И в центр каждого было воткнуто по вишенке. Его кофейная глазировка к тому же напоминала цвет кожи Тины. Тогда я пользовалась им в последний раз. Порывшись в коробках, я выуживаю фотоаппарат. Батарейки еще не сели.
– Это ничего не докажет, – пишет он о фотографиях.
Я делаю пару снимков.
– Вы могли установить его сами.
– А может, вы поддержите меня? – пишу я. Он пожимает плечами и пишет:
– У меня дети. – Его дочь получила льготную стипендию, выделяемую для детей постоянных сотрудников. Джимми нужна работа, и особенно эта работа.
Я пишу:
– Можно я возьму это для моего адвоката, или это собственность колледжа?
Он закрывает глаза, а я засовываю микрофончик в одну из коробок.
Пока он завинчивает телефон, приходит вахтер с дополнительными коробками.
– Мне очень жаль, что вы уходите, я только не понимаю почему, – говорит вахтер.
– Так бывает, – говорю я ему. Незадолго до ланча мы втроем заканчиваем сборы. Вахтер грузит служебный микроавтобус, опустив задние сиденья. Машина под завязку загружена моими коробками. Он ставит одну коробку мне на колени, а вторую в ноги. И все равно придется сделать вторую ездку.
Джимми отвез меня домой, помог разгрузиться и вызвался сам привезти оставшиеся коробки, чтобы мне не пришлось еще раз возвращаться в колледж.
Когда он возвращается со второй партией, я предлагаю ему горячий шоколад или кофе и бутерброды с тунцом. Он соглашается на кофе с бутербродами.
Пока кофе заваривается, он сидит за столом.
– Лиз, в Фенвее сейчас творится много несправедливого. Знаете, я ведь отказался, когда директор попросил меня оборудовать кабинеты потайными микрофонами. Должно быть, он нанял для этого какую-то частную фирму. – Он так долго помешивает ложкой кофе, что, кажется, скоро протрет дырку на дне чашки. – Я не слишком-то горжусь собой сейчас, – добавляет он.
Мне хочется как-то успокоить его, но я также понимаю, что без его помощи мы не сможем доказать этого незаконного прослушивания. Даже и с его помощью наши свидетельства могут быть поставлены под сомнение. Бейкер может заявить, что это была шутка или что он вообще не понимает, о чем идет речь.
– Дело в том, Лиз, что я знаю, какой вы отличный педагог. Эллен нравились ваши занятия. – Эллен его старшая дочь. – Я не понимаю, как вам могли дать плохие отзывы.
– Спасибо и на том. – На моем горячем шоколаде образовалась пенка, я сняла ее и скинула на блюдечко. – Вы же слышали то, что касалось беременности.
– Угу. Слышал. В колледже ходили слухи о вашей внезапной любви к восточной кухне, но это ваше личное дело. – Он взглянул на меня. – Чем старше я становлюсь, тем меньше у меня возникает желания судить людей. А как к этому относятся ирландские католики?
– Нормально.
Мы достаточно долго обсуждали все религиозные доводы «за» и «против», как правило выдвигаемые напористыми студентами, которые выступали за законное разрешение абортов и права гомосексуалистов.
Джимми вскоре уходит, а я остаюсь сидеть за столом, не представляя, что дальше делать. Из-за этих «жучков» я не могу позвонить никому из коллег, боясь подвергнуть их опасности. И Питеру мне также пока не хочется ничего говорить.
Звонит телефон. Я начинаю тихо ненавидеть телефоны. Они продолжают приносить несчастье. Это звонит медсестра Бронк.
– Ваша медицинская страховка аннулирована.
Я понимаю, что Дэвид, видимо, вычеркнул мое имя из страхового полиса.
Какой поганый день. Я звоню моему адвокату.
Кэрол, как обычно, сразу подходит к телефону и, выслушав меня, спрашивает:
– Ты подписывала какие-нибудь документы?
– В колледже или с Дэвидом?
– И там и там. В обоих случаях.
– Нет.
– Хорошо. По условиям страхового полиса Дэвид не имеет права лишить тебя страховки.
Дай мне номер вашего полиса, и я позвоню его адвокату и потребую разделения полисов. Мы обсуждаем мое незаконное увольнение.
– Знаешь, я отношусь к разряду бунтарских адвокатов. Есть множество глупых решений, которые так и не доходят до суда. Это одно из них, – говорит она. – Не беспокойся, – добавляет она напоследок и отключается.
«Не беспокойся» – это одна из тех фраз, после которой в тебя обязательно вселяется беспокойство, даже если до этого ты и не думала беспокоиться. Как будто у меня нет множества других поводов для беспокойства. Я жду ребенка от горошка, который не является моим мужем, с работы меня выгоняют, якобы за некомпетентность, мне отказывают в медицинской страховке, и у меня не никакой надежды на развод.
Босси, которая следила за мной с тех пор, как я появилась в доме, подходит и кладет морду мне на колени. Я поглаживаю ее в ожидании… хотя понятия не имею, чего именно я жду.
Джуди тормозит около моей входной двери. Уже заметно потемнело и похолодало. Лужи на тротуаре подернулись ледяной коркой. Босси выскальзывает из дома, порываясь посмотреть, нет ли еще кого-нибудь в «жуке» Джуди.
– Заходи, – говорю я.
– Я звонила тебе на работу целый день. Ты что, забыла о том, что мы договорились встретиться за ланчем?
– Абсолютно. Извини.
– Что случилось? Такая забывчивость на тебя не похожа. Я уже забеспокоилась.
Я сообщаю ей новости. Потом показываю подслушивающее устройство.
– Чертово дерьмо!
Подойдя к дивану, она достает из портфеля Фенвейский телефонный справочник. В нем есть номера домашних телефонов сотрудников. Она начинает звонить.
Через два часа в моей гостиной оказываются все, кто был на нашем последнем собрании, за исключением заведующей Уиттиер и Тины. На их автоответчиках Джуди оставляет сообщения.
В разгар нашего совещания приходит Питер. Он выглядит усталым. Ему пришлось уволить Андреа, и теперь он работает по четырнадцать часов в день.
– Лиз, может, хочешь поговорить с Питером наедине? – спрашивает Джуди.
Мы поднимаемся на наш балкон. Я рассказываю ему.
– Бедняжка, – говорит он.
– У нас могут появиться проблемы с деньгами, – говорю я.
– Я смогу обеспечить нашу жизнь.
– А вдруг не удастся восстановить страховку?
Жизнь без медицинской страховки всегда ужасно пугала моих родственников: «Даже и не думай об этой работе. Ведь там не обеспечивают медицинскую страховку». Бен фактически начал свое дело только после того, как нашел торговую ассоциацию, где можно купить страховку. Питер же в данной ситуации полагался на удачу.
– Тогда у нас накопятся долги к рождению малышки. Но меня больше волнуют твои чувства. – Он убрал прядь моих волос со щеки. – Ты ведь любишь эту работу и своих студенток. Тебе будет не хватать их больше, чем нам денег.
– Ты так быстро превращаешься в лучшего друга, которого у меня никогда не было, – говорю я.
– Ты можешь быть уверена в твоем славном упрямце. Ступай-ка вниз, – предлагает он. – Надо выяснить, что можно совершить ради достижения истины, правосудия и поддержания американского образа жизни.
Когда я поворачиваюсь к лестнице, он шлепает меня по попке. Я удивленно оборачиваюсь, и он посылает мне воздушный поцелуй.
Все собравшиеся по пути ко мне зашли в свои кабинеты. Успев еще раз съездить в колледж и вернуться ко мне к началу собрания, Джуди заодно переговорила там с Джимми. Она попросила его помочь найти подслушивающую аппаратуру. Он сказал, что не может помочь всем лично, но рассказал, как это делается. Дождавшись на парковке всех наших единомышленников, она повторила каждому его инструкции.
– Это невозможно проконтролировать… – говорит Джуди, когда раздается звонок в дверь.
Входит Тина в скособочившейся куртке, у нее покрасневшие глаза.
– Я вроде как поняла по машинам, что все вы здесь. Мне очень жаль, Лиз. Вы уже слышали о заведующей Уиттиер?
– А что с ней? – спрашивает Боб.
– Около шести вечера она вернулась с собрания заведующих колледжами нашего района. Оно проводилось в Копли-плейс. Директор вызвал ее к себе и сообщил о твоем увольнении, Лиз. – Стащив куртку, Тина бросает ее на перила лестницы. – В общем, заведующая Уиттиер выпустила пары. Она вроде как начала там орать на него и…
– Не представляю ее орущей, – говорит Боб. – Хотя догадываюсь, как она разъярилась.
– Она упала в обморок. И ее срочно увезли в Бригамскую женскую больницу, но я не знаю, чем все закончилось. – Тина выдает всю эту информацию на одном дыхании. Вздыхает и садится.
– Выезжая со стоянки, я видела, как от административного корпуса отъехала «скорая помощь», – говорит Марси. – Но она не включила сирену, и я решила, что, наверное, дело не слишком серьезное.
Все хором обсуждают случившееся, потом Тина просит телефон. Справочная Бригамской больницы отказывается дать сведения о состоянии больной, тогда Тина дозванивается до кабинета неотложной помощи. Откуда у этой девицы такая осведомленность?
– Могу я поговорить с Фарой, пожалуйста… Привет, это я, извини, что достаю тебя на работе.
Недавно к вам привезли одну пожилую даму. Между шестью и семью часами… Уиттиер… Я бы хотела узнать, как она… – Длинная пауза. – О нет! – Она падает на колени, не выпуская Гарфилда из рук.
– Ну что там? – спрашиваем мы.
– У нее был инсульт, кровоизлияние в мозг. Она умерла по прибытии.
В потрясенном молчании все медленно разбирают свои куртки и расходятся. Джуди остается.
– Просто не верится, что ее больше нет. Она была такой классной теткой, – говорит Джуди.
Питер спускается с балкона и садится между нами. Мы делимся историями о заведующей Уиттиер. Он рассказывает нам, как на прошлой неделе у его киоска выстроилась большая очередь.
– Она зашла ко мне, сама организовала себе завтрак, завернула его и положила в кассу точную сумму. Потом подмигнула мне и сказала: «Вы не возражаете, если я оставлю себе чаевые?» Потом улыбнулась мне и ушла.
Мы втроем сидим на диване. Питер обнимает нас за плечи, и обе мы притулились к его плечам.
Вдвоем с Питером мы идем в церковь на Арлингтон-стрит на поминальную службу по заведующей Уиттиер. Это старая церковь с ложами и семейными скамьями. Мы открыли белую крашеную дверь и устроились на красных сиденьях.
До начала службы еще довольно много времени, но почти все места уже заняты. Здесь не только наши преподаватели и студенты, но и бывшие профессора и множество выпускников разных лет, от вчерашних студентов до тех, кому уже под пятьдесят. Гуськом входят члены правления и директор Бейкер с женой, они делают вид, что они никого не знают.
Встает симпатичная блондинка с собранными в пучок волосами. На ней узкая синяя юбка до колен с разрезами. Ее черный пиджак и шарф, простреленный золотыми стрелками, связывает вместе синее и черное. Она классно смотрится.
– Спасибо, что пришли. Я Диана Чамберс, старшая дочь Алисии Уиттиер. Моей сестре Рите и брату Гаррисону хотелось бы, чтобы все вы воспринимали этот день не как траурный, а как некое торжество по случаю любимых и важных для нее вещей. Нам хотелось бы, чтобы вы поделились с нами вашими воспоминаниями о ней.
Внучка заведующей Уиттиер начинает играть на флейте попурри из битловских песен. Она тоже блондинка, лет шестнадцати от силы. Закончив, она говорит:
– Никто не знал, что бабушка любила «Биттлз». Когда она в детстве сидела со мной, то мы подражали им, исполняя их песни. Она изображала Ринго и потрясно барабанила по воображаемому барабану.
Одна из бывших студенток рассказала, как заведующая Уиттиер не позволила ей бросить учебу из-за отсутствия денег.
– Она выискала для меня специальную программу, обеспечивающую стипендиями детей чешского происхождения, – говорит она. Ее голос срывается, и она садится на место.
На подиум поднимается подруга и соседка заведующей Уиттиер.
– Когда наши дети были маленькими, мы с Алисией заключили соглашение: если у кого-то из нас вдруг возникнет желание убить кого-то из наших детей, то мы должны немедленно созвониться и встретиться. Алисия часто говорила, что у каждого родителя есть потенциальная возможность для жестокости. Разница в том, что некоторые знают, как облегчить душу и успокоиться. Она была права. Мне будет не хватать ее, хотя за три десятка лет никто из нас не воспользовался этим соглашением.
Потом родственники читают отрывки из любимых сочинений заведующей Уиттиер. Рита декламирует «Узоры» Эми Лоуэлл, а Гаррисон выбирает отрывок, где Колетта пишет, что ее мать не приходит в гости, потому что ждет, когда распустится редкий цветок.
Прочтя «Былые дни» Алисы Уолкер, Диана говорит:
– Мама верила, что этот мир можно сделать лучше. Она понимала, что не может спасти всех и вся, но старалась по возможности помогать людям. Стихи, которые я только что прочла, лежали открытыми на ее ночном столике, когда я вошла в ее комнату после того, как нам сообщили эту печальную весть. Люди, упомянутые Алисой Уолкер, напоминают мне вас, собравшихся здесь сегодня. Моя мать не умерла, потому что она живет в наших воспоминаниях. Спасибо вам всем за то, что пришли вспомнить женщину, которую мы горячо любили.
Орган играет «Удивительную Благодать». В молчании все медленно покидают церковь. Идя по Коммонвелт-авеню, мы с Питером тоже храним объединяющее нас молчание.
Глава 13
Из ванной доносится звук спускаемой воды. Это спускает воду телеведущая Джейн Паули. Мне никогда даже в голову не приходило, что она пользуется туалетом. Некоторые женщины выглядят совершенно неземными созданиями. В детстве я видела фотографию Триши Никсон в розовом платьице с рукавами фонариком. Она выглядела настолько бестелесно, словно никогда не присаживалась на унитаз или не имела потребности в тампонах. Джейн Паули не такая высокая, как я думала. И в реальной жизни она еще более стройная.
В доме происходит какая-то хаотичная деятельность, однако, с другой стороны, все, похоже, знают, что делают. Команда из трех телеоператоров устанавливает софиты по всей нашей гостиной и одновременно жует закуски, присланные Питером из киоска.
– Как это аппетитно выглядит, – говорит Джейн, взяв бриошь. Держа тарелку у рта, она вгрызается в мягкое тесто. Сбоку выдавливаются кусочки яйца. – М-м-м, какая вкуснятина. Я не пробовала такого больше полугода, с тех пор как вернулась из Туниса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34