- Митенька, - сказала она тихо,- как я рада видеть вас... - и подошла к нему. На него пахнуло ее духами - ТЕМИ! - и близко, совсем близко были ее блестящие огромные голубые глаза и белая нежная шея в белом стоячем воротничке.
Митя задохнулся и прочь отлетели все благие намерения, которыми - как известно - вымощена дорога в ад. Он взял ее за теплую мягкую руку и сжал ее, а Елена Николаевна опустила голову ему на плечо и тут уж отлетело все, что хоть чуть-чуть сдерживало их.
Он поцеловал ее и она почувствовала, как сердце, дав сбой, покатилось куда-то и неимоверное чувство счастья вихрем пронеслось в ней.
Она оторвалась от Мити и прошептала: кто-нибудь войдет...
Он едва успел отклониться от нее, как в комнату вошла Вера и незамедлительно поняла ситуацию. Она даже сказала: извините, - и хотела уйти, но Елена Николаевна, вдруг став мгновенно светской дамой, произнесла мило: что ты, Вера, Митя помог мне с моей серьгой, - ничего больше она придумать враз не смогла.
Вера сделала такой же светский вид и сказала: а я приглашаю вас в кафе - гулять! Сегодня - премия, всем.
Леля тут же прокрутила этот вариант в голове и ей почему-то не захотелось идти в кафе втроем. Она состроила сожалеющую гримасу и сказала, что сегодня никак не может, хотя это необыкновенно заманчивое предложение.
Митя наоборот, хотел было сразу же согласиться, потому что после того, что произошло, он не мыслил себе возвращения с работы сразу домой. Твердый отказ Лели удивил его и он молча как бы поддержал его, а Вера почему-то разозлилась. И на него, и на эту толстую Лельку.
Вера не пошла в кафе - ее звали и из других компаний, а отправилась домой в отвратительном настроении. Она призналась себе, что этот мальчишка (он был моложе ее года на два) как-то болезненно интересует ее и иногда вызывает бешеную злость, - своей ускользающей улыбкой и какой-то непроницаемостью. Сопляк, зло подумала она и переключилась в мыслях на Лельку. Старая толстая дура! Что он в ней нашел? А она? Неужели она себя не видит? Особенно рядом с ним, - невысоким, изящным, юным. Впрочем, какое ей до них дело? Пусть перетрахаются вконец, она больше на них и не плюнет.
Митя, когда Вера вышла, сказал с подкупающей улыбкой: а может быть, мы вдвоем выпьем за премию?
Леля кивнула, соглашаясь.
Это был совершенно безумный вечер, в котором все было нереально: и затемненный зал ресторана Дома журналистов, и рядом Митя, с которым они говорят обо всем... О чем можно и нельзя.
Митя рассказал о своей семейной жизни и получилось, что произошло это все из-за ТОГО вечера, когда тетка выкинула его из дома (а вдруг, это и была вся полная правда?.. Кто знает...), сказал, что мечтал о Леле все эти годы и что готов...
Леля прикрыла ему ладонью рот и он не договорил, что хотел, а она, слава Богу, не услышала. А он хотел сказать полную дурь: "он готов разойтись с Нэлей и уехать с Еленой Николаевной куда угодно, хоть в Магадан..." Елена примерно так и поняла и слышать об этом не хотела.
Они просидели долго и выпили немало. Надо было уходить. Митя зачем-то взял еще бутылку коньяка и они удалились.
Такси нашлось быстро.
Как только они уселись на заднее сиденье, митино желание, которое он сдерживал в ДЖ, прорвалось, как кипяток из лопнувшей трубы. Он схватил Лелю в объятия так, что она не могла дохнуть, и впился ртом в ее губы.
Она чувствовала, что силы вовсе покинули ее и что бы ни захотел Митя, то она и сделает. Он хотел всего. Как будто специально она надела сегодня платье, застегивающееся до низу на пуговицы, и Митя тут же, холодными как лед руками расстегнул его, распахнув ее плащ, и содрал лифчик, обнажив ее полные белые груди, в которые он погрузился всем лицом, а руками стаскивал трусики. Она хотела крикнуть: не надо! Шофер же! Нельзя!
Но лишь прошептала: Ми-итя-я...
От этого шепота он совершенно потерял голову и проделывал совсем непозволительное, от чего она почти теряла сознание, и уже не думала, что шофер смотрит с интересом в свое зеркальце на то, что вытворяют эти двое. У Мити мелькнуло в голове удивленно: какие же разные бывают женщины!
После крепенькой и быстрой Нэли, нежная мягкая Леля, как бы расплывающаяся под его руками, вызывала острое, почти злобное желание щипать ее, кусать, раздирать на куски, и он, ни о чем более не думая, стал готовиться к главному, - о чем он мечтал: взять ее, тут же, в такси, как тогда он взял ее руку...
Он уже расстегнул зиппер на брюках и Леля лишь тихо стонала, как шофер разом остановил машину и повернулся к ним. Он увидел голимую белую как сметана бабу и этого мальца наизготовке.
Митя немного пришел в себя и набросил полу плаща на оголенную до низу Лелю.
А шофер, ухмыляясь довольно гадко, сказал: вы чего у меня тут ... устроили? В милицию охота? Это я мигом. А ну, брысь отсюдова, пока я не злой, а ты, - обратился он к Мите, - заплотишь втрое за безобразие.
Митя стал рыться в карманах, деньги у него оставались, но сколько?..
А шофер вдруг мирно спросил ( Леля закрыла глаза и старалась не слышать ничего: она тоже пришла несколько в себя и стонала в душе от ужаса и непоправимости): че, трахнуться негде? Могу устроить, конечно, за бабки. Хотите?
Конечно, Митя хотел! И еще как! Он чувствовал, что у него все болит от неудовлетворенности и потому, не обращая внимания на Лелю, сказал: хотим, а сколько? Шофер назвал сумму, которая еще ыла у Мити, и они поехали.
Шофер стал разговорчивым и вспоминал разные случаи из жизни, когда людям негде трахнуться и он завсегда помогал, если мог.
На Лелю ни он, ни Митя не смотрели, а она лишь один раз двинулась: подобрала с грязного пола свои кружевные беленькие трусики.
Они подъехали к мрачной кирпичной пятиэтажке и взобрались на пятый этаж (до этого Леля шепнула Мите, чтобы он шел, а она приведет себя в порядок. Она натянула лифчик, надела трусы, застегнула платье, на котором не так много осталось пуговиц и вдруг заплакала, зарыдала и захотела тут же уехать домой, к себе, лечь в ванну, отмыться от грязи, в которой извалялась, - но душу не отмоешь, подумала она и вылезла из такси. Сил у нее не было ни на что).
В однокомнатной квартире на кухне сидела компания мужиков за бутылкой, видимо, не первой, потому что мужики гомонили сильно и рожи у них были красные и отпетые.
Комната, куда таксист привел нашу парочку, была грязной до изумления. Обои ободранные и заляпанные сальными пятнами, на столе валялся кусок колбасы и хлеб. Постель - довольно широкая тахта - была не застелена и серые простыни сбиты в комок.
В комнате стоял спертый проспиртованный дух. Леле чуть не стало плохо ото всего, но она тут же подумала: так тебе, проститутка, и надо. Давай, люби своего Митеньку в этой вонючей грязи! Вон как он трясется - хочет - и ему наплевать, кто на этой постели трахался.
Шофер, ухмыльнувшись, сказал, - желаю весело провести время, - и ушел.
Митя, казалось, не видел окружающей обстановки, он повернулся к Леле и ненасытно стал целовать ее лицо, шею, руки, а сам постепенно опять раздевал ее. Но тут она была на страже. Она оторвала - с трудом - его руки и сказала: Митя, я еду домой. Я здесь не происяду даже. Неужели ты не видишь, что это?
Митя, как всякий мужчина, и притом сексуальный более чем, ничего не хотел знать и видеть. Он хотел одного и готов был до
биться этого любым способом.
Он стал ласково и нежно говорить: но мы же хотим быть вместе? Леля? Я люблю тебя безумно, уже годы... Что делать, если нам больше негде быть... Не смотри ни на что, я постелю свой плащ, смотри мне в глаза, Леля, Леля, я так хочу тебя, я так люблю!
Леля оттолкнула его и выбежала из комнаты.
Мужики замолчали и смотрели на нее, пока она возилась с дверью. Митя выскочил за ней. Он схватил ее за руку и прошептал: ну хотя бы глоток напоследок со мной, одну сигарету вдвоем, умоляю, я умру, если ты сейчас уйдешь!..
И она, как всякая влюбленная женщина, поддалась на эти жалобные безумные уговоры и он потащил ее куда-то наверх, на чердак, который оказался открытым. Там они сели на какие-то доски. Митя отпил из бутылки коньяка и она отпила, чуть не задохнувшись, - первый раз из горла...
Они молча закурили.
Митя думал только о том, как бы суметь ее склонить, ибо он не представлял себе, что уйдет отсюда, не познав Лелю.
Он видел, что она успокоилась, на чердаке было тепло и тихо, и доски, на которых они сидели, были свежие и чистые...
Митя предложил еще выпить, сказав, что он винит себя за то, что слишком зашелся, что, конечно, в той комнате невозможно было оставаться и она права...
Тут он легонько коснулся губами ее щеки, она вздрогнула и он проникновенно сказал: Боже, Леля, как я люблю тебя!..
Она ничего не могла с собой сделать - эти слова разлились в ней истомой и любовью к нему, - такой, что она даже испугалась.
А он, почуяв, как зверь, что противник теряет силы, кинулся ей в колени, целуя ноги и сдвигая платье все выше и выше, и вот он уже целует ей живот и она, не зная сама, как это получилось, опрокидывается на спину, чувствуя, как он раздвигает ей ноги, что нет на ней трусиков и как что-то жаркое и огромное как стрела входит в нее.
Она потеряла на мгновение сознание, а Митя уже владел ею и был в безумии от необыкновенности наслаждения.
С Нэлей все было не так. Эта женщина отдавалась ему самозабвеннее, не имея ни воли, ни силы, отдав ему все. И он, ощущая это, взлетал на небеса, унося ее с собою.
Когда все кончилось, Леля была в полусознании, а он благодарно целовал ее и шептал: ты - необыкновенная, таких больше нет, я обожаю тебя...
Потом она ощутила, как болит спина от досок, ноги - от неудобного положения, кожа от его жестких, даже жестоких рук...
Но какое счастье - Митенька! Она и не знала, что можно испытывать такое счастье от мужчины.
Все снова повторилось и снова он шептал ей слова благодарности, но тут она попыталась взять себя в руки, и с трудом, превозмогая все боли, села на досках. Он смотрел на нее горящими глазами, а она вдруг смутилась и ей стало нехорошо от того, что он видит ее большие расплывшиеся груди, пухлый живот, полные ляжки, некрасиво сейчас раздвинутые (ничего он не видел! Не тот был момент, чтобы видеть) и стала одеваться. Он попросил ее: подожди, я хочу тебя...
Но она уже суховато - как могла! - сказала: нет, Митечка, надо идти. Сколько времени?
Времени оказалось три ночи. Тут и он как-то взволновался. Они оделись. Плащ у него был выпачкан в чем-то черном, хотя доски казались чистыми, у нее на платье держалось лишь две пуговицы и трусики были изорваны...
Потрепанные, с белыми лицами, вышли они где-то в Текстилях и Леля попросила Митю не провожать ее. Поцеловав его на прощанье, уехала на такси.
Домой она вошла незаметно: у нее был ключ, муж и сын крепко спали.
Она прошла в ванную, сняла с себя все, трусики запихнула за ванну, чтобы завтра выбросить, платье затолкала на дно бака для елья. Набрала в ванну воды и, хотя была совершенно обессиленной, се же забралась в ванну и пролежала около часа. Вышла нисколько не посвежевшей, - саднила душа, тело казалось грязным и вонючим, а любовь к Мите - погубленной.
Даже сексуальные воспоминания, волновавшие ее и сейчас, не могли залатать огромную рваную дыру в ее мечтательной романтической любви к Мите.
Она легла в постель, но заснуть не могла, дрожь начала сотрясать ее измученное тело, и ей пришлось выпить три таблетки родедорма.
Столько снотворного она еще не принимала, но вдруг подумала, ну и что, ну и пусть, наверное, это лучший выход...
Утром она проснулась больной, разбитой и угнетенной до полного мрака.
Мужа уже не было, на работу она опоздала и идти не хотела, врача вызвать не могла, так как утром увидела многочисленные синяки на теле, руках, ногах, шее...
Она снова заплакала, испытывая к себе отвращение.
К Мите - нет. Она его любила и оправдывала - он мальчик, он сексуален, она сама его заводила. Она - зрелая женщина и обязана быть разумной, а вела себя как последняя девка. Она никуда не пойдет, а будет лежать. Пусть если хотят, выгоняют ее с работы, но она больше туда не пойдет. Она не должна видеть Митю. Все кончено. Она все испортила своей бесхребетностью и кисляйством.
Хуже, чем сегодняшним утром, ей не было в жизни никогда. А ведь она стала любовницей Мити! Она стала тем, чем хотела! И вспомнила, что говорила ей Кира в их последнем свидании. Нет, вспоминать это просто невозможно! И снова приняв снотворное, она заснула тяжелым сном.
Вера с нетерпением ждала Лелю, понимая, что они куда-то с Митей вдвоем отправились. Не дождалась, и позвонила к ней домой. Там никто не ответил. Тогда Вера решила разыскать Митю и разузнать у него хоть что-то. Мити на работе тоже не оказалось, и Вера, уже беспокоясь, решила поехать к Леле после работы домой.
У Мити в доме было так.
Он тихонько открыл дверь ключом, надеясь (почему?), что все спят сладкими снами и никто ничего не узнает. Не тут-то было!
Перед ним стояла Нэля, сжавшая ротик до состояния точки, а из кабинета вышел тяжелой походкой тесть.
Нэля хотела было что-то сказать, но папа остановил ее: я разберусь сам, дочка, иди к себе. Мите кивнул, - идем, - и приоткрыл дверь кабинета.
Митя только успел кинуть на вешалку плащ, заметив краем глаза, что чернота на плаще скрылась.
Он вошел в кабинет, еще в возбужденном состоянии и нимало не пугаясь, - решив, что скажет: я не нуждаюсь в ваших подачках и... А там видно будет.
Поэтому, когда Трофим пригласил его сесть, он сел с видом, скажем, оскорбленной невинности, даже закурил, и приготовился выслушивать нотации.
Трофим тяжело глянул на все это выпендривание, ничего по этому поводу не сказал, а спросил: где был, зятек?
Митя несколько заметался. Он думал, что сразу же начнется разборка, в которой,- под крик,- легко скажется его решение и его возмущение отношением... Прямой, простой, и заданный вовсе не хамски вопрос заставил его заметаться. И он соврал: отмечали премию в Домжуре...
- Хорошо, - как бы согласился с ним Трофим, - ну, а позвонить домой, предупредить? Нельзя было?
- Так получилось... Неожиданно собрались и ненадолго... А потом неоткуда было, там телефона сейчас нет в зале... - уже оправдывался Митя, понимая, что теряет лицо, забираясь в дебри вранья,
откуда не выпутается без потерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74