Потом она прокралась вниз по лестнице и вышла в боковую дверь. Сьюзен же в это время ставила на кухне тесто и с удовлетворением думала, что все в доме, слава Богу, спят, кроме бедного доктора, которого срочно вызвали на мыс, где ребенок проглотил кнопку.
Нэнни пошла по дорожке в Долину Радуги. Это был самый короткий путь на кладбище — через Долину Радуги и потом прямиком через выпас на холме. Она понимала, что если ее увидят ночью на улице Глена, то обязательно отведут за руку домой. Как же холодно — а ведь только начало октября! Нэнни не подумала о том, что ночи стали холодными, и не надела кофточку. Долина Радуги ночью выглядела какой-то чужой. Луна уменьшилась в размерах и больше не была красной, но зато по земле протянулись зловещие черные тени. Нэнни всегда побаивалась теней. Что это там шуршит в зарослях папоротника?
Нэнни вскинула голову и вздернула подбородок.
— Ничего я не боюсь, — храбро сказала она вслух. — Просто живот что-то подводит. А на самом-то деле я героиня.


Эта приятная мысль помогла ей пройти половину холма. А потом мир вдруг потемнел — луну закрыло облако — и Нэнни вспомнила о Птице. Эми Тейлор как-то рассказала очень страшную историю про «громадную черную птицу», которая падает на тебя с неба ночью и уносит к себе в гнездо. Уж не ее ли тень закрыла луну? Но мама говорила, что никакой «громадной черной птицы» нет. «Не станет же мама врать», — подумала Нэнни и храбро пошла дальше, пока не уперлась в изгородь. За изгородью была дорога, а с той стороны дороги — кладбище. Девочка остановилась, чтобы перевести дух.
Луну опять закрыло облако. Кругом лежала тусклая, неведомая Нэнни страна. Мир чересчур велик, подумала девочка, прижимаясь к изгороди. Как ей хотелось оказаться у себя дома! Но… «Господь Бог наблюдает за тобой!» — предупредила себя семилетняя девочка… и стала перелезать через изгородь.
Она упала с другой стороны, ободрала коленку и порвала платье. Когда же поднялась на ноги, какая-то колючка насквозь проколола подошву ее тапочки и поранила ступню. Но Нэнни, хромая, перешла дорогу и подошла к воротам кладбища.
С восточной стороны кладбище было обсажено елями, и там лежала тень. Справа стояла методистская молельня, слева — дом пресвитерианского пастора. Пастор уехал, и дом был темен и тих. Луна вдруг прорвалась сквозь облака и заполнила кладбище зыбкими тенями: так и казалось, что если к ним приблизиться, они схватят тебя и утащат неведомо куда. Ветер гнал по дороге брошенную кем-то газету. Свет луны превратил ее в танцующую ведьму, и, хотя Нэнни отлично понимала, что это всего лишь газета, она прибавила жути этой ночи. Ветер громко свистел, раскачивая ветви елей. С ивы, растущей у ворот, упал лист и тихо, как рука призрака, коснулся щеки Нэнни. Сердце девочки на мгновение замерло от ужаса, но все же она потянулась к щеколде на воротах.
«А что, если мертвец протянет руку из могилы и утащит меня под землю?»
Нэнни отшатнулась от ворот. Она поняла, что никакой уговор с Богом не заставит ее пройти через кладбище ночью. Совсем рядом с ней вдруг раздался утробный стон. Это всего лишь замычала корова миссис Бейкер, которая паслась вдоль дороги и сейчас показалась из-за куста. Но Нэнни не стала вглядываться. В дикой панике она бросилась к деревне, и, промчавшись через нее, поднялась к Инглсайду. Перед воротами девочка угодила в лужу. Вот он, ее родной дом, с приветливо освещенными окнами! Секундой позже Нэнни влетела к Сьюзен на кухню, вся в грязи, в мокрых чулках и с кровоточащей ступней.
— Господи, спаси и помилуй! — воскликнула ошеломленная Мисс Бейкер.
— Сьюзен, я побоялась пройти через кладбище, — задыхаясь, проговорила Нэнни. — Мне стало страшно.
Поначалу Сьюзен не стала задавать вопросов. Она содрала с ног Нэнни мокрые чулки и тапочки, вымыла ей ноги, раздела и уложила в кровать. Потом вернулась на кухню. Надо принести Нэнни чего-нибудь поесть. Что бы там ни вытворяла эта девчонка, нельзя допустить, чтобы она заснула на голодный желудок.
Нэнни съела ужин и выпила стакан горячего молока. Как это замечательно — лежать в постели в теплой светлой комнате! Но девочка отказалась рассказать Сьюзен, куда она ходила и зачем. «Это секрет, Сьюзен — наш с Господом Богом». Мисс Бейкер отправилась спать, еще раз сказав про себя: «Скорей бы уж миссис доктор выздоровела!»
— Я просто не могу справиться с детьми, — беспомощно вздохнула она.
«Все, — подумала Нэнни, проснувшись утром, — мама теперь обязательно умрет». Она, Нэнни, не выполнила уговора — с какой же стати будет выполнять его Бог? Всю следующую неделю девочка прожила в ожидании, что с мамой случится что-то страшное. Ничто не Доставляло ей радости — даже расхотелось смотреть, Как Сьюзен прядет на чердаке, — хотя раньше она подолгу зачарованно наблюдала за ней. Она уже никогда не сможет смеяться. Да какая разница, что с ней станет? Она отдала Джефри свою плюшевую собаку, у которой Кен Форд оторвал уши и которую она любила даже больше, чем мишку… Нэнни вообще любила старые игрушки… Ладно, Джефри давно клянчил у нее эту собаку, пусть владеет. А свой драгоценный домик из ракушек, который капитан Малаки привез ей аж из Вест-Индии, Нэнни отдала Рилле. Может быть, Бог удовлетворится этими жертвами? Нет, вряд ли. А когда серый котенок, которого она подарила Эми Тейлор, в третий раз вернулся домой, наотрез отказываясь жить у Эми, Нэнни поняла, что Бог ее не простил. Нет, он простит ее только тогда, когда она сходит ночью на кладбище, а бедная девочка уже поняла, что это выше ее сил. Она просто трусиха и обманщица. Только обманщики, говорит Джим, отказываются выполнять уговор.

Глава двадцать третья

Энн уже могла сидеть в постели. Скоро она совсем выздоровеет и опять сможет вести хозяйство… читать книги… есть все, что захочется… сидеть у камина… смотреть на сад… видеться с друзьями… выслушивать свежие сплетни… радоваться каждому дню… — скоро она опять станет частью красочного праздника жизни.
Энн пообедала фаршированной бараньей ножкой, которая у Сьюзен получилась просто замечательно. Как приятно опять есть с аппетитом! Она лежала, оглядывая свою комнату. Надо купить новые шторы — что-нибудь в желто-зеленой гамме. А этот новый комод надо переставить в ванную. Потом Энн глянула в окно. Сквозь ветви кленов ей была видна сверкающая поверхность бухты; береза на лужайке была словно облита золотым дождем. Как прекрасна осень, со своими яркими красками, мягким светом и длинными тенями! Вон Робин раскачивается на самой верхушке ели; дети смеются в саду, собирая яблоки. Опять в Инглсайде звучит смех. Нет, жизнь все-таки не просто «тонко сбалансированный химический процесс», со светлой улыбкой подумала Энн.
И тут в дверях появилась Нэнни с распухшими от слез глазами и носом.
— Мамочка, я должна тебе рассказать… я больше не могу. Мамочка, я обманула Бога.
Какое счастье! Опять за нее цепляется детская ручонка, опять ее ребенку нужны помощь и утешение. Ни разу не улыбнувшись, Энн выслушала прерывавшийся рыданиями рассказ Нэнни. Миссис Блайт всегда умела сохранять на лице серьезность, когда ее дети сообщали ей о чем-то важном для них, хотя потом они с Джильбертом иногда хохотали до упаду. Она понимала, что Нэнни действительно в отчаянии, и также поняла, что ей надо вмешаться в отношения дочери с Богом.
— Ты все перепутала, детка. С Богом нельзя заключать уговор. Он помогает людям и ничего не просит взамен, кроме любви. Ведь когда ты просишь нас с папой о чем-нибудь, мы не требуем ничего взамен, правда? Неужели Бог менее добр, чем мы? Он лучше нас знает, что кому нужно.
— Мама, а Он не сделает так, чтобы ты умерла, потому что я не сдержала обещание?
— Ну конечно же нет, милая.
— Мамочка, если даже я поступала неправильно… разве мне все равно не нужно выполнить обещание, раз уж я его дала? Я же сказала, что пойду на кладбище! Папа говорит, что слово всегда надо держать. Это же стыдно — нарушить слово!
— Детка, когда я совсем выздоровею, мы с тобой сходим ночью на кладбище. Я останусь за воротами… и тогда тебе, наверное, будет совсем не страшно пройти по кладбищу. Твоя совесть будет чиста, но, надеюсь, больше ты не будешь заключать глупых сделок с Господом Богом.
— Не буду, мамочка, — пообещала Нэнни, в глубине души сожалея, что отказывается от чего-то, что при всех недостатках делало жизнь интереснее. Но глаза ее больше не были тусклыми от горя, и голос опять зазвенел радостью.
— Я пойду умоюсь, а потом приду опять и поцелую тебя, мамочка. И нарву тебе букетик львиного зева — в саду еще есть немножко. Как нам было без тебя плохо, мамочка!
— О, Сью, — сказала Энн, когда та принесла ей ужин, — чего только не творится в этом мире! Но жить все равно очень интересно, правда, Сью?
— Ну, я, пожалуй, готова признать, — сказала Сьюзен, вспомнив румяные пирожки, которые она испекла к ужину, — что жизнь не так уж плоха.

Глава двадцать четвертая

В тот год октябрь прошел в Инглсайде очень радостно. Детям так и хотелось все время бегать и петь. Мама встала на ноги и не желала, чтобы с ней больше нянчились. Она обсуждала с детьми, что посадить в саду весной, она опять смеялась. Джим всегда считал, что мама замечательно весело смеется, отвечая на их бесчисленные вопросы: «Мама, а до того места, куда заходит солнце, далеко идти?»… «Мама, а почему нельзя собрать лунный свет в кружку?»… «Мама, а что причиняет причину?»… «Мама, правда, лучше умереть от укуса гремучей змеи, чем чтоб тебя растерзал тигр?»… «Мама, Уол-ли Тейлор говорит, что вдова — это женщина, мечты которой наконец осуществились. Зто правда?»… «Мама, а где прячутся птички, когда идет очень сильный дождь?»… «Мама, а это верно, что у нас чересчур романтичная семья?»…
Этот последний вопрос задал Джим, которому ребята в школе передали слова миссис Дэвис. Джим не любил миссис Дэвис, потому что, встретив его с мамой или папой, она всегда указывала на него костлявым пальцем и спрашивала: «Ну, как, Джимми, ты хорошо ведешь себя в школе?» Джимми, фу! Может, они все, и правда, немного романтичны… Мисс Бейкер уж точно так подумала, когда нашла на дорожке к сараю маслянистые капли красной краски. «Но мы же играли в сражение, Сьюзен, — объяснил ей Джим, — а это кровь. Какой же бой без крови?»
Вечером в лунном небе иногда пролетали стаи диких гусей. При виде них у Джима появлялось неизъяснимое желание улететь вместе с ними к далеким теплым берегам и привезти оттуда обезьян… леопардов… попугаев… или отправиться путешествовать по Южной Америке. Слова «Южная Америка» имели для мальчика особую прелесть — так же как и «тайны моря». Попасть в холодные объятия питона, сражаться с раненым носорогом — для Джима это было настоящим приключением. А слово «дракон» вызывало у него сладкую дрожь. Любимая картинка, которая была приколота к стене в ногах его кровати, изображала рыцаря в сверкающих доспехах на красивом белом коне, пронзающего копьем змея со свитым кольцами и раздвоенным на конце хвостом. А на заднем плане спокойно стоит на коленях, стиснув руки на груди, красивая женщина в розовых одеждах. Женщина эта была очень похожа на девятилетнюю Мейбл Риз, за внимание которой в школе уже скрещивались мечи. Даже Сьюзен заметила это сходство и дразнила им густо краснеющего Джима. Но вообще-то чудовище на этой картинке, пожалуй, маловато и не производит особого впечатления по сравнению с огромным конем. Невелика честь убить такого никудышного дракона. Драконы, от которых Джим в мечтах спасал Мейбл, были куда дра-конистее. А в прошлый понедельник он по-правдашнему спас Мейбл от злобного гусака Сары Палмер. Неужто она не заметила, как решительно и мужественно он схватил эту шипящую тварь за шею и перебросил через забор? Хотя гусак, конечно, не такое романтичное животное, как дракон.
У детей было полно дел: надо было выкапывать морковь, собирать яблоки. Весь Глен пропах дымом от сжигаемых опавших листьев. В сарае лежала целая гора огромных желтых тыкв, а Сьюзен в первый раз в этом году нажарила пирожков с клюквой. Энн каждый теплый день копалась в саду, и, когда позднее солнце озаряло алые клены, упивалась красками, как вином, наслаждаясь этой изысканно-грустной мимолетной красотой.
Но полного счастья в жизни не бывает. Весь Инглсайд был озабочен судьбой Робина. Им сказали, что он обязательно улетит на юг вместе с другими малиновками.
— Заприте его в доме и не выпускайте, пока не выпадет снег, — посоветовал им капитан Малаки. — Тогда он забудет про южные края и будет спокойно жить до весны.
И вот Робина перестали выпускать на улицу. Он сделался очень беспокойным, как-то бесцельно летал по дому или сидел на подоконнике и смотрел на своих соплеменников, которые собирались в путь, повинуясь таинственному зову. Птица стала плохо есть, отказываясь даже от червяков и от орешков, которые ему предлагала Сьюзен. Дети объясняли, какие опасности ждут Робина в дороге, если он вздумает лететь в дальние края — холод, голод, бури, черные ночи, хищные кошки. Но он слышал зов и рвался на свободу.
Мисс Бейкер сдалась последней. Несколько дней она ходила с мрачным видом и отрицательно качала головой, но потом сказала:
— Ладно уж, отпустите его. С природой не поспоришь.
Робина выпустили в последний день октября — после месячного заключения. Дети со слезами целовали его не прощанье. Птица радостно выпорхнула в окно, но на следующее утро прилетела к Сьюзен за своей порцией хлебных крошек. А затем расправила крылья и пустилась в далекий путь.
— Не плачь, детка, — утешала Энн Риллу. — Он, наверное, вернется к нам весной.
Но девочка продолжала рыдать:
— До весны есе так далеко!
Энн улыбнулась и вздохнула. Малышке Рилле казалось, что время идет очень медленно, а Энн казалось, что времена года мелькают со скоростью курьерского поезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31