Он довезет эти бомбы до места и сбросит туда, куда нужно, - в цель. И ничто не собьет его с курса, ничто не заставит свернуть.
Владимир смотрит вдаль, на багрово полыхающий горизонт. Там горит Харьков. И все, что вокруг него. Город сейчас у немцев, и туда летают наши бомбардировщики. И сейчас они там. Это можно понять по тому, как шарят по небу прожекторы. Вот пересеклась, скрестилась пара лучей, к ним заспешил третий, четвертый. Начали бить зенитки. Световые вспышки вблизи перекрестия. Самолет, охваченный прожекторами, не виден, но трассы огня, идущие от него к земле, видны, заметны. Экипаж отстреливается, экипаж не теряет присутствия духа даже в смертельной опасности.
Бомбили так же, как и в первом полете, тщательно прицеливаясь, стараясь, чтобы ни одна бомба не ушла впустую. На обратном пути, учтя опыт первого вылета, высоту не теряли, и по ним никто не стрелял, даже при пролете линии фронта.
После того как экипажи сделали по два боевых вылета, командир принял решение на этом работу закончить. "Не будем испытывать судьбу, - сказал он, - хуже нет, если кто-то в первую ночь не вернется. Непоправимый моральный урон". Владимир, как и все, промолчал, а в душе с командиром не согласился. Можно было бы выполнить и третий полет, настроение уж очень хорошее, и усталости не чувствуется. Но, когда возвратились на свой аэродром и пришли в столовую, понял, что решение командира полка было правильным и своевременным.
- Свалюсь сейчас с табуретки и усну, - улыбнулся он вымученно
С табуретки он не свалился, но есть не мог. От еды отказались и Марченко, и Михеев.
Утром в полк поступила телеграмма. Майор Хороших зачитал ее на построении личного состава: "Войска нашей армии, в интересах которой вы бомбили артпозиции, живую силу и технику противника, заняли населенный пункт Байрак и развивают наступление. Командующий армией объявил благодарность летчикам, штурманам, техникам и механикам, всему личному составу полка", - закончил майор Хороших.
Вчера, во вторую боевую ночь, бомбили узлы сопротивления гитлеровцев населенные пункты Веселая, Терновая, Козлово, Нескучное. Все они расположены невдалеке от линии фронта, от всех остались только названия. Жуков и Константинов совершили пять боевых вылетов.
Сегодня, 13 мая, предстоит бомбить скопление танков, автомашин и живой силы в районе Зарожное. Но прежде чем бомбить, их надо разыскать. А в темную ночь это не просто. Жуков и Константинов кружат над деревнями, полями, лесными массивами. Наконец обнаружили. Цель на опушке леса. Чтобы не ошибиться, Владимир сбросил светящую бомбу. И все как на ладони - танки, автомашины, люди.
Сделали два захода, бомбили фугасными "сотками". Меньший калибр для танков уже не подходит. Внизу что-то загорелось. "Лучше, если, конечно, танк, - подумал Владимир, - весомая, важная цель".
- Танк или автомашина? - кричит он в трубку. Алексей покачал головой: "Не знаю". Спросил:
- Может, снизимся?
Владимир не согласился:
- Из-за любопытства в огонь? Не стоит.
В запасе осталось десять небольших, весом в один килограмм, зажигательных бомб и восемь осколочных - для поражения живой силы. Сделали четыре захода. Владимир брал с пола кабины бомбы, быстро приводил их в боевую готовность: отворачивал до свободного хода ветрянки, бросал за борт самолета.
Когда уходили на свою территорию, танк (или автомашина) продолжал гореть. Он горел всю ночь и всю ночь, используя его как ориентир, на цель выходили экипажи полка, а Константинов и Жуков, убедившись, что это все-таки танк (автомашина сгорает быстрее), чувствовали себя именинниками. Лишь случай испортил им настроение, да и то ненадолго. Никто не думал, что едва заметный огонь плошек, изображающих посадочный знак на аэродроме подскока, может увидеть немецкий разведчик. Экипажи, приходящие с боевого задания, не сразу находят ее. Некоторым со старта помогают ракетами. Может, случайно, но немец площадку увидел. Он шел с востока на запад. "Воздух!" закричал наблюдатель с поста на восточной окраине аэродрома. И все услышали гул бомбардировщика, скрытого ночной темнотой. Затем послышался треск пулемета, к земле потянулись трассы огня. Летчики, штурманы, техники и механики, находившиеся у своих самолетов, бросились кто куда, врассыпную. Бросились в разные стороны Жуков и Константинов. Потом, собравшись у самолета и вспомнив об окопах, отрытых здесь же возле стоянки, от души посмеялись.
- Представляешь, - сказал Владимир, - прогудел над площадкой, чуть-чуть пострелял, причем наугад, а какого страху нагнал. Такое впечатление, будто в тебя только и целится. Вполне можно представить, как себя чувствуют немцы, если мы над ними висим в течение ночи и все время бомбим и стреляем.
Командир полка этот случай расценил по-другому. "Век живи, век учись", - сказал он и потребовал сделать приспособление к плошкам, изображающим посадочный знак. Подумали, сделали. С западной и восточной стороны плошки стали прикрывать металлическими щитками-стенками. Ногой рычажок придавил стенки поднялись, пламя заслонили. Опять придавил - стенки опустились, пламя открыли. Посадочный знак виден, экипаж может заходить на посадку, приземляться.
Бессонные напряженные ночи... Бомбардировка опорных пунктов, мотоколонн, скоплений живой силы и техники, сброс листовок, предназначенных для гитлеровских солдат, одурманенных фашистами. Полеты в любую погоду. 17 мая бомбили скопление вражеских войск близ пункта Русское-Лозовое. Возвращаясь домой, Жуков и Константинов попали в грозу. Выручили постоянная бдительность и наблюдательность, хорошая зрительная память штурмана. В район аэродрома он вышел по створу запомнившихся ему пожаров близ линии фронта и расчетному времени. Потом дал красную ракету - сигнал о помощи. Сигнал увидели, дали ответную ракету, и экипаж приземлился.
С каждым боевым заданием, с каждой полетной ночью зреет мастерство летчика Жукова и штурмана Константинова, крепнет летная согласованность, взаимная выручка. 18 мая они сделали два вылета, бомбили скопление вражеских войск у населенного пункта Циркуны.
И вот третий вылет, туда же. Они уже близ линии фронта, и вдруг перебои в работе мотора. А под крылом четыре бомбы по пятьдесят килограммов, груз, который, если мотор откажет, сразу уменьшит скорость машины. А потеря скорости - это причина штопора, причина падения.
Стараясь как можно меньше терять высоту, Жуков развернулся и лег на курс, заданный штурманом.
- На площадке будем через четыре минуты, - сказал Владимир.- К тому времени мы потеряем пятьсот метров высоты, и у нас останется сто.
Они оказались в тяжелых условиях, можно сказать, в чрезвычайно тяжелых. Бомбы сбросить нельзя - попадешь по своим же войскам. Садиться с ними опасно: при грубой посадке, если мотор обрежет в самый последний момент, бомбы могут взорваться от сотрясения. И еще одно затруднение. О том, что экипаж оказался в беде, что ему нужна немедленная посадка, надо сообщить заранее установленным сигналом: дать красную ракету, включить навигационные огни. Но это связано с риском. В районе аэродрома может оказаться немецкий истребитель, специально охотящийся за идущими на посадку машинами.
- На посадку зайду на повышенной скорости, - предупредил Жуков.
"Чтобы сократить время планирования и не упасть при отказе мотора", подумал Константинов, продолжая мысль летчика, а вслух добавил:
- В момент выравнивания я дам ракету, подсвечу место приземления.
Приземлились благополучно. Техники, осмотрев мотор и обнаружив неисправность - один из пяти цилиндров не работал из-за отказа свечи, сказали пилоту и штурману:
- Вы оба родились в рубашке...
Первая боевая потеря... Это произошло 19 мая. Полк бомбил скопление танков в районе пунктов Непокрытое и Покровское. Возвращаясь из первого полета, Константинов и Жуков увидели очаг сильного пожара за границей аэродрома. Что это? Может, бомбили немцы? Нет. В огне - остов самолета У-2. Что-то случилось. Зашли на посадку, сели. На аэродроме никого нет, все там, где случилась беда. И вдруг из темноты - старший лейтенант Слепов. Хрипло, взволнованно:
- Погиб Бибиков...
Так получилось, что все это время, с первой же легкой ночи, ветер на аэродроме Портянкин был западным, поэтому и взлетали на запад. На восточный старт не обращали внимания. Да и что обращать, место ровное, открытое; впереди, по линии взлета, - поле. Единственное, что привлекало внимание немецкая зенитная пушка. Брошенная в поле далеко за границей аэродрома, она не мешала ни посадке, ни взлету.
И вдруг помешала. Самолет был перегружен бомбами, листовками, САБ - а мотор старенький, слабый, работающий на пределе ресурса. Самолет бежал очень долго, наконец оторвался, но скорость была еще недостаточной, и летчик Бушуев, прежде чем перейти в угол набора, придержал его у земли. Это и явилось причиной катастрофы. Зацепившись шасси о пушку, самолет упал, скапотировал и загорелся. Летчика из кабины выбросило, а штурмана придавило к земле.
Очнувшись после удара, Бушуев бросился на помощь товарищу. Неистово, спешно стал разгребать под ним землю. Но много ли сделаешь голыми руками, много ли успеешь. Тогда он попытался поднять хвост самолета, чтобы штурман выбрался из кабины, но сил не хватило. Он снова начал рыть, а пламя, возникнув под капотом мотора, приближалось уже к кабине, начало схватывать плоскости. Раньше других прибежал врач полка Сергей Чижов. И тоже стал помогать. Потом прибежали все. И все, не подозревая об опасности, движимые чувством сострадания, стремлением спасти человека, бросились к самолету, к задней кабине. В этот момент и раздался голос майора Хороших:
- От самолета! Немедленно от самолета!
И люди поняли. Все сразу отпрянули. Побежали. Но едва отбежали метров на двадцать, послышалась новая команда:
- Ложись!
В ту же секунду ухнула "сотка", за ней вторая. Начали рваться светящие бомбы, патроны.
- Никто еще не погиб? - спросил Константинов.- Отбежать все успели?
- Успели, - ответил Слепов.- Сейчас все вернутся сюда. А Бушуева отправили в госпиталь. Обгорал, контужен. Он был вне себя и не слышал команду майора Хороших. От самолета его оттащил Чижов, но недалеко, не успел. Поэтому и контузило.
Владимир обессиленно прислонился к крылу самолета. Перед глазами Бибиков. Худощавый, остроносый, энергичный... Учитель до армии, до войны. В полку выпускал стенную газету. Хорошо ее делал, с душой. Вспомнилась бессонная ночь перед вылетом в Подмосковье. Тихие, перевернувшие душу всхлипы штурмана Бибикова: "Доченьки мои... Родные мои... Милые..."
И еще вспомнился случай. Это было недавно. Полк получил новую боевую задачу: произвести разведку тыла вражеских войск: выяснить движение резервов по шоссейным и железным дорогам, места скоплений, количество самолетов на аэродромах. Одновременно бомбить их, обстреливать. До этого летали близ линии фронта, теперь надо лететь в глубину до семидесяти километров. А там и прожекторы, и зенитки. Их наблюдали пока еще издали...
- Задача ответственная, сложная, связанная с риском, опасностью, поясняет майор Хороших.- Полеты, которые выполнялись до этого, могут показаться прогулкой в сравнении с предстоящими. Требуется три экипажа. Но я не хочу назначать их, хочу, чтобы люди шли добровольно. Добровольцев прошу выйти из строя!
Все замерли. На несколько бесконечных секунд. И вдруг, четким уверенным шагом из строя вышел летчик Бушуев.
- Я полечу!
Сразу же вслед за ним вышел и Бибиков, штурман экипажа Бушуева. Доложил не громко, но твердо: "Я полечу!" И опять тишина, молчание. Затем вышел еще один экипаж. И еще.
- Спасибо за вашу решительность, мужество, - поблагодарил их командир и распорядился: - Первыми пойдут на разведку Бушуев и Бибиков...
Они слетали успешно, командир объявил им благодарность, поставил в пример другим, и Владимир завидовал штурману Бибикову, ругал себя, что не вышел из строя, не нашел для этого силы, как нашли Бушуев и Бибиков.
"В связи с катастрофой, с гибелью штурмана полеты теперь прикроют, подумал Владимир, - будут разбирать происшествие, будут искать виноватых, организовывать похороны, изучать летные документы..."
- Первая эскадрилья, становись! - раздается команда.
Построились. Загнули левый фланг. Получился треугольник. У его основания встал комэск Николай Бекаревич. Выступает:
- Жаль Бибикова, хороший был товарищ, хороший штурман. Но войны без жертв не бывает. Особенно тяжко, обидно, когда люди гибнут вот так, не в бою, а по недосмотру, неорганизованности. Видели мы эту проклятую пушку, видели, а убрать ее не догадались. Но переживать не время, надо работать, летать, фашистов бомбить. Командир полка решил продолжить полеты. Очередность вылетов прежняя, по плану.
Бекаревич на секунду умолк, очевидно, давая людям собраться с мыслями, перестроиться психологически, и скомандовал:
- По самолетам!
Идя к самолету, Владимир с благодарностью думал о майоре Хороших, о принятом им решении. Почувствовал, как тяжесть переживаний свалилась с плеч, как снова все его существо пронизала мысль о предстоящем полете, о боевом задании.
Вместо аэродрома подскока хутор Портянкин полк получил другой Куриловку, площадку в районе Купянска. Семьдесят километров юго-западнее Валуек. Приземлились уже в темноте. Вместо бомб к самолетам привезли необычные мешки - длинные, до двух метров, и очень тяжелые. На стоянку приехали общевойсковые командиры. Обступили майора Хороших, стали о чем-то говорить, советоваться.
- Что-то случилось, - сказал Константинов Жукову.- Или случится. На душе муторно.
- Устал ты, и все - пояснил Жуков. И успокоил: - Погода сегодня плохая, полеты, очевидно, сорвутся. Отоспишься, и все будет в порядке.
Но полеты, несмотря ни на что, состоялись. Обстановка потребовала. Наступательная операция наших войск под Харьковом, так успешно начавшаяся, вдруг сорвалась, захлебнулась. Часть войск изюм-барвенковской группировки попала в окружение. Войскам нужны мины, патроны, медикаменты, продукты питания. Все это в мешки и упаковано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42