно потягиваясь, заявила, что надо хотя б проведать забойщиков,
ушла, Митя поднялся и тоже притворно нехотя сказал: Ритуля, я
побежал, мне все же не в двенадцать ночи домой появляться! Бегу.
Буду скоро, но не очень. Надо слетать к маме, она ждет. После приезда - заскочу, теперь адрес знаю.
Его еще мучала мысль об Анатолии, но он не спрашивал. И о звонке Вере, - но время было уже не для звонка на работу... Молодец он, что дал ей ключ, но ведь она такая! - Не войдет без
него... Хорошо бы вошла. Он открывает дверь, а там - Вера, любимая Вера!
Но Риточка безапелляционно заявила: сначала мы трахнемся, а потом беги, куда хочешь, - к тестю, теще, хоть к е.... матери!
И стала быстро раздеваться. Митя почувствовал себя полным идиотом, когда она, бросив на тахту простыню, разлеглась голая,
совершенно бесстыдно.
Она и впрямь пополнела и это ей шло, и фигурка у нее была не из плохих, - все это Митя отметил, но! Трахаться? Он же любит Веру?!
И он одетый сидел и тупо смотрел на Риточку, а та уже в томлении извивалась как кошка, которой немедленно нужен кот.
Митя цинично и спокойно подумал, что проще трахнуть ее и освободиться, чем начинать разговоры-переговоры, которые закончатся истерикой.
Он вздохнул и стал раздеваться. По мере того, как он снимал части одежды, он ощутил сначала некоторое, потом более сильное... а когда остался безо всего, - возбуждение, - чисто от женского молодого тела, к которому уже хотелось прикоснуться.
Митя свершил действие вполне хорошо, не наспех, - Риточка с ее страстями раскачала его, - и они кончили в полной гармонии.
И тут он испугался: что за дурак! Неужели нельзя было предохраниться! Забыл! Трахальщик чертов! А если она родит еще?
Риточка будто прочла его мысли, усмехнулась, щелкнула его смешливо по чувствительному месту и сказала: не бойся, я вставила пружинку. Думаешь мне охота рожать безотцовщину?
И все-таки! - Зарыдала.
Ему пришлось утешать ее. Но чем он мог утешить? Надеждами? Не мог и не хотел.
Оставалось единственное средство, которое он и применил снова. Риточка кажется немного
успокоилась, хотя сказала, - останься. Все равно уже двенадцатый... Чего-нибудь наврешь, в вытрезвиловке побывал, или еще что... Он, может быть, уже бы и остался... Но мысль о Вере, которая одиноко бродит в чужой квартире, травила как ядом.
- Нет, Ритуля, мне нужно идти. В другой раз - останусь, даю слово.
Он оделся, а Рита так и осталась лежать - голая, расслабленная, не утерявшая желания. Он на нее старался не смотреть. Уже собрался уходить, чмокнув ее куда-то в нежное местечко, и вдруг вспомнил, что не отдал деньги. Вытащил из кармана и положил пачечку ей на грудь.
- Платишь? - Лениво поинтересовалась она, посмотрела на деньги: хорошо, хоть дорого ценишь.
Он не принял этой полушутки: я принес для вас, для Анны, сразу забыл отдать. Ты скажи маме, не утаивай... Пусть она знает, что девочку я не брошу.
Такси как назло не было и он метался по незнакомым улицам, костеря себя последними словами: поганый блядун! Увидел бабу и про все забыл! Мог бы уйти раньше и не трахаться! Пусть бы Ритка орала и визжала, - во всяком случае, - неповадно было б в следующий раз... Следующего раза не должно быть, подумал он резко и тут же понял, что врет даже себе: он еще и еще будет приезжать к ним из-за этой девочки, так разительно похожей на него, и пытаться сделать из нее нормального доброго ребенка, как Митенька...
Ведь Нэля - не сахар, он - тоже, а Митенька растет просто святым. Анечка пока дичок, волчонок. А откуда ей взять доброту и все остальное подобное? От тещи пьянчужки?.. А уж орут они друг на друга с Риткой только так! - дом трясется и, гляди, развалится! Ритка - бешеная.
Сейчас он не испытывал к ней ничего, кроме злости - все-таки купила его на слабину... Ну, почему он - такой? откуда это?..
Такси нашлось и он, плюхнувшись рядом с шофером, сказал: только побыстрому, начальник!
У своего дома он внимательно осмотрел окна - они были темны, ни проблеска света... Значит, Веры нет. Она уехала домой и ему предстоит еще одно объяснение. Но завтра. А сегодня он ни о чем думать не будет, бухнется в постель и спать.
Открыв дверь ключом, он зажег в холле свет. В квартире стояла тишина, но он так, - в один процент! - позвал: Вера!
Через секунду на кухне зажегся свет и она ответила: да.
Он кинулся на кухню, понимая, что хотел именно этого! Хотел, чтобы она была здесь! Что его мысли насчет "выспаться" - были лишь ширмой, которой он прикрывал желание увидеть ее здесь и, - главное! - рассказать ей все. Всю правду. Кроме, конечно, траханья с Риточкой.
Она сама догадается и он надеялся - простит.
- Вера, Вера... - шептал он, стоя перед ней на коленях, зарывшись в душистые складки юбки.
Вера съездила домой, сварила набыструю брату суп-кондей, как они называли густую похлебку с мясом и овощами, и поменяла одежку.
Пусть Митечка немножко поволнуется. Оказалось, волноваться было некому. Она несколько раз звонила из дома, - никто не брал трубку. Тогда она решила ехать: он же знает, что она придет!
Подходя к митиному дому, вдруг засомневалась, - не зря ли она так легкомысленно отправилась сюда? Мало ли что может вывернуть Митя? Она его уже знала чуть-чуть. Пометавшись по улице, решилась: если его не будет до двенадцати, она уедет, оставив ему какую-нибудь записку, какую, - она еще не придумала, как раз собиралась писать, и уезжать.
И тут - Митя.
С каким-то виноватым опрокинутым лицом, любовью к ней, - она это видела - и желанием исповеди, она это тоже чувствовала. Но ей вовсе не хотелось никаких исповедей!
Митя все лежал у нее в коленях и уже ничего не говорил, горячие капли слез прожигали ей колени сквозь тонюсенькую индийскую юбку...
... Что он натворил? Господи! Только бы он остался на ее вершине...
Она пошевелилась и Митя встал к колен. Лицо его было опухшим, глаза мокры. Он молча вышел.
Вера из дома привезла в банке своего супа, оладий, которые напекла, и теперь стала хлопотать, стараясь занять себя готовкой, чтобы не думать и не размышлять.
Он пришел в кухню умытый, причесанный ( Митя принял душ - с отвращением не глядя на свое подлое тело), в бархатном темноси
нем халате, так шедшем ему. В этом халате глаза у него почему-то
становились лилово - синего цвета...
Вера обернулась к нему: голодный? Я ездила домой сварила суп и нажарила оладий...
- Будешь? - Спросила она ласково и весело.
... Ничего она у него выспрашивать не будет! Пусть выспрашивают
жены - это их прерогатива, обязанность, а она - всего-то недавняя любовница, какое право она имеет что-то вызнавать, а там и - устраивать скандал? Он должен знать, что этого она никогда делать не будет. Она знает свое место, он, кстати, сегодня ясно определил ей это место. И она не собирается по этому поводу истерить. Истерить она может сама с собой, у себя дома.
Митя странно смотрел на нее, как она пробует суп, берет сковороду... И на душе у него становилось все гаже и гаже.
Эта женщина... нет, эта девушка, которую он сделал женщиной, и не подозревает до какой низости опустился ее любимый человек!.. Если ей скажут, - она не поверит. А если скажет он? Поверит. И тогда конец всему, конец его спасению, ибо в ней он вдруг увидел свое спасение! От чего? Он точно не сформулировал бы ответ. Наверное от безлюбия, разъедающего сердце.
- Нет, - сказал он, - спасибо, дорогая, я не хочу есть.
Он и вправду не хотел,- так наперся пирогами, холодцами, салатами у Риточки...
- А кофе? - Спросила она.
- Я бы чего-нибудь покрепче, - ответил он, зная что вместе со спиртным войдет и некая легкость и уйдет страх. Наступят минуты спиртной отваги и такого же мужества, но зато станет легко.
Нет. - Вдруг как-то раздраженно ответила она, - мне хочется, чтобы сегодня мы были трезвыми...
Он удивился: а разве мы с тобой пьем?.. Мы, что, напиваемся?
- Нет, - качнула она головой, - но всегда присутствует некая чужеродная эйфория, которую можно принять за любовь или хотя бы за ее половину... А мне этого не хочется. Давай посмотрим друг на друга наконец, ничем не замутненными глазами, идет?
Она смотрела ему прямо в глаза и он дрогнул, отвел взгляд и сказал: хорошо, давай кофе... Хотя я не понимаю... - но продолжать не стал.
Вера похолодела.
... Что-то с ним произошло, но что? Познакомился с какой-то девкой?.. Нет, все-таки нет!.. Позвонил с переговорника домой?.. Но днем он один и может говорить с кем хочет... Кто-нибудь из старых друзей?..
Ей вдруг вспомнилась забытая давно Леля, Елена Николаевна... Как она страдала тогда, бедняжка, когда она, Вера, в ярости сво
ей молодости и красоты просто оттянула Митю на себя... Теперь
отливаются мышкины слезки. А где она, Леля? Сначала они перезванивались, когда Вера перешла на Радио, потом все реже и реже, и вот совсем перестали, с год, наверное. Кстати, Леля никогда не поминала тот злополучный вечер, давший толчок сегодняшним отношениям с Митей... Леля вела себя так, будто не было никакого Мити. Никогда.
... Если это она? Если Митя был с Лелькой? Первая любовь не забывается... Да что гадать! По его виду можно догадаться, что ей сегодня придется выслушать немало и надо собраться. Жаль, - не взяла с собой элениума...
Они выпили кофе и Митя сказал: давай перейдем в спальню или гостиную... Что мы сидим здесь как нанятые?
Она засмеялась и первой прошла в гостиную, захватив с собой кофейник,
Она понимала, что удивляет его тем, что не идет в спальню, - но ей не хотелось подчинять сегодня себя ему, а в спальне так и было бы.
Они сели на диван и Вера побоялась, что он включит музыку, - ей не хотелось посторонних звуков, даже прекрасных.
Но он ничего не включал, а только снял верхний свет.
Митя маялся, маялся и наконец сказал жалобно: Вера ( он почему-то не называл ее Верочкой...), пойдем в постель?.. я устал зверски...
Он понял, что вот так, чуть ли не в храмовой тишине, он вообще ничего не скажет, а - должен, для их дальнейших отношений.
Расставаться он с ней не собирался.
И она неожиданно согласилась: пойдем...
Она вдруг прониклась его состоянием и подумала, что она создала атмосферу такой холодности и официоза, что вспоминается зал суда...
Они легли в постель и Митя потянулся к ней, как-то неуверенно и робко, а она, уже соскучившись по нему и став женщиной по-настоящему, взяла инициативу в свои руки в прямом смысле, и им было хорошо.
А потом Митя запросил бокальчик джина...
Она засмеялась и сказала: ну, Митя, ты можешь делать, что хочешь в своем доме! Как я могу что-то запрещать? Я просто высказала свое пожелание и все. Не обращай на меня внимания, у меня бывают разные заскоки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74