!? Неужели у тебя нет других дел и забот, как охмурять эту несчастную, малопривлекательную женщину?
Тоскливец промолчал, полагая, и не без причин, что Маринка возьмет инициативу на себя.
– Так это я – несчастная, малопривлекательная женщина? – спросила Маринка, которая в этот вечер не напоминала ни несчастную, ни тем более малопривлекательную – чертяка постарался на славу и ее светлые волосы сами собой уложились в затейливую прическу, а возвышенности на груди вздымались, как вулканы перед извержением лавы, и при этом глаза ее блестели, словно их заменили драгоценными камнями.
Клара еще раз осмотрела разлучницу, и пришла к выводу, что она ее недооценила.
– Ну, ладно, – Клара сменила тон. – Пусть привлекательную и довольную собой, как свинья, валяющаяся в грязи, девушку. Но вопрос не в этом, неужели ты должен приставать к каждой юбке, независимо от того, что скрывается под ней?
– А что может скрываться под юбкой? – Тоскливец вытаращил глаза.
– Под этой юбкой скрывается твоя погибель! – категорически заявила Клара. – И тебе самому это известно.
Ничего подобного Тоскливцу известно не было, но он задумался и ушел с Кларой, даже не попрощавшись с «ангелом во плоти», которому еще несколько минут назад пел такие дифирамбы, что у «ангела» кружилась голова.
– Мужчины, они все такие, – соседки теперь подлизывались к Маринке, чтобы каким-нибудь образом нагадить ей еще больше и избавиться от конкурентки.
Но та не стала их слушать и ушла, громко хлопнув дверью. И Голова остался в присутственном месте совершенно один, если не считать рыбью голову, которая пялилась на него выпученными глазами, как бы вопрошая о том, что еще людям от нее нужно.
– Сволочи вы, – сказал Голова соседкам, – из-за вас одни неприятности.
И Голова набрал Галочку и стал объяснять про комиссию и про то, что ему по зарез нужен Васька и что только поэтому он вынужден идти к Гапке, но Галочка, как он чувствовал, верила ему с большим трудом, а потом вообще принялась жалобно всхлипывать, словно каждое его слово жалило ее, как укус змеи, а потом связь прервалась.
И Голова закрыл сельсовет на висячий замок, понимая, что это чистая формальность, потому что внутри бесчинствует нечистая сила, на которую даже облеченный властью Гринько не способен найти управу. И зашагал по холодной земле к Гапке, проклиная холодные кеды, которые скорее холодили, чем грели его ноги, готовые вот-вот уступить мучительной судороге. Но вот наконец и змеиное гнездо – Гапкин дом. И Светуля услужливо открывает дверь, и, что самое удивительное, ему совершенно не хочется ее ущипнуть. Проклятая старость! Или виновата привязанность к Галочке, а не старость? Поди, разберись.
– Васька не забегал? – деловито осведомился Голова.
Но ответом ему было напряженное молчание, словно тетка и племянница набрали воды в рот.
– Васька, спрашиваю, не забегал?!! – уже громче повторил Василий Петрович, чтобы разогнать эту тягостную тишину, которая комариным, писклявым звоном норовила свести его с ума.
Тишина.
– Ладно, – сказал сам себе Василий Петрович и подошел к холодильнику, открыл замызганную из-за Гапкиной лени дверцу и вытащил приглянувшуюся ему кастрюлю. И точно, Гапка сварганила борщ. Да еще какой! Густой, с мелко нарезанной свеклой и кусками свинины. Голова принюхался – запах умопомрачительный.
«Хоть борщ под пенсию научилась готовить», – злобно подумал Голова и поставил кастрюлю на плиту. Оглянулся. Гапка и Светуля, как завороженные, сидели за столом и смотрели на него.
– А сметана у тебя есть? – поинтересовался Голова у хозяйки дома, подозревая, что она опять не ответит и вечер, да и всю ночь он проведет с двумя мумиями, которые будут пялиться на него и молчать. Но он ошибся, потому что вопрос про сметану оказался той последней соломинкой, которая переломила спину верблюду.
– Сметану? – вдруг повторила Гапка его вопрос. – Сметану? Чужой, погрязший в грехах человек врывается в дом, дорывается до холодильника и еще требует сметану. Что ты, Светуля, можешь об этом сказать? Да ведь это еще не все. Ведь он потом что-нибудь разобьет или сломает и при этом найдет множество способов, чтобы себя оправдать. Да и соседок ведь он в село приманил, чтобы они попустительствовали его похоти, которая страшна, как смертный грех, и если от них народятся такие же, как он, то они сожрут все село, как саранча, и мы убежим голы и наги и без крыши над головой, и все потому, что когда-то кто-то по ошибке произвел на свет это двуногое чудовище и назвал его Васенькой.
Гапка замолчала. Светуля продолжала хранить молчание.
Борщ на плите почти закипел, и Голова налил себе большую, от души, миску. Нашел штоф. Выпил за гостеприимных хозяек и важно приступил к еде. А по хате тем временем распространялся рыбий запах от головы, которую Василий Петрович небрежно бросил возле входной двери прямо на пол. И какой-то приблудный кот стал скрестись в дверь, но без толку. Потому что его никто не думал пускать.
«Это не Васька, – думал Голова, которому было лень вставать, чтобы проверить, – у привидений когтей не бывает».
Но он ошибался. Это был как раз Васька, который в очередной раз ожил, потому что встретил в лесу гнома. И не знал, ведь живые коты отличаются наивностью, что он нужен бывшему хозяину как привидение.
А кот скребся о дверь все сильнее, и Светуля вышла посмотреть на нахала, и в дом ворвался голодный, как волк, Васька. При его виде Голову прошиб пот, но не от борща, а от той мысли, что ничего он теперь у Васьки не узнает. А Васька принялся пожирать рыбью голову, но ошибся, потому что та неожиданно, наверное, в самую последнюю секунду своей рыбьей жизни ожила и укусила Ваську, да так, что он сразу же, в который уже раз, испустил дух.
– Все, философ! – радостно подумал Голова, в изумлении глядя на это чудо. – Теперь ты мой. Я ложусь тут спать, а ты гуляй тут, сколько хочешь, и рассказывай мне про соседок, про то, откуда они взялись и как мне от них избавиться. А в награду я буду размахивать у тебя перед носом куском рыбы, и ты будешь вдыхать, если сможешь, свой любимый запах.
Гапка брезгливо вытащила останки беспокойного домашнего животного на улицу, а Голова улегся на своей любимой тахте и принялся ждать Ваську. Но тот не спешил предстать перед своим хозяином. Под домом копошились соседки, в спальне шушукались Гапка и Светуля, и по улице то и дело проезжали машины, которые не только шумели, но еще и светили сквозь жидкие занавески мощными фарами. В довершении всего тикали настенные часы, которые отмеряли, сколько еще часов ему, Голове, ходить в начальниках. Василию Петровичу даже захотелось часы остановить с помощью ловко запущенного кеда, но он вспомнил, что слишком устал, чтобы ругаться с Гапкой, которая сразу же, по причине сварливого характера, устроит скандал, если он укокошит часы. И сдержался.
Но вот часы бьют полночь. Соседки замерли, из спальни доносится такой храп, словно там спят не две девушки, а рота солдат. Фары уже не слепят его, и он может спокойно заснуть. Но что это? Зеленое пятно, еще более унылое, чем депрессированный Тоскливец, появляется у его изголовья.
– Ты зачем притащил вяленую акулу? – слышит он у себя в ушах занудливый голос бывшего кота. – Убийца.
– Васенька! – вскричал Василий Петрович, который ожидал чего угодно, но только не такой чудовищной несправедливости. – Это же не акула была, а осетр. Никто у нас акул не вялит. Уж можешь мне поверить. А я просто хотел тебя рыбкой порадовать. Вот, думаю, заглянешь на огонек и поешь в охотку.
– Врешь, – грубо ответил Васька бывшему хозяину, – ты не мог знать, что я ожил. Я ведь только сегодня нашел наконец гнома. Значит, ты просто хотел меня приманить для каких-то своих, как всегда, гнусных и своекорыстных целей. Иначе бы я снова услышал: «Васька, брысь!» вместо «Васеньки». «Васенька» – это ты. Отъедаешь пузо у Галочки на дармовщину, а голодный кот пусть питается холодным ветром. Тебе начхать. Так что тебе, убивцу, от меня понадобилось?
Василий Петрович молчал. Он не ожидал, что у призрака Васьки такая интуиция. И что тот видит его, венец эволюции, насквозь.
– Братцы, да что же это такое? – в отчаянии сам себе забормотал Голова. – Как же это так?
И чуть громче сказал.
– Да ничего, Васенька, мне от тебя не нужно. Просто я по тебе соскучился, по тому, как ты мурлычешь, как трешься об мою ногу, как норовишь заснуть у меня в ногах таким маленьким, уютным комочком. Вот и все.
Надо сказать, что Голова лгал, спасая свою шкуру, изо всех сил. А так как артистических способностей он никогда не проявлял, то убедительная ложь далась ему нелегко и на лбу у него выступила испарина.
Но Васька по своей закоренелой наивности ему поверил, ведь какой кот не готов поверить в то, что хозяин, невзирая на определенные расхождения во взглядах и привычках, его все равно любит? И стал разговаривать с бывшим хозяином более дружелюбным тоном. А тот сделал вид, что ему очень хочется спать, но при этом стал задавать коту наводящие вопросы насчет соседок, а тот никак не мог понять, что Голове от него надо, и быстрее, чем он, обо всем догадалась подлая соседка, которая высунула из норы свою взъерошенную голову и заявила следующее:
– Ты, Васенька, ему не верь. Сволочь он и пакостник, и все, что ему нужно от тебя, так это выдурить из тебя то, как можно избавиться от нашего народа, потому как в противном случае ему в понедельник дадут пинок под зад. Вот почему ты вдруг стал Васенькой, и для того он подложил тебе акулу, чтобы ты снова отправился на тот свет – живой ты ему и даром не нужен. Тайна ему нужна, наша тайна, но ты ведь не выдашь ее, о верный и благородный кот? Ты не пойдешь на поводу у того, кто заставлял тебя служить, извини, как собаку, за каждую селедочную голову, а потом, когда тебя мучила жажда, якобы по рассеянности забывал тебе налить воды в блюдечко и ты вынужден был, как кот-простолюдин, пить воду из грязных луж. И это твоим таким розовым и чистым язычком!
Подлая сатанинская образина так ловко смешала ложь с правдой, что перещеголяла даже Гапку. Положение у Головы было теперь критическое.
– Ты не слушай эту дрянь – ведь тебе, философу, не пристало слушать даму с помойки, то есть крысу, которая воспринимает книгу как нечто такое, что можно в случае крайнего голода сожрать. И она подло лжет о том, для чего я принес эту голову, – попробовал было оправдаться Василий Петрович. Но бывший кот был не готов его слушать.
– Не напоминай мне про нее! – вскричал несчастный призрак Васьки. – Я теперь уже все знаю. А я то уже было поверил… Горе мне! Всю жизнь среди жадных, неблагодарных людей, которые скорее заживо съедят тебя сами, чем вкусно и сытно накормят, чтобы наслаждаться потом урчанием, которым мы, коты, благодарим добрых хозяев. Но как мне, несчастному, не повезло! Отвратительные хозяева! А когда я наконец нашел гнома, они опять прикончили меня! Да я так превращусь в посмешище среди привидений. И котов. Шутка ли сказать – то одно, то другое. И я уйду, уйду в четвертое измерение и буду печальный и одинокий блуждать среди далеких звезд и только изредка посылать на Землю изумрудно-зеленые лучики, чтобы они напоминали тем, кто меня здесь любил, о моей трагической судьбе.
Васька разрыдался.
А Василий Петрович лихорадочно просчитывал свой следующий ход.
– Милый тезка! – вскричал он. – Не верь подлым крысам. Лучше скажи, как нам от них избавиться, и мы всем селом поставим тебе памятник возле присутственного места и будем возле него тебе на радость приносить в жертву копченую селедочку и парное молочко.
Призрак облизнулся. Мысль показалась ему интересной.
– Да толку тебе от этой селедочки! – раздался из норы свежий девичий голосок. К тому же где гарантия, что он не притащит туда опять акулью голову, которая сожрет и памятник?
Подлая соседка преднамеренно испортила момент примирения.
– Не нужен мне памятник! – Васька опять прислушался к словам из норы. – Зачем мне парное молочко, если я могу о нем только мечтать? Если хочешь, чтобы я открыл тебе великую тайну, – гнома давай. Раздобудь мне гнома. И я расскажу тебе, как избавиться от самозванок.
– Подлое, зеленое, бесполое облако-кастрат, – донеслось из норы. – Как же, найдет он тебе гнома, найдет!
И из норы раздался отвратительный хохот.
А у Василия Петровича кружилась голова, хотя он и лежал на хорошо ему знакомой тахте и под своим старым одеялом. Это же – шутка сказать! Гнома! Да ведь этого самого гнома ищи-свищи!
– Я тебе совет дам, – вдруг сказал Васька. – Я там у них, у гномов, кое-что подслушал. Они собираются музей ограбить. Тот, что в Музейном переулке. И Мефодий завтра ночью будет там. Дай мне шанс, и я дам его тебе. А иначе избавляйся от них как хочешь! А в субботу, если мне не удастся разыскать тебя возле музея, я приду к тебе на киевскую квартиру, а ты придержи для меня Мефодия в клетке для морской свинки. Я оживу и тебе сразу все расскажу.
– Лады, – солгал Голова. – А сейчас ты не можешь сказать? А гнома я тебе все равно словлю.
Но Васька, по известным причинам, не был склонен верить своему бывшему хозяину на слово. И поэтому он беззвучно исчез. А соседка забылась тяжелым предутренним сном, и только яркое сияние луны норовило нарушить то отдохновение, которое так щедро дарует нам богиня-Ночь.
А Галочке в эту ночь не спалось. Она ходила из комнаты в комнату и ждала Васеньку, все еще надеясь на то, что он не останется у Гапки. «Ну как он, наконец, не поймет, что Гапка ведьма, – думала Галочка. – Ведь она уничтожила его нервную систему, он стал совсем стариком, но ей все мало – она хочет завладеть его душой. А может быть, она потому и молодеет, что впитывает в себя чью-то жизненную силу? Ведь пенсионерка не может выглядеть, как двадцатилетняя девушка. Что-то здесь не так. И каким это образом к ней вернулась ее красота? Она ведь действительно красива. И волосы у нее, и ножки, и грудки, и кожа… Будь проклята человеческая кожа! Уж лучше бы мы, как змеи, были покрыты чешуей. Сбрасывали бы ее и были бы вечно молоды. В конце концов, чем чешуя хуже кожи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26