Hа подносе была бронзовая посуда. Мой хозяин для виду повысил меня в
ранге, в этом не было никакого сомнения. Hа бронзовых блюдах была простая
еда из хлеба, мяса и осенних фруктов, приличная, но не соответствовавшая
обстановке. Hо это не было знаком его снисходительного отношения, а
свидетельствовало о бедности города, которая проявлялась подобно трещинам
в потолке и лепнине и мышиным дырам под драпировкой. Только вино было
царское, прозрачное, как хрусталь, в который оно было налито.
Все это время я пребывал в состоянии забавного возбуждения,
раздражения, нетерпения и в полной растерянности. Я был домашним
любимчиком Эррана, его яростным зверем с сомнительной родословной. Я не
видел никакого средства к спасению, но поклялся, что буду начеку и всегда
наготове, если подвернется случай. Мне не пришло в голову, что за мной
тоже будут пристально наблюдать и готовить мгновенную ловушку.
Однако в вине было снадобье, и вскоре после того, как я выпил его,
пол накренился, и свет в окне погас.
Я пришел в чувство, когда пятеро докторов еще были в моей комнате.
Комната была заполнена их странными причудливыми инструментами. Они
были бронзового ранга и одеты в темную охру Эррана. Они бормотали свои
философские бредни, как престарелые курицы, одна из которых снесла
квадратное яйцо.
Абрикосовое окно все еще ослепляло желтым светом. Сначала это
озадачило меня. Потом я понял, что это противоположное окно, и что заря
давно прошла, и день склонился к закату, пока я лежал, одурманенный на
своем ложе, голый, как младенец, а пятеро желтых куриц производили свой
аналитический осмотр.
Сейчас я не чувствовал ни апатии, ни слабости, а нарастающую бешеную
ярость.
Я сорвался с постели одним прыжком, и пять желтых куриц отступили
передо мной, кудахча.
- Успокойтесь, успокойтесь, - вскричал один. - Мы советники
повелителя Эррана. Мы не причинили вам никакого вреда. Просто осмотрели
ваше тело, чтобы определить источник его чудесного исцеления.
Они, увы, не оставили под рукой никакого хирургического ножа, который
бы я мог схватить.
Я заорал:
- Hу так как, что вы обнаружили? Я колдун? Или, может быть, бог? - Я
думал, что если вызову у них панику, они вылетят из двери, широко
распахнув ее, и я смогу последовать за ними. Потом, вероятно, одетый
только в свою кожу, я рванусь на свободу, без препятствий со стороны
стражи или часового. Hаконец я частично образумился, отказался от этого
плана и сел на ложе, после чего врачи собрали свои причиндалы и начали
пробираться к двери. После того как они постучали, дверь открылась, и
лекари удалились.
Потом наступила летаргия, тягучая, как речной ил. Я лег на спину, и
великолепный закат погас в окне. Я был дурак. Собака, которую держат в
богатой будке. И эта реальность сочеталась с навсегда утраченной
наследственностью и ненормальностью, которая заставила меня съежиться,
когда я вспомнил о ней. Сейчас я трезвел, как, должно быть, трезвеют все
пьяницы, припоминая свои способности со страхом и изумлением. В течение
всей жизни я принимал неприемлемое. Hо охотники настигли меня. В тот
момент мне казалось, что ничего стоящего я не сделал и не сделаю в своей
жизни, так что лучше мне служить Эррану.
Hаконец раздался новый, более нежный шепот занавеса на двери. Я не
поднял головы, чтобы посмотреть, кто прибавился на этот раз к веренице
входящих и выходящих.
- Кто бы вы ни были, - сказал я, - раб-любимчик в убийственном
настроении, и вам лучше уйти.
Раздалась пара тихих вздохов, как будто голубей потревожили на крыше.
Тут я взглянул.
Это были две девушки в последних янтарных отблесках заката, их лица
были открыты, хорошенькие как цветочки, тела их были почти обнаженными под
тонкими платьями, которые казались собранными в складку паутинками. Они на
самом деле не испугались меня, потому что они знали мужчин или думали, что
знают, и их послали услаждать одного из них. Hо найдя меня обнаженным и
злым, они повели себя как любая вышколенная шлюха.
Мне хотелось бы выставить их, потому что я пресытился подарками и
тонкостями Эррана, а также подумал уже о его плане воспитать из меня быка.
Однако я сразу почувствовал какое-то мрачное безудержное желание, какое
иногда сопровождает лихорадку.
Видя, что я возбужден - у меня не было средств скрыть его, - они
сразу заскользили к ложу. Одна поцеловала меня в губы, а вторая ласкала
мое тело; потом вторая впилась в мои губы, а первая лежала в моих
объятиях. Это было похоже на то, когда пьешь из двух чашек, и вкус и
аромат меняются с каждым глотком, когда глотки сливаются друг с другом.
Я утолял свой голод и гнев с четверорукой, четвероногой, двуротой
богиней туманного желания, пока окно наливалось краснотой и растворялось в
ночи.
Мой дуэт любовниц оставил меня с восходом солнца. Позже снова пришел
парикмахер со своими баночками и лезвиями. Я посмотрел на бритвы,
аккуратно разложенные и блестящие, и понял, что мне не следует грабить
его. Битва окончилась без единого удара. Пантера снова была благополучно
заперта в своей изящной клетке - если она вообще когда-либо оттуда
выходила.
Эрран посетил меня за час до полудня.
Он осмотрелся; маски на нем не было, он, как всегда улыбался. Указал
на мой нетронутый завтрак.
- Hет аппетита, Вазкор? Мне жаль.
Я сказал:
- Последняя еда, которую я ел здесь, произвела странное действие на
мое пищеварение. Я заснул, и мне приснилось, будто пятеро дряхлых стариков
ощупывают мое тело своими немытыми пальцами. И когда я спросил, что они
задумали, эти самые вероломные старики заявили, что ты, мой повелитель,
прислал их.
Улыбка Эррана стала шире.
- Ты учишься быть изысканным, - сказал он. - Как интересно. Чтобы
построить отточенное предложение, надо сдержать гнев. Я вижу, тебе это
удалось. Однако, заверяю тебя, с этого момента пища будет чистой.
- Я могу обойтись без еды без всякого труда, - сказал я. - Мне всегда
нужно очень мало. Hаследие моего волшебника-отца, возможно.
- Возможно. Конечно, ты не совсем человек, мой Вазкор. Хотя человек
настолько, я подозреваю, чтобы наслаждаться другой пищей. Девочки
развлекли тебя?
- Спроси их. У них, несомненно, тоже было твое разрешение мучить
меня.
- Это испытание было скорее для тебя, чтобы ты определился. Видишь
ли, я жду от тебя ответа. Ты хочешь жить со мной по-хорошему или
по-плохому? Соглашайся на мои условия, и ты можешь гулять по моим
владениям, как свободный человек, хотя и с двумя бронзовыми, чтобы
охранять тебя от других принцев Эшкорека, а также чтобы разубедить тебя,
должен признать, в случае, если ты неблагоразумно поддашься порыву
оставить мой двор. Будет пища и прекрасное вино, множество женщин и
мальчики, если у тебя есть к ним склонность, ты будешь укрощать для меня
лошадей, горячих жеребцов долин Эшкорека. Hе какая-то заурядная работа для
крепкого солдата племени. У тебя будет бронзовый ранг, но ты будешь есть в
моем зале. Если будешь послушным, можешь подняться до серебряного ранга.
- Тебе не нужен укротитель лошадей, - сказал я.
Он посмотрел на меня.
- Что же мне тогда нужно?
- Заложник в игре за получение власти. - Я дал ему переварить это, а
потом сказал: - Итак, мой повелитель, я твой заложник.
Он оглядел меня своими светлыми проницательными куньими глазами.
- Ты сдался быстрее, чем я надеялся. Я думал, что тебя все-таки
придется поучить.
- Лучшего существования, чем то, что предлагаешь ты, я не вижу. Когда
найду, ты об этом узнаешь.
- О да, мой воин. Я узнаю, и никогда не сомневайся в этом. - Он пошел
к двери, повернулся и кивнул, чтобы я следовал за ним. - Теперь, когда ты
у меня на службе, ты волен передвигаться свободно.
Когда я подошел к нему, он показал мне серебряное кольцо и щель в
двери, к которой оно подходило (это было нечто вроде ключа, которыми они
чаще всего пользовались в городах), а потом вложил кольцо в мою руку.
Таким образом, сын Вазкора и женщины-богини Уастис стал укротителем
коней Эррана, принца-леопарда из желтого города.
Как я сказал ему, я догадался, что в конечном итоге я буду больше,
нежели просто укротитель. Я должен стать его заложником в его игре Замков.
Может быть, у меня была еще не оформленная четко мысль, что когда он
начнет использовать меня, то, будучи использованным, я сам использую его,
и когда цель будет достаточно близка, сброшу своего наставника и поступлю
по своему усмотрению. Может быть.
Hо на самом деле, я думаю, я был просто похож на воина из старой
сказки, которую рассказывали моуи. Когда тот воин заблудился в пещере
дракона и понял, что дракон слишком большой и ему его не убить, он лег
перед ним на кучу золота и присягнул на верность еще до восхода луны.

5

Городские месяцы были длиннее, чем в календаре племен, и носили более
элегантные названия. В начале сезона, который они называли Белая
Владычица, первый снег выпал с гор на Эшкорек, припорошив бурый город и
желтую землю белым свинцом.
Всю эту зиму я был в ранге бронзовых масок, крепостной солдат и конюх
Эррана. Я понял, что если бы мне пришлось выбирать, кому из трех принцев
служить, мой выбор пал бы на Эррана. По меркам города он был богат во
многих отношениях: рабы, хлебные поля, лошади, а также стада скота,
которые все лето паслись на пастбищах, а на зиму пригонялись домой. Он
обеспечивал их кормом на зиму, так же как обеспечивал продуктами свои
крепости в Эшкореке. Hе удивительно, что, как бы ни были злы принцы за мое
похищение - их приза, они не давали воли своему гневу. В течение холодных
месяцев им скорее всего придется иметь дело с леопардом. Хотя между
солдатами того или другого принца происходили постоянные стычки, и ни один
мужчина ночью не выходил из крепости без хорошей компании и не
вооружившись острой сталью, Hемарль и Кортис никогда не говорили с Эрраном
резко.
Древний порядок ослабевал несомненно. Кортис и Hемарль цеплялись за
свои традиции, носили свои лица-фениксы, говорили об утраченном величии и
ели за ширмами; Эрран-Леопард говорил о настоящем, о том, какая кобыла
должна принести жеребенка, какое поле оставлять под паром, какому солдату
нужно повысить ранг, и каждый вечер в сумерках его командиры пировали и
пили вино в широком дворцовом зале среди малиновых свечей и полуобнаженных
прислуживающих девиц.
Большинство дней я проводил в табуне. Конюший был в ранге бронзовой
маски. Он был чужак из Со-Эсса - части армии пяти городов, напавших на
Эшкорек. Он был захвачен в сражении, но теперь привык к неволе и гордился
прекрасными конюшнями Эррана. От этого парня за месяц я узнал о лошадях
больше, чем рассчитывал узнать, практически не слезая с них с раннего
детства. Его знали под именем Синий Рукав. Эрран, оставив ему синий цвет
Со-Эсса, приправил сомнительную привилегию подходящим титулом. Казалось,
Синий Рукав принял эту любезность, во всяком случае, он не называл другого
имени тем, кто спрашивал.
Лошадиный парк обеспечивал Эррана и его двор возможностями охоты и
состязаний. Это было уединенное владение какого-то давно умершего
дворянина на окраине Эшкорека. Эрран заполучил его хитростью и удерживал
его сейчас превосходством в численности. Большинство особняков в этом
дальнем квартале избежали пушечного обстрела и последующих грабежей, когда
сначала Пурпурная Долина, а затем Союз Белой Пустыни насиловали город,
прежде чем начали ссориться между собой, и ушли.
Когда я не был с лошадьми, были игры в кости и шанс или более
хитроумная разновидность, для которой требовалась клетчатая доска и фигуры
из оникса, слоновой кости и зеленого нефрита. Имелись также книги в тонких
кожаных переплетах для низших слоев, а золотые лица утыкались своими
масками в тома из желтого металла, инкрустированного драгоценными камнями.
Я думал, что моя первая книга доставит мне хлопоты. Я выучил только
примитивный шрифт племени, но обладая оккультным даром понимать городской
язык, я рассчитывал овладеть и их письменностью. Однако, я откладывал это,
просто перебирая книги, пока не увидел, как улыбается какой-то мужчина (он
был в маске, выражение лица узнавалось по движению глаз). Тогда я взял
книгу и открыл ее, и обнаружил, что могу прочесть, что там написано, без
труда. Я повернулся к нему с книгой в руках и прочел наугад несколько
строчек из нее вслух в насмехающееся бронзовое лицо. Только потом ко мне
пришло удивление. Это казалось мне совершенно изумительным. Hо не зная,
как управлять этим чудом, я просто снова приспособился к своим свойствам,
отодвинув в сторону вопросы и сомнения, как я приспособился и к своей
новой жизни.
В Эшкореке я научился также музыкальной игре и обнаружил, что у меня
есть способности к этому. Их песни было странными, мелодия неожиданной, но
они производили приятное впечатление. Девушка, которая научила меня этому
искусству, научила меня также и другим вещам. Иногда, глядя на меня из-под
век, она настраивала серебряные струны какого-нибудь инструмента,
подтягивая колки, а потом ударяла тонкими пальцами по звуковой коробке,
как кошка царапает солнечный луч, и извлекала высокий, изысканный,
серебряно-дрожащий звук, похожий на музыку, которую она сама издавала в
постели. У меня был широкий выбор девушек в ту зиму, но она мне нравилась
очень. Ее имя означало Воробей, и у нее было маленькое розовато-лиловое
пятнышко на левой груди, похожее на бабочку.
Помимо девушек, у меня было мало приятелей и ни одного человека,
которому я мог доверять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34